Трагедия Цусимы

Трагедия Цусимы
Владимир Иванович Семенов

Военные мемуары (Вече)
Воспоминания В.И. Семенова (1867–1910) рассказывают о трагическом событии Русско-японской войны – Цусимском бое. Автор – офицер русского флота, раненный в ходе злополучного боя и попавший в японский плен, – на страницах книги описывает обстоятельства сражения, анализирует причины поражения и обсуждает вопросы морской тактики. Находясь в японском плену В.И. Семенов перевел на русский язык японскую брошюру «Великое сражение японского моря», которая дополняет настоящее издание.

Владимир Семенов

Трагедия Цусимы

Капитан 1-го ранга Владимир Иванович Семенов

(1867–1910)

20 апреля исполнилось 60 лет со дня смерти капитана 1-го ранга Владимира Ивановича Семенова, талантливого морского писателя и летописца войны на море с Японией.

Свою мировую известность капитан 1-го ранга Семенов получил после издания несравненной трилогии: «Расплата», «Бой при Цусиме» и «Цена крови». Его правдивое и совершенно беспристрастное описание единственного в морской истории похода через три океана, этого крестного пути русского флота, и затем Цусимского боя было оценено единодушно всей критикой мира.

Его «Бой при Цусиме» был переведен почти на все языки культурных стран (к 1912 году перевод был сделан на английский – семь изданий, голландский, немецкий, итальянский, испанский, норвежский, финский, французский, шведский и японский языки).

Свою литературную деятельность, что мало известно даже среди моряков, Владимир Иванович Семенов начал еще задолго до японской войны. Участник подавления боксерского восстания и штурма Таку в Китае в июне 1900 года, он помещает в журнале «Нива» отдельные статейки, касающиеся этого периода. Затем выходит отдельной книгой («На Дальнем Востоке») сборник его рассказов о плавании Тихоокеанской эскадры у берегов Дальнего Востока, талантливо написанных и читаемых с большим интересом.

Наступает 1904 год, и начинается война с Японией. В чине капитана 2-го ранга Владимир Иванович Семенов назначается старшим офицером на крейсер «Боярин», но к моменту его прибытия в Порт-Артур «Боярин» уже погиб на мине. В.И. Семенов получает новое назначение – старшим офицером на крейсер «Диана», на котором он принимает участие во всех стычках с неприятелем, вплоть до боя 28 июля. В этом бою «Диана» получила серьезную пробоину, которая могла быть для нее роковой, но благодаря энергии и находчивости старшего офицера пробоину удалось заделать, и крейсер, прорвавшись сквозь линию неприятельского флота, благополучно достиг Сайгона, где и разоружился. Но сидение сложа руки на разоруженном корабле в нейтральном порту не улыбается такому энергичному человеку, жаждущему отдать свои силы на служение флоту и Родине. Он бежит из Сайгона, добирается оттуда в Либаву и назначается в штаб адмирала Рождественского, на «Суворов».

О своем положении в штабе адмирала и вообще на корабле Владимир Иванович пишет так (Семенов В.И. Бой при Цусиме. С. 26. Издание шестое, посмертное):

«Читатели “Расплаты”, конечно, вполне ясно представляют себе мое служебное положение на “Суворове”, положение довольно… неопределенное и не всегда приятное. Легализированный в должности флагманского штурмана, но никогда не исполнявший этой обязанности фактически, назначенный приказом адмирала заведующим военно-морским отделом, но никогда и близко не подпускавшийся к этому делу, неразрывно связанному с полной осведомленностью во всех наисекретнейших донесениях и переписках (мне часто не находили удобным сообщать даже того, что знал любой младший флаг-офицер), – я был… пассажиром, я сказал бы даже нежеланным пассажиром при штабе, оставленным по капризу адмирала, вообразившего, что мое шестимесячное пребывание в Порт-Артуре и участие в многочисленных делах и стычках с неприятелем дает мне право на звание “сведущего человека”, небесполезного в штабе, составленном из лучших людей нашего флота, изучавших военно-морское дело (тактику и стратегию) на курсах военно-морских наук при Николаевской Морской Академии, но никогда не нюхавших пороха шимозы».

Тяжело раненный в Цусимском бою в обе ноги и, кроме того, получивший еще несколько поражений мелкими осколками, контузий и ушибов, он был «переброшен» с уже совершенно искалеченного «Суворова» вместе с адмиралом и несколькими еще уцелевшими чинами штаба на случайно подошедший миноносец «Буйный» (капитан 2-го ранга Коломейцев). И только на «Буйном» около полуночи его нашел, почти без сознания и в луже крови, фельдшер миноносца подал ему первую медицинскую помощь. Затем, на другой день после «перегрузки с адмиралом» на «Бедовый» (капитан 2-го ранга Баранов), узнав в проблеске сознания, что решено миноносец сдать, капитан 2-го ранга Семенов выполз наверх, к мостику, и требовал, чтобы миноносец шел полным ходом. После такого усилия он снова впал в забытье и пришел в себе уже после сдачи корабля. Узнав об этом, он пытается застрелиться, зная, что в плену он рискует жизнью как сбежавший с разоруженного корабля и принявший вновь участие в военных действиях. К счастью, доктор вырвал револьвер, а японцы, отлично осведомленные, знали о его назначении на «Боярин», но его перевод на «Диану» остался им неизвестен. Они были весьма удивлены, каким образом из Порт-Артура он попал на вторую эскадру.

Четыре месяца Владимир Иванович пролежал в японском госпитале, по возвращении же на родину он был отдан под суд по делу о сдаче японцам миноносца «Бедовый». Суд его оправдал, но горькое чувство незаслуженной обиды осталось, и Владимир Иванович оставляет действительную службу и выходит в отставку.

Лечась на южном берегу Франции, он заканчивает свою знаменитую трилогию, давшую ему мировое имя среди морских писателей. Кроме того, его перу принадлежат еще следующие книги: «Адмирал С.О. Макаров», «Великое сражение Японского моря» (перевод с японского) и «Забытый путь из Европы в Сибирь», в которой описывается плавание Ледовитым океаном из Белого моря к сибирским берегам и развивается мысль, что этот забытый путь должен быть хорошо изучен и разработан, что даст возможность поддерживать сношения не только с берегами северной Сибири, но пользуясь многоводными реками, достигать ее внутренних центров, а также иметь прямой короткий путь в Тихий океан. И мне кажется, что именно эта книга Владимира Ивановича и ее идеи побудили советское правительство заняться изысканиями и разработкой этого забытого морского пути, произведенными за эти последние годы.

В книге «Флот и Морское Ведомство до Цусимы и после», он, как знающий морской офицер и горячо любящий свою родину патриот, сравнивает все, что делалось и делается, приводит цифры и, рассматривая все мероприятия, приходит к грустному выводу, что уроки войны, стоившие стольких жертв, не используются и все не только продолжается по-старому, но даже идет еще хуже.

Действительно, до прихода на пост морского министра адмирала Григоровича (порт-артурца и бывшего командира «Цесаревича»), что произошло уже после смерти Владимира Ивановича, дело воссоздания флота вперед не двигалось. Государственная Дума, не имея доверия к Морскому министерству, не отпускала необходимые для постройки кораблей кредиты. А на то, что имелось, строились корабли без заранее выработанного плана, по типу своему являвшиеся уже устаревшими (крейсера типа «Макаров»). А построенные на добровольные пожертвования миноносцы имели до смешного малую скорость в 25 узлов (на бумаге) и совершенно не отвечали требованиям современной морской техники.

И это в то время, когда за границей вступали в строй представители новых типов судов, строившихся по опыту войны и с которыми старым было уже тягаться не по плечу.

О недочетах и ошибках этого периода времени упоминает также и королева эллинов Ольга Константиновна, дочь генерал-адмирала русского флота великого князя Константина Николаевича, горячо любившая флот и моряков). Так, в 1906 году она пишет:

«Все, что касается флота, так невыразимо грустно и главное то, что горю можно было помочь, но ничего не делается, прошлые грустные события во флоте как будто ничему не научили, повторяются все те же ошибки, лучшие люди уходят… Чем все это кончится?»

В 1909 году она замечает:

«Самое важное событие во флоте – это то, что доктора получили шарфы… Вероятно, больные будут скорее выздоравливать теперь…»

И далее:

«Прочла сегодня прения о флоте в Государственной Думе, которая опять отказала в деньгах на постройку судов, что я понимаю – отчего давать деньги, если неизвестно, что будут с ними делать».

Вскоре судостроительная программа была выработана и нужные деньги ассигнованы.

А вот что приводит в своей книге В.И. Семенов:

«1 апреля 1905 года с американским инженером Лэком был заключен контракт на постройку в России и русскими рабочими четырех подводных лодок, являвшихся для того времени “последним словом”. К сожалению, контракт, заслуживший прозвище “первоапрельского”, был написан так, что без ущерба для г. Лэка лодки, которые должны были быть готовы через 18 месяцев после закладки и к январю 1910 года не были готовы и, конечно, когда “достроятся”, то уже не будут “последним словом”».

В дальнейшем, с приходом на пост морского министра адмирала Григоровича, все круто переменилось и развитие флота пошло большими шагами вперед.

Последними произведениями В.И. Семенова были его романы, свидетельствовавшие о полном расцвете его литературного таланта. Это были «Царица мира», «Цари воздуха» и последняя его книга «Страшное слово».

Скончался Владимир Иванович в ночь на 20 апреля 1910 года от маленького осколка японского снаряда, попавшего ему в легкое и оставшегося незамеченным, а постоянную боль, на которую Владимир Иванович жаловался, доктора объясняли застарелым плевритом. Этот осколок с острыми краями и в капсуле гноя был обнаружен только при вскрытии.

Так ушел талантливый писатель – офицер, горевший любовью к флоту и Родине, тяжело переживавший все недочеты и которому не было суждено увидеть лучшего времени, времени возрождения флота.

Г. Усаров

Бой при Цусиме

Памяти «Суворова»

Глава I

…Свежий ветер уныло гудит в стальных снастях рангоута и сердито гонит низкие, рваные тучи; мутные волны Желтого моря глухо плещутся о борта броненосца; мелкий, холодный дождь слепит глаза; сырость пронизывает до костей… и тем не менее группа офицеров все еще стоит на заднем мостике, провожая глазами медленно скрывающиеся за сеткой дождя силуэты транспортов.

На мачтах, на ноках рей развеваются сигналы – это наши спутники в дальнем и тяжелом плавании шлют нам свое последнее прости, свои последние пожелания.

Отчего на море этот братский привет, выраженный сочетанием флагов, так волнует душу, говорит ей больше всяких салютов, криков, музыки?.. Почему, пока не спущен сигнал, все смотрят на него, молча и сосредоточенно, словно это живые слова, а не пестрые тряпки вьются по ветру и мокнут под дождем, а когда сигнал спущен, отворачиваются, и каждый, так же молча, идет к своему делу? – Словно дано последнее, безмолвное рукопожатие, – простились окончательно…

– Ну и погода! – восклицает кто-то, чтобы нарушить молчание.

– Погода богатейшая! – возражает другой делано шутливым тоном. – Если бы такую до самого Владивостока, то и слава Богу! Никакой генеральной баталии не устроишь!..

Снова запестрели сигналы – эскадра, отпустив транспорты в Шанхай, перестраивалась в новый и последний походный порядок.

Впереди, в строе клина, шел разведочный отряд из трех судов: «Светлана», «Алмаз» и «Урал»; затем эскадра в двух колоннах: правую составляли I и II броненосные отряды, то есть 8 кораблей – «Суворов», «Александр», «Бородино», «Орел», «Сысой», «Наварин», «Нахимов»; в левой были III броненосный и крейсерский отряды, то есть тоже 8 кораблей – «Николай», «Сенявин», «Апраксин», «Ушаков» и «Олег», «Аврора», «Донской», «Мономах». По обе стороны эскадры, на линии головных броненосцев, держались «Жемчуг» и «Изумруд»; при каждом из них по паре миноносцев – это были наши дозорные справа и слева. Сзади, слегка врезавшись между нашими колоннами, шла колонна транспортов, которые необходимо было довести до Владивостока (жестокая ирония: мы стремились прорваться к своей базе, имея приказание, по возможности, привезти все с собой, чтобы не обременять ее (то есть базу) требованиями материалов и запасов, так как железная дорога с трудом обслуживает армию и нам на нее нечего рассчитывать), – «Анадырь», «Иртыш», «Корея», «Камчатка»; тут же, всегда готовые подать помощь, водоотливные и буксирные пароходы – «Свирь» и «Русь». Пять миноносцев (2-е отделение) держались при крейсерском отряде, имея назначением в бою, совместно с ним, защищать транспорты от неприятеля. Совсем позади шли госпитальные суда – «Орел» и «Кострома».

Такое расположение судов давало возможность, в случае появления неприятеля, быстро, без сложных маневров (а значит, и без замешательства), перестроиться в боевой порядок; разведочный отряд, ворочая в сторону от неприятеля, уходит на соединение с крейсерским, который отводит транспорты от места боя и защищает их от покушений неприятельских крейсеров, а I и II броненосные отряды, увеличив ход и склонившись «все вдруг» («все вдруг» имеет буквальное значение: все корабли одновременно ворочают в ту же сторону, на тот же угол, чем достигается параллельное самой себе перемещение их линии вправо или влево одновременно с движением вперед в зависимости от величины угла поворота. Повернув через некоторое время опять «все вдруг» на тот же угол, но в обратную сторону, корабли опять оказываются в строе кильватера, но на некотором расстоянии вправо или влево от прежнего своего пути. «Все вдруг» противополагается термину «последовательно», когда каждый корабль ворочает, только придя на место поворота идущего впереди, то есть идет по его следу) влево, выходят под нос III отряду и ложатся на старый курс, вследствие чего все три отряда оказываются в одной кильватерной колонне. Образуется линия нашей кордебаталии – 12 броненосных кораблей. «Жемчуг» и «Изумруд», маневрируя «по способности» и пользуясь своей скоростью, вместе с приписанными к ним миноносцами занимают места у головного и концевого кораблей главных сил (или у фланговых кораблей) со стороны, противоположной неприятелю, вне перелетов его снарядов; их назначение – отражать попытки обхода со стороны неприятельских миноносцев.

Вот была заранее выработанная картина приготовления к бою, известная каждому офицеру на эскадре. Различные особенности перестроения, зависящие от того, в каком именно направлении будет обнаружен неприятель, руководящие правила для действия артиллерии, порядок оказания помощи пострадавшим судам, перенос адмиральского флага с одного корабля на другой, передача командования и т. п. – были изложены в особых приказах командующего, но эти подробности представляют мало интереса для читателей, незнакомых с морским делом.

День прошел спокойно. К вечеру на «Сенявине» случилось повреждение в машине. Всю ночь шли малым ходом. В кают-компании «Суворова» офицеры сердились и бранили «самотопы» (так прозваны были корабли Небогатова). Впрочем, раздражение было хотя и естественно, но не совсем справедливо: мы сами были немногим их лучше. Наше долгое плавание – это был длинный скорбный лист наших котлов и механизмов и мартиролог наших механиков, которым приходилось и рожь на обухе молотить, и тришкин кафтан перешивать наново…

За ночь, по первому холодку после полугода тропиков, отлично выспались, хотя, конечно, повахтенно, то есть полночи одна половина офицеров и команды у орудий, а полночи – другая.

13 мая тучи поредели; выглянуло солнышко, но по морю еще стлалась густая мгла, хотя дул довольно свежий SW.

Предполагая использовать все светлое время на проход вблизи японских берегов, где вероятнее всего было ожидать минных атак, адмирал назначил быть эскадре в средней точке ее пути Цусимским проливом в полдень 14 мая.