Сказания Земноморья

Она очень медленно, ощупью пошла к двери. Теперь это была комната Терру, а раньше – комната детей Тенар. Детская. Именно поэтому дверь в ней с внутренней стороны не запиралась. Чтобы дети, заперевшись изнутри, не могли испугаться, если запор вдруг не откроется.

Совсем недалеко, за холмом, за садом, спят Шанди и Чистый Ручей. Если она закричит, то Шанди, возможно, услышит. Если она откроет окошко в спальне и громко позовет на помощь… или если разбудит Терру, они выберутся через окошко в сад и побегут что есть силы… но эти негодяи там, прямо под окном. Ждут.

Больше она вынести это ожидание не могла. Не могла вынести того леденящего душу и тело ужаса, который лишал ее способности двигаться. Тенар в ярости бросилась на кухню – перед глазами плыл красный туман, – схватила длинный острый мясницкий нож, с размаху отперла засов и остановилась на пороге.

– Ну, подходите! – сказала она.

Не успела она это сказать, как послышался какой-то странный вой, чье-то тяжелое дыхание и кто-то из мужчин завопил:

– Эй, смотрите, смотрите! Осторожней!

Потом крикнул второй:

– Сюда! Сюда! Ко мне!

Потом воцарилась тишина.

Свет из распахнутой двери сделал видимыми черные замерзшие лужицы, блестящие черные ветви дубов и серебристые опавшие листья. Взор Тенар прояснился, и она увидела, что по тропе прямо к ней ползет на четвереньках какое-то темное существо или привидение – ползет и то ли стонет, то ли воет. Где-то на границе света и тьмы мелькнула темная фигура, сверкнули серебром длинные лезвия ножей…

– Тенар!

– Стой там, где стоишь! – сурово сказала она, поднимая нож.

– Тенар! Это же я – Хок, Ястреб!

– Стой где стоишь, – повторила она.

Быстрый и ловкий человек в темном одеянии застыл рядом с тем существом на тропинке, что теперь лежало без движения. Видно было все-таки плоховато, она с трудом различила вроде бы знакомое лицо, вилы с длинными зубьями, воздетые вверх… Словно посох волшебника, подумала вдруг она. И спросила:

– Это ты?

Он уже опустился на колени возле темной фигуры на тропе.

– По-моему, я его убил, – сказал он. И, оглянувшись через плечо, поднялся на ноги. Других бандитов не было ни видно, ни слышно.

– Где они?

– Убежали. Помоги мне, Тенар.

В одной руке она по-прежнему сжимала нож. Другой подхватила под мышку того человека, что лежал на тропе. Гед поддерживал его с другой стороны, и они вместе потащили его по ступенькам крыльца в дом. Положили на каменный пол в кухне. Кровь бежала у него из пробитой груди и живота, словно вода из прохудившегося кувшина. Из-под верхней губы выглядывали оскаленные зубы, глаза закатились под лоб.

– Запри дверь, – сказал Гед, и Тенар заперла дверь.

– Простыни в шкафу, – сказала она, и он вытащил одну и разорвал на бинты, которыми она бесконечно долго обматывала грудь и живот раненого. Три зубца вил из четырех со всего размаху вошли в его плоть, и из трех дыр теперь кровь текла ручьем; бинты промокали все время, пока Тенар бинтовала его, а Гед поддерживал за плечи.

– Что ты здесь делаешь? Ты пришел вместе с ними?

– Да. Но они об этом не знали. Больше ты, пожалуй, уже ничего для него сделать не сможешь, Тенар. – Гед тяжело опустил бесчувственное тело на пол и сам сел рядом, тяжело дыша и вытирая потное лицо тыльной стороной окровавленной ладони. – Мне кажется, я его убил, – повторил он.

– Может быть, и убил. – Тенар смотрела, как на плотной ткани, которой были перебинтованы тощая волосатая грудь незнакомца и его живот, увеличиваясь, расплываются яркие красные пятна. Она встала и вдруг пошатнулась: резко закружилась голова.

– Садись поближе к огню, – сказала она Геду. – Ты, должно быть, смертельно продрог.

Она не понимала, каким образом ей все-таки удалось узнать его в темноте. Наверное, по голосу. Он был одет в неуклюжую уродливую зимнюю куртку из овчины мехом внутрь, какие носят пастухи, и в вязаную пастушью шапку, низко надвинутую на лоб; лицо его избороздили морщины; оно казалось совершенно измученным; волосы отросли и были теперь стального цвета. От Геда пахло древесным дымом, морозом и овцами. Его била такая дрожь, что он не мог этого скрыть.

– Иди поближе к огню, – повторила она. – Подложи-ка побольше дров.

Он повиновался. Тенар налила в чайник воды и повесила его на железную перекладину над самым огнем.

На юбке у нее была кровь, и она стала мокрой тряпкой стирать пятно. Геду она тоже дала мокрую тряпку – вытереть кровь с рук.

– Как это ты пришел с ними вместе, но они об этом не знали?

– Я как раз шел вниз, в долину. По той дороге, что идет мимо Ручьев Кахеды. – Он говорил как-то монотонно, тихим голосом, словно ему не хватало воздуха, а дрожь делала его речь совсем невнятной. – Услышал – кто-то идет сзади, ну и отошел в сторонку, в лес. Разговаривать с ними не хотелось. Не знаю почему. Что-то в них было не то. Я их боялся.

Она нетерпеливо покивала и села напротив, у очага, чуть наклонившись вперед и внимательно слушая; стиснутые руки ее лежали на коленях. Мокрая юбка холодила ноги.

– Когда они проходили мимо, я услышал, как один из них сказал: «Дубовая Ферма». После этого я уже от них не отставал. Один все время говорил… О девочке.

– Что же он говорил?

Гед помолчал. Потом наконец выговорил:

– Что он собирается забрать ее и наказать. А потом вернуться за тобой. Потому что это ты украла ее. И еще он сказал… – Гед снова умолк.

– Что он и меня тоже накажет?

– Они все об этом говорили. Ну… об этом.

– Тот человек не Ловкач. – Она кивнула в сторону раненого. – Это не…

– Он говорил, что она принадлежит ему. – Гед тоже посмотрел на раненого, потом отвернулся к огню. – Он умирает. Нам нужна помощь.

– Не умрет, – сказала Тенар. – Утром я пошлю за Айви. Остальные-то по-прежнему неподалеку – сколько их там?

– Двое.

– Если он умрет, то пусть умрет; если выживет, пусть живет. Никто из нас наружу не выйдет! – Она вскочила, подавляя новый приступ страха. – Ты внес в дом эти вилы, Гед?

Он показал – четыре длинных зубца светились в углу возле двери.

Тенар снова села у очага, но теперь уже начало трясти ее; ее колотило так, что зуб на зуб не попадал – как раньше было с ним. Гед потянулся над очагом и коснулся ее руки.

– Все теперь в порядке, – сказал он спокойно.

– А что, если они все еще там?

– Они убежали.