Цель и смысл жизни в авиации

«В полете ты свободен, но поэтому нельзя лгать даже самому себе, будешь наказан. И в этом великий этический смысл летной профессии. Человек отвечает за свои поступки САМ и немедленно» (заслуженный военный летчик, полковник А. А. Сеньков).

«Свобода породила необходимость возрастающей требовательности к себе» (заслуженный штурман-испытатель, Герой России Л.С. Попов).

«Только в полете я получаю удовольствие от чувства парения, свободы во всем окружающем меня пространстве, легкость души. Я благодарен небу, что оно дает мне это свободное парение души» (военный летчик-испытатель Н. Григорьев).

Только в том случае человек реализует свой смысл жизни, когда в нем есть наличие заданности жить свободным. Чем глубже человек уходит вовнутрь, тем более он расширяется и обретает естественную и необходимую связь со всеми остальными людьми, со всей мировой жизнью в целом. И эта способность человека, в данном случае летчика, крайне ценная, так как из глубин своей души он извлекает новое знание, более того, знание неземное.

Приведу еще пример перестройки сознания летчика в полете как профессии, избранной на всю жизнь.

Из письма летчика А. Зизико:

«Из летного опыта я вывел объективно существующий закон летной жизни: потребность постоянного преодоления себя, самосовершенствования. Ты просто должен, просто не можешь не стремиться поднимать всего себя на высоту. Осознание себя и есть эффект самоочищения небесной средой. Законы полетной среды заставляют уходить из индивида плохому и злому».

Вот живой пример «выхода познающего из себя». Именно духовные силы берут начало в природосообразности предназначения человека, реализуясь при этом в смысле отбираемых ценностей. Именно эти ценности в случае опасности дают о себе знать, когда нужно проявить свою человеческую и профессиональную надежность, порядочность, совестливость.

Не в кабине сермяжная правда профессионализма, в кабине лицо специалиста, а профессионализм – это вторая ступень летчика-небожителя. Это Небо, из него приходит Дух. Прекрасно эти мысли выразил летчик А. Зизико:

«Летное дело чистит наше нутро. И это не наша заслуга, это проявление жизни Неба в тебе. Вот где зарождается готовность к наперед уже принятому решению: своей жизнью спасти людей отпадающего самолета».

Да, права Н. П. Бехтерева, утверждая, что генетическая составляющая играет меньшую роль, чем повседневный опыт.

И настало время, хотя бы тезисно, сформулировать не столько то, что дает духовность профессионалу опасной профессии, сколько в чем она проявляется, как материальная сила, преобразованная человеческим разумом в действия, деятельность, поступки.

Думается, что 50-летний опыт психологических исследований в летно-космической профессии дает мне право выстроить гипотезы о направлении психологии труда при исследовании проблемы духовности.

Прежде всего, следует утвердиться в том, что проблема духа – это проблема антропогенеза и его трансформаций в воздушном и космическом пространстве и времени. Это проблема энергетических видов полей, вещества и информации Вселенной и ее светил при взаимодействии с архетипами сознания, бессознательным, корковыми и подкорковыми структурами. Это проблема измененных психических состояний в интересах выживания и преодоления суперэкстремальных ситуаций. Это проблема экзорезервов, заложенных в нейронной памяти и просыпающихся под воздействием космических импульсов не в виде простого раздражителя, а именно в виде образов. Это проблема новых психических состояний, когда физиологически мозг не справляется со своими контрольными функциями и человек выходит на другой уровень функционирования. Это проблема «другого» сознания, введенная информационными квантами космического энергетического поля.

Конечно, все это для нас представляет архисложные методические подходы. Но вопрошающий найдет нужные пути.

Что касается гуманистической, этической, добродетельной функций духовности, то они осязаемы в практике и опыте жизни. Было бы меньше лжецов, агрессоров, некрофилов, а больше ученых. Появилась бы возможность создать теорию генераций высших целей человечества. Образ духа, его святость, способность воздействовать на материю, вещество может шире использоваться для развития жизни и ее ценностей. Стоит твердо признать, что дух – это свойство жизненной силы, ее мобилизационный резерв, нравственная ценность, мера вещей, диагностическая единица разделения добра и зла. С позиции теории личности и субъективности дух – это информационная составляющая стержня человечности, характера, протестного сознания, психологической предуготовленности к совестливости, ответственности, к самокритичности (покаянию).

Дух – это вполне реальная система организации чувственных сил человека, нацеленных на реализацию его интеллектуальных, этических, эстетических, добродетельных сил в реализации его предназначения: порождать любовь, красоту, правду, добро и мир. Но для его активности нужна вера и призвание быть человеком мира Земли и Неба.

Особая научная проблема – это развить язык сознания для общения с Космосом, т. е. с высшим разумом, который может вселяться в настолько через психическую субстанцию. И решение этого вопроса возможно усилиями многих гуманитарных, биологических и физико-химических наук, но под руководством специалистов-душеведов, т. е. психологов.

Ведь речь идет не о мифологии, а о раскодировании внешней информации в ее содержательной и понятийной ипостаси.

Заключаю постулатом К. Г. Юнга.

«Духовная нужда привела в наше время к „открытию психологии“. На сегодня нам уже не обойтись без науки о душе».

Добавлю, что в духе достоверности о нашем истинном, но скрытом внутреннем мире не меньше, чем в знаниях о его физическом аналоге. Ибо физический мир тестирует и испытывает наше человеческое вещество на прочность, а дух ограждает от агрессивных шумов и просветляет наш разумный ответ на вызовы времени.

1.3

Предназначение духа в развитии сущностных сил личности

Получив сегодня счастливую возможность приобщиться к Олимпу мыслей русских религиозных философов и западной гуманистической психологии, приходишь в состояние блаженной растерянности. Блаженность от приобщения к духовным ценностям, которые нравственно близки твоей национальной культурной среде. А растерянность от осознания факта «вколоченного» нам одномерного сознания, касающегося проблем человеческого духа и связанных с ним идеологических удавок. За этой субъективной рефлексией стоит и более существенное: зло и власть тьмы по-прежнему превращают духовные и этические императивы в недосягаемый идеал. Прав А. Шопенгауэр, высказав обыденно-житейскую посылку: отмените требования светских государств хоть на один день, и вы убедитесь, что действие всех религий на моральность ничтожно. Апостолы оказались правы: мир лежит во зле, а Господь благостен, но не всемогущ. По их мнению, он делегировал человеку лучшее, что имел: свободу, любовь, право на индивидуальность. Однако в реальной жизни индивидуальность развивается через конфликт. Всякий индивид есть существо, весьма отличное от других. Только в собственном «я» имеется свое истинное бытие. Все иное есть «не Я», и мне чуждо. Такое убеждение лежит в основе всякого зла. «Зло начинается там, – писал философ И. Ильин, – где начинается человек. Местонахождение добра и зла в душевно-духовном мире»[7 - Ильин И. Путь к очевидности. М., 1993.]. Отсюда великое предназначение духовности как сущего в человеке, укрепляющего нравственный потенциал его противостояния тьме и силе власти любой природы над собой. В этой связи психология должна решиться сделать крен от чувственно-предметного мира, определяющего функционирование отдельных единиц психического (поведения, деятельности, общения, познания), в сторону «изнутри вовне», проникая в бесконечную глубину переживания своего «я» на тяжком пути между добром и злом. Это, кстати, было «принципиальной позицией русского духа в области душевного» (С. Л. Франк, Ф. М.Достоевский, Г. И. Челпанов, В. А. Сухомлинский и др.). К этому нас обязывает и ныне побеждающее зло, скрывающееся за материальными благами, достижение которых оплачивается уничтожением себе подобных под видом объективных общественных законов. В этой связи перед учеными, политиками, гуманистами XXI в. вырисовывается грандиозная духовная задача: психолого-педагогическим способом, реализуемым в исследовательско-учебном процессе, восстановить духовную связь времен.

Есть основания вернуть духовной ипостаси, душевным импульсам, знаковым и символическим предвестникам некую смысловую и преобразующую целесообразность. Главное – решиться на гласную постановку вопроса о назначении психического, как хронотопа между мгновением и вечностью, тем самым узаконив поиски носителя первичной разумности во Вселенной. Это дает надежду, хотя бы внутренне, связать в единую космогоническую систему материю времени и пространства с живым полевым веществом, несущим смысл сущего, пробуждающего духовные силы, вскормленные знаниями.

Весь этот поток моего сознания следует понимать как попытку задуматься над тем, что в земной макросистеме «сознание-разум-активность» системным качеством выступает живое вещество Вселенной. Причем не просто со своей материальной силой, а именно со смысловым потенциалом, дополняющим разумную целесообразность земной жизни. Разумная целесообразность представляется как морфологическое структурирование биологических и космогонических полей на шкале времени. Другими словами, опыт сублимируется памятью, которая, надо думать, выступает не в качестве информационного складирования знаний, образов, символов, а как детектор хронотопа, связывающий чувственные слои сознания с осмыслением опыта.

Что же касается духовности, то ее «морфология» скорее всего в знаковых и символических слоях, прежде всего популяционного, а не индивидуального сознания, в том числе и того слоя, который К. Г. Юнг называл «коллективным бессознательным».

В знаках и символах в качестве смысловой связи между земным и вселенским зарождалась вера как отклик на первый внеземной стимул психического, т. е. душевного. Вера вносила в сознание некий водораздел между знанием и тем высшим психическим состоянием, которое представлено свободой.

Свободу по воздействию на сознание можно сравнить с опиумом. Свобода и есть начало духовной жизни в вере и любви. Думаю, что если провести этнографическое исследование по изучению динамики ослабления силы психического воздействия знаков и символов, то скорее всего была бы установлена связь с падением духовности как посредником между прошлым и будущим.

В этом месте я хочу высказать посетившую уже многих мысль об основных резервах психики: духовности и добродетельности.

Можно предположить, что у человека жизненные резервы питаются из двух источников: нуклеидно-белковых и полевых свойств материи. Первые формируют здоровое тело, вторые – здоровый дух в виде веры и интеллекта.

Научным основанием к признанию подобных утверждений послужили мои исследования сенсорных, интеллектуальных, когнитивных сфер человека, действующего именно во внечеловеческой, внеземной среде обитания, т. е. в небе. Коснусь лишь той части исследований, результаты которых заставили задуматься над дополнительными духовными резервами психики человека.

Рассмотрим эту проблему на примере жизнедеятельности во внечеловеческой среде обитания, т. е. в той среде, где эволюционных, генетических, популяционных и даже культурно-исторических резервов явно недостаточно для созидающего общения со Вселенной. Нужен поиск резервов не в стандартном понимании как запаса, а как создания новых функциональных органов, как переучивание системных функций организма реагировать не столько на физический сигнал, сколько на тот смысл, который он несет. Первые научные результаты исследований стрессоустойчивости летчиков показали, что резервом выступала не столько гомеостатическая саморегулирующая устойчивость системы, сколько гибкая функциональная система психических образов, регулирующих смену системообразующих компенсаторных лимитирующих функций организма. В полете жизнь и деятельность вступали в противоречие. Обеспечение жизни требовало глухой защиты от всех стресс-факторов полета. А в интеллектуально-духовной деятельности именно эти стресс-факторы несли информацию о своем движении в пространстве и времени. К примеру, изменение гравитации, перепады атмосферного давления, угловые ускорения, вибрации с помощью образа полета превращались в смысловую информацию о скорости и высоте перемещения самолета в пространстве. Именно в полете такие фундаментальные основы миропонимания, как земное притяжение, пространство и время, константность восприятия, скорость перемещения, придают принципиально другой смысл предметному миру. Имеется в виду существенное различие между рукотворным миром и тем, который окружает человека в полете. Это проявляется в противоречии между социальным и биологическим. В частности, тысячелетиями отработанная система инстинктов, рефлексов, доминантной и ориентировочной деятельности в аварийной ситуации снижает резерв надежности действий, а абстрактное понятие пространства, наоборот, приобретает личностный смысл.

Кстати, одной из постоянных причин летных происшествий (14–18 %) является потеря ориентации в пространстве из-за недостаточности резерва для преобразования его информационно-энергетического свойства в адекватный психический образ полета. Напомним, что главной нагрузкой для психики летчика является не физический стрессор, не опасность полета, а раздвоенность сознания между ложным и реальным гравитационным пространством, между инструментальной и неинструментальной информацией, между противоречиями соматической и психической информации.

Таким образом, сознание как творческий резерв небожителя, как особый интеллектуальный резерв становится парадигмальной стратегией поиска резервов человека летающего. Не случайно стали признавать особую форму космического сознания, т. е. осознания космоса и порядка всей Вселенной.

В связи со сказанным возникает вопрос: если такие резервы суть потенциальные силы выживания, заложенные в организме природой, то почему они утрачивают свою методологическую перспективу? Прежде всего, резервы человеческого организма, сформированные эволюцией, не в полной мере обеспечивают развитие популяционных характеристик этноса.

Сама динамика геофизических резервов напрямую не связана с характеристиками пространства, с его силовым полем, а разворачивается лишь на шкале времени. Собственно, только время является критерием оценки истощения резервов. Принятая концепция резервных возможностей как механизма выживания человека в основном опирается на эволюционный генез адаптации: гомеостаз, рефлекс, программированный стереотип оценки витальной опасности. В современной науке сохраняется стойкий стереотип. Суть его в том, что психофизиологические резервы обеспечивают, прежде всего, настоящее, а будущее – лишь при оперативной потребности. Вместе с тем в полете именно будущее с его исключительной неопределенностью, непредсказуемостью требует особых резервов не столько приспособления, сколько преобразования неопределенности информации в определенность – от опасности к безопасности. Само это преобразование требует создания новых знаний, которые невозможно сформировать только на земле. Отсюда мы делаем одно важное для себя обобщение: биофизические резервы организма в основном формируются запрограммированной природой человека с опорой на эволюционную память выживания вне доминантности психического как высшей целесообразности.

Мне представляется, что одно из перспективных направлений поиска резервов человека летающего, в том числе и духовных, есть объединение многих наук, нацеленных на поиск механизмов, раскрывающих геокосмический феномен человека. Неслучайно представители разных сфер науки считают, что в третьем тысячелетии удастся познать механизмы восполнения резервов земного этноса за счет интеграции живого вещества Вселенной с духовным пространством человека. С моей точки зрения, ведущей составляющей в духовном пространстве будет выступать интеллект как духовная способность. Таким образом, проблема резервов человека приобретает новый геокосмический вектор. В чем суть приложения его сил? Сущее в человеке в виде его термодинамических процессов, интеллекта, особых психических состояний возвышенности чувств и свободы будет пополняться с помощью энерго-информационных квантов космического пространства. Принципиальная особенность пополнения сущего в человеке состоит в том, что энергетические информационные кванты несут смысловой импульс для любого уровня организации нейрона, хранящего код расшифровки данного смысла. В этом случае из всех психических образований ведущее место приобретает память как хранительница времени и сублимированного эволюционного опыта. В этом состоит уникальный резерв, так как любая клетка может приобретать свойства «специфического сознания». Из этого вытекает несколько особых методологических следствий.

Во-первых, резервы – это не пассивный запас сил для защиты организма, а преобразователь воспринятой энергии в смысл ее приложения. Он может быть двояким: или нейтрализация опасного фактора, или отсутствие метаболических реакций на него. Конечный результат познания резервов человека состоит в открытии психического кода, с помощью которого расшифровывается смысловой космический импульс. Это станет возможным, если удастся открыть механизм мгновенного соединения вселенского и земного пространства и времени. На этом пути появятся возможности продления жизни не только в земных условиях.

И, во-вторых, энергия, несущая интеллектуальный смысл поля космического пространства, скорее всего, ориентирована на добродетельное созидание.

Каковы же основания к подобным суждениям или фантазиям? Наш исследовательский опыт изучения интеллекта летчиков и космонавтов в условиях реальной угрозы жизни в небе показал, что человек способен в сотую долю секунды создать новое знание, которого в его нервной модели стимула быть не могло. Именно это инсайтное решение и является резервом надежности. В этом случае интеллект по своим информационным преобразованиям как бы несуществующей информации выходил за рамки земного, соединяясь с космическим сознанием.

В натурных условиях мы моделировали специальные аварийные ситуации, в которых рецепторным полям направлялись разрозненные подпороговые сигналы. Лица с особо развитым интеллектом придавали подобным сигналам, не встречающимся в их практике, смысл тревоги. В этом случае отдаленно нарастающая в последующем инструментальная информация об угрозе полету воспринималась как ожидаемая и сопровождалась нормостенической реакцией независимо от степени выраженности самой угрозы.

В пользу сказанного есть и включенный личный опыт наблюдателя, который позволил мне пусть на мгновение, но увидеть (подсмотреть), что человек во внеземных условиях обязательно использует подключение интеллекта к разумности мироздания. Удалось понять, что в предложенных жестких условиях эксперимента ведущим резервом, сохраняющим человеческое и профессиональное лицо, выступает духовность. В свете всего вышеизложенного, вновь и вновь переосмысливая результаты тех необычных экспериментов, спустя годы формулирую основные программные положения для будущего аргументированного объяснения роли духовных потенций в условиях, когда жизнь в опасности.

Во внеземной экстремальной среде обитания эволюционные и приспособительные функциональные механизмы адаптации вступают в противоречие с интеллектуальными формами преобразования опасной ситуации в продуктивное действие. Имеет место противоречие между физической характеристикой сигнала, воспринимаемого сенсорной сферой, и смысловой, оценивающей его значимость. Данный конфликт далеко не всегда разрешается в пользу сознания. Отсюда исподволь возникло убеждение, что человек в полете – это пусть не во всем, но другой человек. И ему лишь при наличии земного запаса психического многого не достичь.

В полете при воздействии неземных смысловых раздражителей типа динамических сил перемещения в пространстве, знакопеременной гравитации, трансформации видимого мира в ложный, разрушения фундаментальных констант, придания времени и пространству личностного смысла и, наконец, многообразия сюрреалистических ощущений и видений создаются новые прижизненные доминанты, формирующие другой образ мира, особую форму духовного его осознания.

Общение в смысловом и чувственном контакте с небесной стихией вносит в сознательную деятельность принципиально новые добавки, как то: духовное корректирующее управление разумностью, информационную связь интеллекта с энергетикой Вселенной, наполнение мотива к полету неиссякаемой любовью как духовным средством общения с Вселенной через красоту. В этом состоит проявление духа в материи, что и составляет свойство космического сознания (P. M. Бекк). Наличие космического сознания в XXI в. будет характеризовать уровень развития духовности и живой этики человека доброго.

Востребованность науки психологии будет повышаться по мере познания ею духовных сил индивида и общества, путей благоразумного единения научного и религиозного сознания в интересах познания образа духа в субъективной жизни человека развивающегося, действующего, обновляющегося. Духовный образ-пульсар и есть та бесконечность бытия в пространстве и вечность времени духа, которые всегда будут способствовать вере, надежде, любви. Познаем истоки силы духа – значит научимся управлять и собой, и социумом в земных и вселенских ипостасях и не погибнем в борьбе за «воздух прожиточный» (О. Э. Мандельштам).

В интересах подкрепления гипотезы о сознании как стратегическом резерве надежности остановимся на внутреннем, бытийном, рефлексивном, духовном уровне сознания. Методом зондирования содержательной стороны духовных сил изберем внешне выражаемое психическое состояние.

В научной психологической литературе последних лет излагались новые взгляды на отражение окружающего мира в сознании. Имелся в виду мир предметный, мир знаний, мир переживаний и представлений, мир ценностей. Сформулирована концепция о трехуровневой структуре сознания: бытийной, рефлексивной, духовной. К сожалению, эти продуктивные идеи во многом истощают себя в доказательстве противоборства индивидуального и коллективного. Коллективное, общественное представляют как монстра, подавляющего индивидуальное. Во время общения с элитной психологической мыслью порой ощущаешь нарочитый декаданс, изолирующий думающего от предмета думания.