И я подумал, что нехорошо быть злопамятным. Тут мне самому надо учиться у Кыша. И правда, что не собаки виноваты, если они злые н неблагородные, а хозяева. Вон брат Рудика совсем другой человек, и Гера не рявкает, а хочет играть.
Я отпустил поводок, Кыш бросился к Гере, и не успели мы оглянуться, как у наших ног собаки подняли весёлую возню.
Гера рычала от досады и головокружения, когда Кыш, маленький и быстрый, носился вокруг неё и юрко проскакивал под животом. Но рык её не был злым.
Зато, выбрав момент, изловчившись, она лапой сбивала Кыша с ног. Он валился на спину, смешно дрыгал ногами, а Гера не давала ему подняться. И, по-моему, Кыш закатывался от хохота: ему было щекотно.
Они бы ещё долго играли, если бы мама не крикнула с балкона:
– Алёша! Кыш! Домой!
Мы с братом Рудика с трудом оттащили собак друг от друга, и я повёл недовольного, упирающегося Кыша домой.
36
У меня накопилось за день много вопросов, и я стал задавать их папе. Я спросил, что такое вакуум, который приснился папе этой ночью.
– Это пространство. Например, графин, из которого выкачали весь воздух, – сказал папа и взглядом пристыдил меня за то, что мне неизвестна такая простая вещь.
– А что осталось в этом пространстве, когда выкачали весь воздух? – спросил я.
– Ничего, – ответил папа.
– Как это – ничего? Ни одногошенького атома?
– Да! Представь себе – ничего! Пустота!
– Нет. Так не бывает! – заспорил я. – Вот выкачали мы воздух из графина. До конца. А что внутри? Ничего? Но я же его вижу! А раз я вижу это ничего, то, значит, он не ничего, а чего, потому что ничего увидеть нельзя! (Папа растерянно смотрел на меня.) Чем запутывать зря, сказал бы уж сразу, что вакуум – военная тайна и про это нельзя рассказывать.
– Да… вакуум – военная тайна, – сказал папа, ладонями сжав виски. – Но не государственная, а всемирная. Более того: это тайна Вселенной.
– И что же, мы её никогда не разгадаем?
– Вполне возможно, – сказал папа.
– А зачем же тогда учиться, если мы её никогда не разгадаем? – удивился я.
– Кто тебе сказал, что не надо учиться? – крикнул папа, вскипев, и на его крик прибежал, угрожающе рыча, Кыш. – Наоборот, надо учиться и учиться! Если бы человек не учился, мы бы жили не в кирпичном доме, а в однокомнатной пещере, без всяких удобств! Мы ходили бы в шкурах, а не летали бы на реактивных самолётах. И не смогли бы разгадать сотни тайн природы! Тебе это ясно? И таким лентяям, как ты, не удастся заставить человечество стоять на месте! Никто не позволит! Есть ещё вопросы?
– Кто такой Плевако? – спросил я, обидевшись, потому что не собирался заставлять человечество стоять на месте.
– Плевако был великим русским защитником, – сказал папа, успокоившись. – Он боролся с царскими судьями. Ясно?
– Ясно. А кто был сильней как борец – Плевако или Поддубный? И в каком весе боролся Плевако? – спросил я.
– Марина!.. Марина! – застонав, позвал папа маму.
– Что случилось? Что с тобой? – испуганно крикнула мама, прибежав из кухни.
– Объясни нашему сыну разницу между Плевако и Иваном Поддубным. У меня больше нет сил, – попросил папа, растирая виски ладонями.
Мама спокойно объяснила мне, что Плевако защищал обвиняемых, как дедушка Зайончковский. Он, как Поддубный, клал в суде на лопатки жестокость, несправедливость и судебные ошибки.
Я сразу всё понял и стал раздеваться. Но в этот момент зазвонил звонок и залаял Кыш.
37
Папа открыл дверь.
– Простите, что поздно. Здравствуйте. Я давно собиралась побывать у вас, – услышал я и с ужасом узнал голос Веты Павловны.
Значит, она только сделала вид, что простила меня, а сама пришла жаловаться на меня и на Кыша!
Раздеться, лечь и притвориться спящим было уже поздно. Я вышел поздороваться. Мама тут же попросила меня удалиться в кухню заваривать чай на маленьком огне. И пока я его заваривал, Вета Павловна обо всём успела поговорить с папой и мамой.
Пить чай она не стала, потому что спешила к Снежке. Папа проводил её до остановки и вернулся какой-то совсем грустный и ворчливый. Он ворчал, что зря купил щенка, который отнимает у меня время, но я понял, что Вета Павловна не рассказала, как я принёс в школу Кыша.
Папа топнул на него ногой, споткнулся о мои резиновые сапоги и грозно пообещал маме навести порядок в нашем запутанном хозяйстве.
Мама терпела, терпела ворчанье папы и наконец сказала:
– Пойдём подышим свежим воздухом!
– Я только что им дышал, – сказал папа.
– Не вредно будет подышать ещё раз. А ты раздевайся и спи, – велела мне мама.
Мне стало грустно-грустно. Второй раз за эту неделю папа и мама ссорились из-за меня и уходили дышать свежим воздухом, чтобы я не был свидетелем их ссоры.
Когда они оделись и ушли, я позвонил Снежке. Снежка спала, но я сказал, что звоню по важному школьному делу, и её разбудили.
– Слушай! К тебе в гости Вета Павловна пошла! – сообщил я. – Скажи ей, что мы больше не будем.
– А ты почему не сказал? – спросила Снежка.
– Я заваривал чай и не успел. Всего хорошего. Спокойной ночи, – пожелал я, вспомнив, что Снежке это нравится.
– Спасибо. Какая уж теперь ночь! – сказала Снежка и повесила трубку…
И тут мне стало страшно: вдруг Вета Павловна посоветовалась с завучем; он решил, что щенок мешает мне учиться, а она велела маме унести его из дома, пока я не остался на второй год в первом классе?
И вот сейчас, в эту минуту, на свежем воздухе решается его судьба, а сам он ничего не знает и спокойно таскает по полу старый чувяк.
– Кыш! Иди сюда! Всё плохо! Гроза!
«Рр-е?» – спросил Кыш, положив лапы на мои колени.
– Над нами гроза! Но нет! Никогда! Ты мне не мешаешь учиться. Наоборот, я захотел стать лучше, чтобы ты тоже от этого воспитался. Я буду смелым, разгадаю всемирную тайну, а тебя научу считать до десяти!