Мои женщины

Конечно, я сказал, что художник и что специально приехал ради икон, так как мечтал увидеть творение Рублева в подлинниках. И тут этот монах предложил рассказать о них!

Как же я теперь жалею, что был так молод и что не подумал хотя бы записать или запомнить то, что этот человек нам рассказал. Когда мы вышли уже на улицу рассказанное долго не отпускало. Я, конечно, знал о Рублеве, о его иконах, а тут вот они хоть потрогай и не просто видишь, но тебе рассказывают сюжет каждой из них. Это было потрясающе, не верилось, что ехал в обычный лес, а попал в зал чудес. Два часа прошли, и мы направились в церковь, где уже было полно людей.

– Держись за сумку, я постараюсь пробиться вперед – сказал я Маше.

Вокруг тихо говорили, всё слышалось – Пимен, Пимен.

Сумка была большая, спортивная, так как мы шли не в церковь, а в лес и я как ледокол раздвигал впереди стоящих людей, а вцепившиеся в Машку старушки, как прилипалы к акуле, оказались вместе с нами в непосредственной близости к алтарю. Стоял тихий равномерный гул, запах ладана и сплошные белые платочки старушек богомолок. И вдруг, какое-то шевеление. Вышли одетые в расшитое золотом одеяние священнослужители и стали раздвигать присутствующих в стороны, образовав, как бы коридор от алтаря до входа. Нам повезло мы оказались в первом ряду с левой стороны коридора. Какая-то старушка все пыталась меня выдавить назад, но куда там ей, она стучала по моей спине кулачком и приговаривала «У, Ирод»! Убедившись, что, Маша рядом, повернувшись, выдернул бабку из-за спины и поставил перед собой, благо она была почти по грудь, вид не загораживала, но сколько у неё было на лице радости и счастья, сколько она извинялась за Ирода и причитала, что, Маша просто королева.

Вдруг, с клироса или откуда-то сверху послышалось пение. Сказочное, небесное звучание высоких голосов было столь мелодично, что другого слова, как божественно, подобрать невозможно.

Из-за алтаря стала выходить процессия, сначала вряд шли четыре человека в расшитых золотом ризах, среди них был и Патриарх Пимен, за ними четверо в черных ризах, по краям шли молодые, видимо семинаристы, с толстенными свечами в руках. Они прошли до середины освобожденного коридора и повернулись к алтарю лицом, все вокруг молились.

Учтите, это было время закоренелого СССР 1971 год, время, когда на пасху по церквям проходили облавы (я имею в виду Грузию). То, что я видел тогда в Загорске, было как бы прикосновение к чему-то запретному, разрешенному именно в тот день, не понятно по какой причине!

Я не знал, что был за церковный праздник, но, кажется, это была первая служба Патриарха в этом звании, а может я и ошибаюсь. Сначала пели на хорах, что-то в честь патриарха, потом хор умолк и Пимен стал петь как бы в ответ. Служба была долгой, но стоило того, она была бесподобной! Я получил такое удовольствие от увиденного и услышанного, что просто не мог говорить, а бабка, которую оказывается постоянно держал за плечи, повторяла «Спасибо сынок, спасибо сынок» и при этом молилась. Маша сокрушалась, что живет рядом, а никогда такого не видела.

Ехали домой, почти молча, а приехав, как сговариваясь, ни о чем не рассказывали, не хотелось.

На следующий день, в Москве из-под полы (было такое тогда) купил набор из 12 пластинок церковного песнопения в исполнении Болгарской оперы. Чудесные были пластинки.

А девочке – как всегда

Время пролетело быстро. Вечером, перед отлетом домой, собрались все. Было весело, говорили тосты, сестрички намекали на следующее лето, на битву за картошку, на баньку, дрова и грибочки. На Машу, было жалко смотреть, хотя внешне она и была весела, однако глаза выдавали все. Маша была на взводе.

Наверное, впервые в жизни я чувствовал странное состояние, не то, неловкость, не то что-то вроде вины, не понятно за что? О «бане» и «рубке дров» не знали только мужья сестер, тут все было как бы в норме и о какой-то неловкости речи не было, наоборот, какая-то бравада присутствовала, а вот относительно Маши было как-то очень волнительно. Я хорошо помнил о нашем уговоре, но её целомудрие как-то давило на уверенность, стоит это делать или нет. Уж больно все это деликатно, непонятно с какой стороны и как подступиться, чтобы и не унизить, и не обидеть, да и уверенности нет, что все будет именно так, как ожидается.

Я вышел покурить на веранду. Маша подошла ко мне и как-то слишком серьезно на меня посмотрела, потом тихо, опустив глаза, сказала:

– Юра, ты не забыл свое обещание? Я хочу тебя, и эта ночь должна быть нашей. Бабушка в курсе и будет спать у Кати.