– Сэр, – раздался из публики сильный грудной голос иностранца. – Вы не были в Самарканде и писали о нем только понаслышке и то с грубыми ошибками…
Лектор смешался и прибегнул к стакану сахарной воды.
– Мне кажется, что я слышу голос из Москвы? – спросил он не без намерения подорвать авторитет оппонента.
– Да, я русский.
– После лекции я готов объясниться с вами.
– К вашим услугам, сэр, а теперь я только повторяю, что половина вашего путешествия по Средней Азии написана вами по слухам.
Можайский положил свою карточку на кафедру.
– Я предупреждал Англию, что быстрому распространению казачьей нагайки на равнинах и вершинах Азии следует положить предел, – продолжал лектор. – Меня не слушали. Теперь на берегах Оксуса и Яксарта русская казачка полощет белье. На могиле Тимура русский денщик баюкает офицерского ребенка. На площади Регистана, куда стекалась на молитву вся Средняя Азия, продают русский квас. В ворота дворца бухарского эмира ротная повозка въезжает так же спокойно, как и во двор своей казармы. Все пало под казачьим натиском: нет больше таджиков, узбеков, каракалпаков, каракиргизов! Все это не более как мещане русского царства. Как я предвидел, так и случилось. Знаете ли, куда теперь стремятся алчные взоры России? Она мечет свои громы на вольных сынов Туркмении, а потом перейдет в Мерв, Герат, Кабул, на Памир, к Персидскому заливу, на вершины Гиндукуша и на берега священного Ганга. Кто же должен остановить эту стремительную бурю, кто, я спрашиваю? К счастью, не все племена земного шара так слепы, как конторщики вашего Сити. Слышали ли вы что-нибудь о племени теке? Горсть этих героев…
Арминий Уомбери остановился на минуту и обвел торжествующим взглядом всю аудиторию. Взгляд его упорно остановился на Можайском.
– Я говорю, горсть этих героев разбила в прошлом году русский отряд.
Радостные восклицания огласили всю громадную залу. Репортеры ловили каждый звук лектора.
– Отряд потерял многие сотни людей убитыми и ранеными, артиллерийский парк, массу берданок и патронов, а главное, уронил в глазах азиатов славу непобедимости. Теперь со стороны России идут приготовления к возмездию, и я не ошибусь, заметив, что возмездие примет величину и силу стихийного удара. Батальоны за батальонами перебрасываются уже через Каспий, и для Англии наступает священная обязанность оказать помощь свободному, храброму, но бедному племени теке. Дайте ему ружья, пушки, порох и инструкторов. Пошлите ему своих агентов и даже заявите casus belli. Верьте Арминию Уомбери и помните, что сибирская казачка может прийти к вам в Индию доить священную корову на площади Мадраса… Об этом вопросе до следующей лекции, – заключил Уомбери, – а теперь прошу взглянуть на картины русского движения в Средней Азии.
Кафедра была отодвинута, и для вразумление публики появились картины волшебного фонаря. Более страшных казаков не могла изобразить самая чудовищная фантазия. Какие-то мифические существа скакали, кололи, рубили и зверски тешились над толпами безоружных. Каждая картина имела подходящие подписи: «Бой под Ташкентом», «Осада Самарканда», «Штурм Андижана».
Лекция окончилась, леди и джентльмены торопились в свои редакционные кабинеты, а лектор, которого Можайский ждал для объяснений, поспешил исчезнуть.
Можайский остановил О’Донована.
– Мистер О’Донован, если ваш друг Уомбери нуждается в объяснениях…
– Не здесь, уважаемый сэр, не здесь, – заторопился О’Донован. – И даже не удобнее ли предпочесть этому объяснению бутылку шерри?
На следующей лекции Уомбери обещал посвятить общественное мнение Англии в подробности завоевательных намерений России. Чтобы подготовить умы слушателей, в салоне была поставлена панорама, изображавшая движение России со стороны Сибири и Каспия к берегам священного Ганга. Армия за армией двигалась к Гиндукушу. Перед ущельями этого хребта мирно дремали стражи в виде британских львов. Народы Азии в ужасе бежали перед стеной окровавленных пик. Персияне бросались в Персидский залив, афганцы взывали к помощи британского льва, а хивинцы, бухарцы и туркмены корчились в предсмертной агонии под копытами несметной конницы…
– Достопочтенные леди и джентльмены, – раздавался с кафедры голос лектора. – Я полагал ограничиться сообщением о предстоящем движении русских отрядов к Герату, но события идут так быстро, что я могу не поделиться с вами новостью чрезвычайной важности. Бывший афганский эмир Абдурахман-хан бежал после потери своего престола в азиатские пределы России. В Ташкенте он был принят с обычным гостеприимством, коварно направленным против Англии. В распоряжение этого павшего властелина были предоставлены дворцы, сады, гаремы…
– Даже и гаремы? – послышался вопрос Можайского.
– Опять я слышу голос из Москвы.
– Продолжайте, сэр, не стесняйтесь!
– При всей бедности русской казны, ему отпустили сто тысяч фунтов стерлингов.
– Две тысячи только, две тысячи, сэр!
Поправки не смущали Уомбери.
– При этой помощи он постоянно мутил население Афганистана и добился низвержения своего преемника. Пост эмира сделался вакантным. Вот телеграмма, в которой сообщают, что, пользуясь оплошностью приставников, он бежал из русских пределов. «Он пренебрег русским гостеприимством, – плачется слезами крокодила туркестанский генерал-губернатор. – Он бежал потаенно, ночью и с такой поспешностью, что посланная за ним погоня мчалась бесплодно до самых границ Червалаета». В этом поистине картинном описании черной неблагодарности русский генерал забыл лишь упомянуть о том, что беглец нашел за воротами Самарканда несколько арб с оружием, неизвестно кому принадлежавшим. Неблагодарный, он не только бежал потаенно, ночью… но и прихватил с собой эту ценную находку. Теперь, достопочтенные леди и джентльмены, постараемся сосредоточить все внимание на грядущих событиях. Русские войска в Азии вооружены с ног до головы. Они ожидают только приказа, чтобы двинуться в Индию. Им не страшны пески и горы…
«Спасибо на добром слове», – подумал Можайский.
– Операционным базисом они избрали Каспийское море. Отсюда они будут грозить потомкам всемирных завоевателей – Александра Македонскаго, Кира Персидского, Навуходоносора Вавилонского, Тимура Джагатайского – и шаг за шагом…
Лектор пригласил взглянуть на панораму. Там неумолимо двигались корпуса и батареи со всеми ужасами грозного военного нашествия.
– И шаг за шагом они пройдут пустыни, сметая за собою эмиров и ханов и всасывая в себя попутные народности. Первая остановка намечена ими в Текинском оазисе, у стен Геок-Тепе, но судьба этой крепости решена: она падет под жерлами ста орудий. Затем последует неустанно движение вперед: левое крыло соединится с Абдурахманом, а правое пересечет Персию у Люфтабада. По этому направлению русская армия быстро подступит к Герату и, если вы не пошлете туда оружие, дни Герата сочтены. Россия предоставит Герат своему союзнику и тем обеспечит свой тыл. Здесь она установит второй операционный базис. Здесь ее армия укомплектуется, пополнит запасы и разошлет прокламации к народам Индии.
«В завтрашних газетах прольется на Россию целый поток заказной брани! – подумал Можайский. – Пожалуй, просвещенные мореплаватели не удовольствуются карандашами и перьями и присочинят митинг и петицию в парламент!»
– Дорого обойдется Англии ее равнодушие перед этим перемещением центров исторической тяжести! – продолжал взывать с кафедры Уомбери. – В истории нетрудно указать на ошибки народов и правителей – ничтожные, но имевшие впоследствии неотразимое влияние на их судьбы. Таковой будет ошибка Англии, если она не поставит преграду движению России в страну Теке, а преграду поставить так легко! Племя теке готовится к стихийному отпору, но оно бедно оружием и бедно познаниями в ухищрениях культурной войны. Дайте ему средства сопротивления и поверьте, вы получите на затраченный капитал хороший процент.
«Вот этот процент мне очень нравится», – подумал Можайский.
– Если всего, что я сказал, мало, то я заявляю, что Россия решила строить железную дорогу от Каспийского моря по направлению к Герату! Вся Каспийская флотилия работает уже над перевозкой рельсов, шпал и вагонов, и, поверьте, мы увидим, как русский машинист подойдет к Гиндукушу, хотя Гиндукуш и не желает идти ему навстречу.
– Сэр, я умоляю вас, скажите, действительно ли вы строите железную дорогу к Герату? – обратился к Можайскому вынырнувший из толпы О’Донован.
– А почему бы и не строить? Не сомневаюсь, что и вы предпочитаете кресло в вагоне седлу на верблюжьей спине.
– О, вы правы, но вы рискуете завоевать пустыню, усеянную развалинами чуть ли не со времени нашествия Чингисхана и его полчищ. Теперь этот край населен одними ящерицами и скорпионами. Не далее прошлого года я умирал там от зноя и жажды.
– Особенно, я думаю, от жажды. Но к чему же в таком случае ваш друг тратит столько красноречия, призывая на наши головы небесные громы?
– Ах, все это очень просто. Биконсфилд и Гладстон вступили в серьезный бокс, и если первому не удастся возбудить против вас общественное мнение Англии, то Гладстон даст его кабинету отличного пинка.
– Благодарю за откровенность и в свою очередь не стану перед вами скрывать: поход в Теке действительно решен, и я немедленно отправляюсь, чтобы принять в нем участие. До свидания!
– Ради бога, сэр, на одну минутку! Кто назначен начальником армии?
– Генерал, которого вы преследовали еще на Балканах своими корреспонденциями. В последний раз вы видели его у князя Гурьева, на Волге.
– Прощайте, сэр, по всей вероятности, я опережу вас, и, если вы ничего не имеете, то… мы дружески осушим на берегу Каспия бутылочку шерри.
Можайский, нисколько не интересуясь бутылочкой шерри, направился к выходу, а Уомбери оканчивал в это время свой доклад о завоевательных намерениях России.
– Сейчас в этой зале, – гремел его голос, – получена телеграмма о том, что начальство над армией, которой приказано разгромить теке, поручено генералу среднеазиатской школы, умеющему сживаться с историческим роком. Леди и джентльмены! Знаете ли вы, что Россия воспитывает для Азии специальных генералов: они всегда подчиняются историческому року, но с тем чтобы и исторический рок подчинялся им, в свою очередь. Рука об руку они идут вперед, и мне остается воскликнуть: caveant consules![1 - Пусть консулы (лат.). – Начало фразы «Пусть консулы будут бдительны, чтобы республика не понесла какого-либо урона».]
X
Говоря о влиянии исторического рока на движение России в глубь Азии, Уомбери был недалек от истины. Этот рок то пробуждался, то вновь погружался в дрему на целые столетия. Первый толчок ему был дан, разумеется, Петром Великим, при котором Россия вступила впервые в сношение с народами Арало-Каспийской площади. Некий туркмен Нефес объявил Петру за великую тайну, что «река Амударья богата золотым песком». К сожалению, кабардинский князь Бекович-Черкасский, начав блистательно порученную ему Петром экспедицию, окончил ее трагически. Пройдя победоносно от Каспия к Хиве, он поплатился за свое доверие к Азии головой и гибелью всего отряда. Минареты Хивы были осыпаны пятью тысячами изменнически отрубленных голов.
После этой неудачи исторический рок надолго задремал и, пробудившись на короткое время при Ермолове, снова погрузился в тяжелые сновидения. Несколько лихорадочно снаряженных в последние годы экспедиций ни к чему не привели. Наконец рок обиделся и решил стать за Каспием твердой ногой, бесповоротно.
Каспий ожил.
Было раннее утро, когда в одной из бухточек неподалеку от персидского берега грузилась туркменская лодка, немало послужившая на своем веку разбойничьему делу. На ней грабили и персидские берега, и астраханских ловцов, но то время прошло. Теперь она служила для доставки из Персии русским гарнизонам в Ашур-Аде, Чекишляре и Красноводске разных дешевых товаров – горьковатых лимонов, шепталы, рыбы…