Fake you

Звон бокалов сливается с гулом, звенящим в ее голове. Ее – Викторию Гордон – повысили! Повысили до должности руководителя самого крупного рупора пропаганды – Патриотического медиахолдинга – нового будущего журналистики и кибервойн. Душа, проданная дьяволу, получила все, о чем мечтала. Чего теперь она может желать? Но вместо ликования ее пожирает чувство неопределенности. Все случилось слишком внезапно, сумбурно, не по плану… Что еще она может сказать в оправдание неготовности нести терновый венок, который она сама на себя водрузила? Ах, какого черта все эти недовольные мысли крутятся в ее голове! Она самый счастливый человек на свете! Разве что несколько десятков… Сотен… А может, и тысяч… Да какая, к черту, разница, сколько там этих жизней, гниющих на обочине или в тюрьме! Разве может хоть что-то омрачить ее восхождение на трон? Не-е-ет, это вовсе не совесть гложет ее. Ее – как и всех несогласных – она давно и безжалостно задушила. Этим паршивым, несмолкающим чувством является страх пред расплатой за содеянное.

Тающий за окном снег перешептывает журчание радиоприемника, но не может заглушить ее мысли. Она считает уличные фонари и ловит в окне отражение изумрудных глаз и безмятежной улыбки. Всего несколько уколов ботокса и регулярный прием анксиолитиков сегодня из любого сделают Мону Лизу.

На Садовой-Каретной машина встает в пробке. Радио вещает полночь. Нерадивые рабочие укатывают в асфальт очередной миллиард из госбюджета. За окном зловещий вид на долгострой, словно осьминог, раскинувший свои щупальца над городом. Стройка тянется второй десяток лет и с каждым возведенным блоком напоминает собой то пирамиду Хеопса, то нью-йоркский небоскреб тридцатых, то карикатуру сталинской высотки. Облик здания вызывает страх и недоумение, но, видимо, именно эти чувства и были задуманы автором.

Перед ней любимый город – истерзанный и разграбленный ненасытными начальниками. Но зачем думать о том, что она не в силах изменить? С ней или без нее абсурд будет продолжаться, а значит надо брать от жизни все, что можешь!

– Я приготовила для нас сюрприз, – ее глаза загадочно щурятся. – Не знаю, что нас ждет, но мы едем туда, где никогда не восходит солнце…

Самодовольно вкушая ананасы и запивая шампанским, Вики наслаждается пошлостью сего момента. Несколько минут взгляд Ульяны растерянно блуждает между водителем и дорогой, в то время как руки машинально отыскивают в сумочке портсигар.

– Ты серьезно? В тот самый клуб, что недавно открыли? Черт возьми, я наслышана об их концепции, но платить за вход штуку баксов… – с клубом дыма она выдыхает разочарование. – Но почему? Почему ты такая упрямая? Сколько раз я говорила, что журналистские корочки почти как депутатские…

– Открывают любые двери и бла-бла-бла, – с блаженством в голосе подхватывает Вики. – Конечно, если это правительственные СМИ. Внезапным рывком она припадает к Уле так близко, что ощущает губами напудренную бархатистость ее кожи: – Признайся, неужели тебе никогда не хотелось заплатить за мужика и затрахать его до изнеможения?

Какое-то время Уля растерянно вглядывается в собеседницу, терзаясь, что? так неестественно светится в ее глазах – свет уличных фонарей или внутреннее безумие. Но та как ни в чем ни бывало продолжает бесстыдно шептать:

– Ведь трахать кого-то и позволять трахать себя – это как обладать чем-то и делать вид, что обладаешь.

– Кажется, твоя любимица Кей Гонда нервно курит в сторонке… – остроумничает блондинка. – Однако ее безумие существует лишь на страницах книги, в то время как ты произносишь это здесь и сейчас. И нет, мне никогда не хотелось заплатить за мужика. Предпочитаю, чтобы трахали меня. Главное – занять удобное положение.

– Бери все и не давай ничего – в этом мы с тобой и похожи! – нервный смех Вики заглушает звон бокалов. Жадно затягиваясь сигаретой из рук Ули, она извлекает из клатча, выполненного Стеллой Маккартни из отменного заменителя кожи, две бархатные повязки цвета лунной ночи. – Если бы ты только знала, как я устала от неотесанных малолеток, жиголо и стриптизеров. Иногда так хочется настоящего, неподдельного чувства… Секс ради денег – самое дешевое и доступное развлечение в наше время. Секс ради удовольствия – ощущение куда более редкое. Идея же клуба как раз и заключается в том, что, оплачивая вход, мы получаем доступ к себе подобным. По крайней мере по социальному статусу. Что, в свою очередь, дает какую-никакую надежду на искренность намерений оппонента.

– Ладно-ладно, убедила! – заливаясь хохотом, Уля выбрасывает окурок на проезжую часть и завязывает глаза себе и Вики. – Но будет забавно, если под одной из масок ты встретишь там Давида. Он был на открытии клуба и делился весьма лестными впечатлениями.

– Не сомневаюсь, что без его участия не открывается ни один бордель в округе… – почти равнодушно замечает она, если не считать испепеляющего взгляда в отражении зеркала заднего вида.

Тем временем за окном автомобиля проплывают одиннадцать хрустальных витиеватых стрел, выпущенных в небо рукой человека. Как недосягаемые звезды, на них сверкают золотые таблички самых проворных финансовых воротил. Где еще, как не в этом раю, следовало открыть клуб, в котором, как предполагалось, сливки общества будут предаваться сексуальным утехам?

Идея клуба заключается, прежде всего, в гарантии «без последствий». Чтобы стать его членом, надо обладать не только внушительными суммами на офшорных счетах, но и получить личную рекомендацию от его основателя и владельца лучших развратных заведений в городе – Аркадия Скорикова. Все гости, а также номера, отведенные под утехи, тщательно проверяются на звуко- и видеозаписывающие устройства. Любое разглашение информации с подобного рода вечеринок карается разбитой репутацией и табу на посещение всех сколько-нибудь приличных мероприятий. И хотя предполагается, что участники должны скрывать лицо под масками, те, у кого дело доходит до сближения, впоследствии нередко узнают друг друга на деловых переговорах или светских раутах. Зачастую идя под руку с мужем или женой, что, впрочем, весьма редко мешает им обмениваться многозначительными взглядами.

Автомобиль плавно въезжает в гараж. Транспортный лифт предлагает выбрать путь дальнейшего следования. Водитель нажимает на единственную кнопку, не имеющую названия, но изображающую, по задумке автора, нечто, что поглощает солнце. Лифт бесшумно трогается вниз.

Мысль отметить вакханалией свое недавнее повышение пришла в голову Вики, когда она разбирала стол, заваленный бумагами ее предшественника. Напиться и забыться – лучший способ сбежать от паники и отчаяния, охватывающих ее перед мыслью, что сегодня вечером ей вновь предстоит остаться наедине с собой. Конечно, если не считать двух кошек. Через пять минут она звонила Уле, а через пятнадцать встречала с водителем у ее дома.

Поэтому сейчас на ней был надет весьма строгий костюм с завышенной талией и укороченный жакет кораллового цвета. Покачиваясь от количества выпитого, но все еще вполне уверенно для двенадцатисантиметровых каблуков, она шагает по направлению к строгим секьюрити.

– Нас пригласили, – предъявляя чек на дисплее телефона и не дожидаясь ответа, она проскальзывает сквозь парочку качков. С неприступным видом за ней семенит Ульяна. Этот способ – уметь изобразить на лице особое пренебрежение – срабатывал даже в те времена, когда она одевалась исключительно на распродажах и в магазинах Zara. Теперь же, когда ее дневная зарплата приравнивается к той, что охрана на входе зарабатывает за месяц, играть больше нет нужды. Маска и есть ее истинное лицо.

За железной дверью и вельветовой портьерой скрывается клуб в стиле дорого обставленной квартиры. Вместо привычных столиков и барной стойки перед ними предстают комната за комнатой, декорированные бордовой мебелью, антикварными стеллажами, шкурами экзотических животных и современным искусством без особого содержания. Безвкусную идиллию дополняют приглушенный свет и не слишком громкая музыка от модных диджеев.

– Количество пингвинов впечатляет! – провожая любопытствующим взглядом костюм Tom Ford и экстравагантную маску из павлиньих перьев, самодовольно замечает Уля. – Не так многолюдно, как в обычных заведениях, но, кажется, выбрать будет из чего…

Вики морщится и запивает еще одно разочарование бокалом включенного в счет «Дом Периньон». Пока она вальяжно прогуливается из гостиной в библиотеку, а из библиотеки в сигарную и далее по бесконечному коридору, ей становится все очевиднее, что публика собралась здесь хоть и отборная, но весьма типичная для московских нуворишей. Другими словами, псевдоэлита, разбогатевшая на нефтяных долларах, грабеже собственного населения и откатах, но так и не ставшая ни на йоту ближе к интеллигенции, ненавистной и расстрелянной их прадедами век назад. В ответ американским преппи, поколениями предпочитающим неброский шик вроде Tommy Hilfiger, Brooks Brothers и Ralph Lauren, наши тоже себе не изменяют, выбирая Louis Vuitton, Gucci и Dolce & Gabbana. И если кто-то наивно полагает, что двухтысячные с их силиконовыми сиськами, губками-уточками и безразмерными логотипами канули в лету, здесь с порога может убедиться в обратном.

«Ну разве не честь для девочки из ниоткуда стать героиней бала-маскарада?» – уговаривает она себя, вальяжно покачивая бедрами в такт музыке. Идеально вышколенный персонал в униформе из домашних тапочек и халатов предусмотрительно не дает опустеть ее бокалу. Так что, изрядно подобрев, она отмечает, что заведение вполне неплохо держит марку. Конечно, если не считать парочки молодых людей, в том числе неопределенного пола, что вполне скромно держатся в сторонке на случай, если кому-нибудь не хватит пары. Не в силах сдержаться про то, как их и здесь наебали, – обещая бескорыстного секса, а на деле подставляя заранее проплаченных пустышек, – она разыскивает глазами Ульяну, но той и след простыл. Похожая на нее блондинка кружит на танцполе в объятиях мужчины средних лет с вполне сносным животиком и на удивление удачной пересадкой волос. Впрочем, за пеленой алкоголя ей становится все труднее различать объекты под масками. Забыться обо всем и предаться вакханалии – ее единственная цель на сегодня! Однако ни один из галстуков, попытавших счастье угостить ее бокалом, не впечатлил ее настолько, чтобы она добровольно дала свое согласие.

Очередную настойчивость проявляет долговязый в маске Арлекина. Бесцеремонно обнимая ее за плечи, он ставит на себе крест.

– Молодой человек, пока я не настолько пьяна, чтобы провести этот вечер в вашей компании. Будьте добры с достоинством принять мой отрицательный ответ, – бросает она леденящим тоном ему в лицо.

– А по-моему, ты слишком высокого мнения о себе, крошка… – над ее ухом скрипит ухмылка и пальцы рук норовят сорваться к ней в декольте. – Уж не думаешь ли ты, что в оперу пришла?

Происходящее вызывает в ней отвращение, и не в последнюю очередь к самой себе. И что она только забыла в этом чулане снобов? А ведь могла бы нанюхаться кокаинчика, вызвать на дом интеллигентного студентика бисексуала из элитных эскорт-услуг и развлекаться всю ночь в свое удовольствие! Но протоптанные дорожки не про нее… Она вечно жаждет чего-то неизведанного. И вот, пожалуйста, над ее затылком висит отравляющий микс из виски и убойных сигар. Еще доля секунды, и бокал полетит ему в лицо, но внезапно долговязый отстраняется. Позади него стоит широкоплечий мужчина без маски.

– Леди не пристало повторять дважды, – его голос звучит непоколебимо, как сталь. – Но если отказ неочевиден, я могу повторить.

– А ты охранник, что ли? – бормочет долговязый, оценивая размеры угрозы и пятясь назад. – Да ну ее, ненормальную…

Глаза цвета теплой лазури сканируют ее от кончиков пальцев до кончиков волос. Нет, он не раздевает ее, как ей, возможно, хотелось бы. Он нагло шарит по закромам ее души.

– Вы так медленно работаете, что сложно понять, откуда у заведения столь высокий прейскурант…

Она пьяна, но отнюдь не настолько, чтобы не различать, что перед ней стоит вовсе не охранник. Но ее принцип строить разговор со сложным собеседником состоит в том, чтобы непременно ударить по его самооценке. Как она полагает, перед ней один из таких редких экземпляров – хладнокровный, уверенный в себе и к тому же наверняка садист.

– Как вам будет угодно, милая леди, – учтиво кланяясь, он делает шаг назад, давая понять, что не намерен отягощать ее вечер своим присутствием.

Вызов принят. Манящей походкой она следует за ним.

– Но где же ваша маска? – как можно равнодушнее интересуется она, жадно поглощая детали его образа.

Оксфорды Church's, брюки из тончайшей итальянской шерсти, закатанные манжеты рубашки, в одной руке перекинутый через плечо пиджак, в другой – стакан с чистым виски. Все это можно назвать скучной джентльменской классикой, если бы не очевидные манеры бунтаря, где учтивость и стать граничат с принципиальной пренебрежительностью к устоям в обществе.

– Мне нечего скрывать, – его спокойный тон только подтверждает ее догадки.

– Неужели? – ее взгляд не отпускают его руки, под напором которых кажется, что стакан разлетится на осколки. Она представляет, как они могли бы ласкать и заставлять подчиняться ее хрупкое тело. – В вашем идеальном образе столько говорящих деталей, не хватает лишь одной, чтобы окончательно определить вашу рыночную котировку… Тик-так.

Его брови удивленно ползут вверх, пока он весь не превращается в лавину смеха.

– Может быть, они говорят за тех, кому больше нечего о себе сказать? Я же предпочитаю, чтобы за меня говорили мои поступки, а часовыми достижениями пускай гордятся их мастера.

Такая самоуверенность заставляет им любоваться. Он говорит не против нее, но против штампов, которые она безуспешно пытается на него повесить.

– Весьма громкое заявление, учитывая, что в округе мне известны все сколько-нибудь приличные финансисты, юристы и нефтяники… – присаживаясь за будуарный столик, она склоняется над ним и шепчет лишь губами: – А вот ваше лицо я и мельком не припомню на страницах даже самых захудалых интернет-газетенок.

– Я в городе недавно, – замечает он добродушно и с некоторой паузой. – Но полагаю, вы еще услышите обо мне.

– Предупреждаю: с женатыми я дел не имею, – скороговоркой произносит она то, с чего обычно начинает вечер с заданной целью.

– Я никогда и не был.

Едва уловимая улыбка скользит в уголках его рта. В ушах громыхают басы, на соседней софе предаются оргии, но между ними все так же висит тишина. Она дает ему минуту, затем две, но ожидаемой кульминации не наступает. Он продолжает испепелять ее выжидающим взглядом даже тогда, когда она допивает последний глоток вина.

– И вы не желаете угостить меня бокалом? – не скрывая раздражения бросает она, словно пощечину, когда в одно мгновение ее запястья оказываются у него в руках.

– А чего бы вы желали на самом деле?

Такая дерзость заставляет ее содрогнуться.