Реализаты

Пространство за пределами дома было сумрачно, туманно и прохладно. Мэтт был одет в толстый шерстяной свитер, а Ая – в лёгкую голубую кофту. За спиной у неё болтался рюкзак со всякой всячиной.

– Гррррррррр… – даже не прорычало, а прошло крупной дрожью по земле, по ногам и по позвоночнику. – Гррррррррррр…

– Ой! – слегка струхнул Мэтт.

Туман колыхался и густел. Клоки его плыли среди мохнатых зелёных домов и звёзд, пряча от глаз и то, и другое.

Ая прижала палец к губам, показывая: тихо!

Мэтт кивнул, моргнул и остолбенел одновременно: где-то на краю видимости проплыла огромная башня, и он понял, что это – чья-то нога. Потом послышался шорох, и внизу вокруг его ног заволновалось целое море маленьких белых хвостатых существ.

Существа эти совсем не обращали на Мэтта внимания, тела их были чуть плотнее висящего над головой тумана, и они спешили туда же, куда только что проплыла башня.

Мэтт нагнулся и коснулся белой спинки одного из них, – к его удивлению, шерсть оказалась снегом, и там, где только что дотронулся его палец, по спине у зверька расползлось протаявшее пятно. Зверёк в ужасе пискнул и бросился наутёк.

Мэтт поднял голову и увидел, как на краю видимости проплыла вторая огромная башня.

– Ая, не пугай Мэтта, – раздалось из открытого дома.

– Мама, я не боюсь, – прошептал мальчик и повернулся к Ае: – А куда мы идём?

Ая показала двумя пальцами на глаза, потом вперёд, а потом сложила ладони домиком: смотреть на дом.

– Обманем гравитатор? – шепнула она, наклонившись к самому уху Мэтта, и подмигнула.

– Да!

– Тогда держись, – она легко дунула Мэтту в ухо, и воздух вокруг мальчика заколыхался густым холодным киселём, зашуршал, загудел и оформился в целую тучу больших мохнатых белых шмелей, которые подхватили его за свитер, за широкие брюки и понесли вверх.

Ая усмехнулась, за её плечами развернулись прозрачные крылья, она легко подпрыгнула и устремилась вслед за белой шмелиной стаей.

Гравитатор представлял из себя хитрую ажурную конструкцию в самом зените колоссальной стектонитовой полусферы: сравнительно небольшая активная зона, окружённая системой регулирования цепной реакции, радиационная защита, ореол отражателей и целая паутина тонких гравитофорных направляющих из беррилида ниобия.

Между центром паутины и высшей точкой прозрачного купола, в ячеистом невесомом ядре большим серебристым пауком сидел генератор Бибича, а по её внешнему периметру – между крайними направляющими и внешним куполом – была устроена целая «пешеходная» зона, тонкий стектонитовый коридор.

Именно его и имела в виду Ая, когда говорила «смотреть на дом».

Строго говоря, пешеходным коридор не был. Будучи расположенным снаружи от гравитофоров, он оставался в гравитационной «тени» и ходить по нему было нельзя. Зато и падать было нельзя. Мэтт, чуть ли не насильно втиснутый в прозрачную трубу коридора и брошенный там на произвол судьбы, распластался лягушкой и плавал теперь от стенки к стенке в состоянии глубокой эйфории.

Его нельзя было удивить ни звёздами, ни туманностями (звёзды на Альфе и так были большими, а туманности яркими), но то, как выглядит его маленький мир с такой высоты, он видел впервые.

– Смотри, Ая! – заворожённо прошептал он. – Какая Альфа маленькая!

– Да, солнышко. Альфа у нас небольшая. Зато какая красивая…

– Да! Да! – опьянело кивал Мэтт. – Вон там – видишь?! – большая лужа! Это Низина! А белые пятна возле неё – это туман! А вон тот белый холм – это тот, кто ходил мимо меня большими ногами! Ая, это кто?!..

– А… Это никто, – засмеялась девушка. – Это форма такая. Она скоро растает. Смотри: гребень у неё на спине уже расползается. А всё потому, что я от неё далеко, а от этой штуки, – и она показала рукой в сторону серебристого паука Бибича, – близко.

Реализаты – счастливые люди, думал Мэтт, потому что никогда никого не боятся.

Сам он не был реализатом, – сам он был маленьким семилетним мальчиком, болтающимся в чёрной бесконечности, и поэтому боялся.

Впервые в жизни его дом показался ему хрупким и ненадёжным. Земля, висевшая влажным сине-зелёным шаром во мраке тут же, по соседству, выглядела куда более основательно.

– Ты была там когда-нибудь? – тихо спросил он у парящей рядом сестры.

– Я родилась там, – откликнулась Ая. – И жила до тех пор, пока они не отправили меня сюда.

– Зачем?

– Они боятся нас, Мэтт. Рядом с нами они чувствуют себя бутафорским бумажным камином, в котором разведён самый заправский огонь.

– Огонь? – мальчик удивлённо и наивно перевёл на неё взгляд. – Ты шутишь?

Ая покачала головой: нет.

– Они просто ничего не понимают!

Да, кивнула она, не понимают.

– Я никогда не думал, что ты похожа на огонь, – заявил Мэтт. – Я считал, что только таким и должен быть человек. Не уметь всё, нет. Думать так, как думаешь ты. Любить, видеть, не бояться.

– Просто у них там очень много условностей, – Ая совсем по-детски дохнула на отделявшую их с Мэттом от открытого космоса прозрачную стектонитовую поверхность и на затуманенном пятне пальцем нарисовала улыбающегося енота. – Вся их жизнь построена на условностях. Они рождаются в условностях, живут в них и в них умирают. Они боятся перемен, потому что не успевают за ними.

– Но они не видят самого интересного!..

Да, кивнула она, не видят. Да, самого интересного.

– Ты знаешь, Ая, ещё пять минут назад мне хотелось туда намного больше, чем сейчас, – вздохнул Мэтт. – Но всё равно я бы хотел там на многое посмотреть. Например, на то, как живёт Бенжи.

– Но ты и так знаешь, как живёт Бенжи, – улыбнулась Ая. – Вряд ли ты увидел бы там что-нибудь новое. Бенжи спит в машинном отделении. А ты там был. Бенжи видит во сне интернет. А там ты тоже был.

– Да, – согласился мальчик. – Был.

– Но, если хочешь, я расскажу тебе о людях, которые там живут.

– Хочу, – сказал Мэтт.

Он подплыл к стектониту, рядом с нарисованным енотом надышал второе пятно и нарисовал на нём двух человечков, держащихся за ручки.

– Расскажи.

– Если считать реализата единственно нормальным человеком, то можно сказать, что люди, которые там живут, все до единого имеют психические отклонения от нормы, – сказала Ая. – Они постоянно требуют друг от друга пристального внимания и особого подхода. Они не в состоянии проверять и исправлять свои действия в соответствии с условиями окружающей их реальности. Они не контролируют своих болезненных переживаний, и у каждого из них в запасе имеется хотя бы один параноидный симптом.

– Какой симптом? – не понял Мэтт.

– Параноидный. Они не умеют договариваться сами с собой и поэтому считают, что и с другими нельзя договориться. И чем меньше они любят друг друга, тем больше оправдываются их подозрения по поводу всеобщей нелюбви.