Валигура

Но было не слышно, чтобы Валигура появился на панском дворе, заметили только, что стягивал людей, собирал челядь и хорошо тут расположился. В этот день после утреннего совещания, которое окончилось ничем, после короткой беседы с епископом, Марек Воевода, насупленный и неспокойный, вернулся в свой дом – недалеко от замка.

Вавель, в котором жил князь, дом епископа за ним, наконец воеводинский, представляли в то время три очага, три силы, от которых зависели судьбы страны. В княжеском замке боролись друг с другом два влияния: епископа, который был помощью и духовным отцом Лешека, и Марека Воеводы, несмело, но ловко старающегося перечеркнуть замыслы набожного епископа. Сколько бы раз Иво решительно не требовал чего-нибудь, Воевода поддавался, не выступал против него открыто, тайно почти всегда идя в противоположном направлении.

После того как получил прощение за побег во Вроцлав и переход на сторону Генриха, Воевода должен был быть осторожным. С Лешеком шло ему легко, потому что тот хотел забыть обиды и охотно доверял, но епископа должен был остерегаться.

Едва прибыв домой, двор и изба которого всегда полны были рыцарства и наёмных солдат, шума и ропота, Воевода послал за сыном, магистром Анджеем, живущим при епископе; сам же вышел к придворным, ожидающим его, стараясь скрыть заботу, подделывая весёлость и хорошее настроение.

Двор Воеводы был почти таким же многочисленным, как княжеский, и на его манер составленный. Охмистр, каморники, канцлер, два капеллана, конюший, подчаший, казначей, мелкая молодёжь для рыцарских услуг никогда не отходили от старого гетмана. За малым исключением, была это кучка, составленная либо из Яксов, Яксыцов, их родственников, либо из друзей рода.

В надежде когда-нибудь посадить на епископскую кафедру сына, Марек посылал его за границу учиться, сделал его капелланом, постарался для него о Краковской канонии, – и ждал наследства Иво.

Но он не совсем был рад за своего сына. Анджей принял к сердцу призыв, но, обучаясь с благочестивым Иво, проникся к нему великим почтением и неохотно давал отцу использовать его как инструмент своих планов.

Магистр Анджей был послушен родительской воле, как подобало богобоязненному ребёнку, всегда готов был на защиту семьи, но – неохотно принимался за тайные услуги и что-то делал против пастыря.

Был это человек ещё молодой, фигуры, которая больше бы пристала рыцарю, чем ксендзу, но лицо его, на котором почти никогда не появлялась улыбка, забирало смелость и пробуждало даже в отце беспокойство. Казалось, быстрыми глазами он проникает внутрь человека, читает в душе, а нахмуренные брови и гордые уста говорили, что того, чего вычитает, не простит.

Скорее, чем ожидал Воевода, магистр Анджей, которого посланец встретил на дороге, появился во доме, приветствуемый с большим почтением. Отец ждал его в своей спальной комнате, потому что хотел поговорить один на один.

Сын застал его гладящим огромного старого пса-любимца, который уже ни к чему не годился, потому что потерял нюх и слух, но Марек держал его как отслужившего.

При виде сына Воевода встал, а такое было уважение к духовным лицам, что принял его, словно чужого, и в руку не дал себя поцеловать.

Посадил его сразу при себе, спрашивая, не хочет ли он пить или есть. Магистр Анджей отговорился постом. Отец сделал весёлую физиономию. Только слишком поспешным вопросом выдал свою заботу.

– Епископ вернулся! – вырвалось у него.

Сын быстро поглядел на него, опустил глаза…

– Да, – ответил он кротко.

– Не знаю, где он бывал, – сказал через мгновение Воевода, – но снова привёз полные рукава страха, чтобы князю не дать никогда покоя.

– Ничего не знаю, – отозвался сын равнодушно.

– Что же, скрывает от тебя? Не доверяет? – добавил шибко Марек. – Можно этого ожидать. Одроваж всегда Одроважем, когда Яксу Гриф увидит перед собой! Ни мы их, ни они нас забыть не могут.

– О светских делах мы никогда не говорим, – ответил сын, – а в делах костёла епископ Иво для меня милостивый отец и жаловаться на него не могу.

– Ты всегда всему рад, – начал живо Воевода. – Но именно то, что о светских делах с тобой не говорит, доказывает, что нам и тебе не доверяет.

– Я не хочу в них вмешиваться, – сказал Анджей по-прежнему спокойно.

– А всё-таки ты должен, – решительно и с натиском подхватил Марек. – Всем известно, что ты должен когда-нибудь заменить епископа Иво в этой столице. Смотри же, пренебрегает ли он светскими делами? Заранее нужно к ним готовиться.

– Милый отец, – промямлил, опуская глаза, Анджей, – это совсем ещё неизвестно, кому Бог предназначил заменить епископа. Я не чувствую себя достойным этого, а краковский капитул будет выбирать сам и не даст навязать пастыря.

Воевода усмехнулся.

– С капитулом мы сумеем договориться, – сказал он тихо.

Румянец какого-то стыда выступил на лице магистра Анджея, но из уважения к отцу он сдержался от ответа.

– Епископ притащил с собой брата, – сказал Марек, меняя тему разговора. – Я знал его когда-то, он был вспыльчивым, великим силачом… но бунтовал всегда. Мира с ним никто не имел, осел где-то на силезской границе и долго его тут слышно не было, зачем же теперь его вызвали?

– Не знаю! – ответил Анджей.

Марек содрогнулся – его брови нахмурились.

– Поговорим открыто, – сказал он, снизив голос и встав перед сыном. – Моя душа чувствует, что нам, Яксам, снова угрожает опасность. Иво мстительный.

Магистр Анджей встал со стула и сложил крестом руки на груди.

– Милый отец, простите; Иво не мстительный!

Это отрицание взволновало Воеводу, который, казалось, хочет вспылить, и сдержался.

– Ты не знаешь его! – пробормотал он.

– Дорогой отец, я каждый день с ним общаюсь, он Христов муж, святой человек… а месть – нехристианская, и запрещена законом.

Воевода посмотрел на сына с сожалением и, отказываясь от спора, замолчал…

– Святополк является нашим родственником, – начал он медленно, – один род, одна кровь. Колит их в глаза то, что он Поморьем владеет, хотели бы его выгнать, поговаривая о предательстве, делают его сообщником Плваща.

– Плващ на его сестре Хелинге женился, – шепнул Анджей.

Весь этот разговор так очевидно надоедал магистру Анджею, который отвечал вынуждено, полусловами, что отец, видя, что не сможет втянуть в него сына, замолк и вдруг спросил:

– Что же этот Валигура здесь замышляет?

– Хотя я рад бы что-нибудь о том поведать, – отозвался Анджей, – не знаю ничего толком. Кажется, что епископ хочет его иметь при себе.

– И использовать для своих намерений! – прервал Воевода. – И, наверное, его при Лешеке поместить, чтобы на страже стоял, когда епископ сам не может. Кто же знает, Иво готов ему Краковскую каштеланию дать, или меня откуда-нибудь согнать, чтобы его на моём месте посадить. Мне он не верит!

Анджей взглянул в эти минуты на отца таким взглядом, что старик устыдился и разгневался. Слов ему не хватало.

– Ты же, как стал ксендзем, Яксом быть перестал! – воскликнул он. – Это облачение тебя перевоплотило. Монахом на меня смотришь, а я не хотел, чтобы ты им был.

Анджей встал со стула и пошёл обнимать отца. Суровое его лицо вздрогнуло каким-то чувством.

– Отец, – сказал он, покачивая чёрным облачением, – мы – рыцарство Христово, а так как рыцарь, надевая доспехи, обо всём должен забыть, чтобы в своё оружие вложить душу, и мы, тем паче, из-за наших доспехов должны забывать свет.

– Ты ведь не монах!

– Но у меня те же клятвы и обязанности, – сказал Анджей.

– Прежде чем их принял, ты имел другие для рода и отца, – воскликнул Марек.