Французская империя и республика

В заключение стоит привести слова биографа Ла Саля, Шарльвуа, которые могли бы стать эпитафией на его могиле: «У него не было недостатка ни в решимости, чтобы отважиться на рискованное предприятие, ни в постоянстве, чтобы довести любое дело до конца, ни в твердости духа, чтобы противостоять препятствиям, ни в средствах, чтобы осуществить свои замыслы. Однако он не сумел снискать любовь и приобрести расположение тех людей, в чьих услугах он больше всего нуждался…»

Падение Квебека

Постоянное противостояние между французскими и английскими колонистами продолжалось всю первую половину XVIII века. Это было кровавое время, когда при содействии индейских племен вырезались целые поселения. Англия и Франция периодически заключали перемирия, использовали захваченные в Канаде населенные пункты как разменную монету в большой игре, развернувшейся в заморских колониях. Например, Второй Ахенский мир, заключенный в 1748 г., позволил французам вернуть канадскую крепость Луисбург в обмен на возвращение индийского Мадраса, недавно отбитого у англичан. В 1750-х гг. успехи французов в Канаде были настолько велики, что Англия серьезно обеспокоилась текущим положением дел. Весной 1757 г. корпус французской армии под предводительством Риго де Водрея атаковал форт Уильям-Генри. Летом того же года Луи де Монкальм (1712–1759 гг.) с семитысячным войском заставил форт капитулировать. Англичане попытались ответить захватом Луисбурга, однако на этот раз им не удалось добиться успеха.

В 1758 г. руководство военной кампанией перешло к Уильяму Питту, который решил изменить тактику борьбы и собрать небывалое по численности войско в 60 тысяч человек. Наступление предполагалось осуществить сразу по всем направлениям, чтобы лишить французов возможности перебрасывать войска. В начале июня адмирал Боскоуэн высадил десант у Луисбурга, однако французы отбили его атаку. С юга на канадские владения выдвинулась армия генерала Эберкромби, однако Луи де Монкальму удалось удачно выбрать место для сражения и наголову разбить противника.

Но с других участков театра боевых действий новости были неутешительными. Франция потеряла Форт-Дюкен в долине Огайо, поселение Фронтенак, а после двухмесячной осады вынужден был сдаться Луисбург, что привело к ограничению контактов с метрополией. Однако проход во внутренние территории Новой Франции прикрывал Квебек. И сражение за этот город стало решающим моментом войны за владычество в Северной Америке.

Момент для решающего наступления англичане выбрали удачно: Франция не могла прислать существенную помощь канадским колониям, поскольку участвовала в Семилетней войне. Кроме того, запасы продовольствия были невелики: два последних года выдались неурожайными. Колония решила попросить поддержки: в конце 1758 г. в метрополию отправился Антуан де Бугенвиль на корабле «Ля Серьез». Плавание завершилось благополучно, однако посланца приняли достаточно прохладно. Людовик XV мало интересовался делами заморских колоний, а фактически управлявшая страной мадам де Помпадур и вовсе была к ним безразлична. Тем не менее, Бугенвилю удалось получить помощь: 23 корабля и 300 новобранцев. 10 мая 1759 г. пришедшая в Квебек эскадра привезла с собой несколько канониров и оружейников, а также запасы провианта и снаряжения. Даже беглого знакомства с документами достаточно, чтобы понять, насколько мала оказалась предложенная помощь. Так что колонистам оставалось надеяться только на собственные силы. Еще большее смятение вызвала новость о том, что Англия всерьез намерена захватить Новую Францию и уже собирает флот под командованием Джеймса Вольфа. Однако Монкальм не принадлежал к числу тех, кто сдается без боя, поэтому бросил все имеющиеся силы на укрепление Квебека.

Место для строительства главного опорного пункта французов было выбрано удачно: у города была прекрасная естественная защита в виде холмов и крутых склонов, затруднявших атаку. Тем не менее, Монкальму стало ясно, что для серьезной осады необходимо нечто большее. По его распоряжению колонисты приступили к строительству фортов, растянувшихся вдоль реки в сплошную линию от водопада Монморанси до Сен-Шарля. В строительстве оборонительных сооружений участвовали все колонисты: речь шла об их жизни, так что французы работали, пока не падали от усталости. А английский флот тем временем пересекал Атлантику.

Первые корабли англичан вошли в устье реки Святого Лаврентия в ночь с 23 на 24 мая 1759 года. Постепенно подтягивались и основные силы эскадры. Флот, который был прислан в Канаду, был самым крупным за всю предшествовавшую историю: никогда еще британские корабли не использовались в таком количестве. Всего в эскадре насчитывалось 150 кораблей, а общая численность корпуса составляла 12 000 человек. Это было почти вдвое больше, чем все население Новой Франции, так что надеяться на победу смысла не было.

Разведчики-индейцы приносили новости о все возраставшем числе английских кораблей. По иронии судьбы, ни одно судно не было потеряно во время долгого плавания, хотя ветры Атлантики обычно не были так милостивы к мореплавателям. Последние корабли достигли канадского берега в конце августа, однако генерал Вольф не стал дожидаться, пока соберутся все силы. Он также располагал сведениями о численности противника и вполне справедливо полагал, что сумеет легко справиться с гарнизоном Квебека даже с половиной войска. Оставалось лишь придумать подходящий план.

Большинство английских кораблей стояло у острова Орлеан, а войска расположились лагерем на северном берегу реки, в районе деревни Анж-Гардьен. Пока французы наблюдали за все увеличивающейся армией, Вольф нанес первый удар. Отправленный им десант сумел захватить высоты на мысе Леви – непосредственно напротив Квебека. Это позволило англичанам разместить на холмах артиллерию и начать обстрел города, который не прекращался ни на день – боеприпасов было достаточно.

Второй шаг английского генерала был гораздо менее продуманным. Вольфу пришла в голову мысль взять Квебек всего одной лобовой атакой. Возможно, он рассчитывал на то, что французы деморализованы начавшимся обстрелом. Но его ждал весьма неприятный сюрприз. Штурм был назначен на 23 июля. Часть кораблей подошли к берегу и начала высадку десанта, а другая часть начала проводить маневры, целью которых была нейтрализация французских укреплений.

Монкальм проявил поразительное хладнокровие. Он приказал вести артиллерийский и ружейный огонь по десанту, практически игнорируя корабли. Крутые склоны квебекских холмов не позволяли английским солдатам быстро добежать до стен, так что французы почти в упор расстреливали непрошеных гостей. Среди гарнизона Квебека потери также были: корабли англичан вели обстрел города. Вольф, который надеялся на быструю победу, следил за развернувшейся битвой. Приказ об отступлении он отдал только вечером, когда пошел дождь и склоны холмов стали скользкими, как лед.

31 июля 1759 г. англичан ожидало еще одно разочарование: попытка Вольфа атаковать французские войска вблизи Бопора на левом берегу реки Святого Лаврентия завершилась полной неудачей. Маркиз де Монкальм умело использовал особенности местности, так что англичанам снова пришлось карабкаться по склонам под дождем. Битва при Монморанси (название реки, неподалеку от которой произошло сражение) обошлась англичанам дорого: французы потеряли всего 70 человек, а британцы – 440 солдат.

Неудачный штурм Квебека и еще более неудачное сражение стали для английского генерала изрядным ударом по самолюбию. Поэтому он не торопился предпринимать новую атаку. На составление планов взятия города он потратил полтора месяца. Все это время английская артиллерия продолжала обстреливать Квебек, но стены крепости были неприступны. Внутренние постройки были сильно разрушены, так что гарнизону приходилось жить среди руин. Но французы даже не думали о капитуляции. Близилась осень, и у защитников города оставалась надежда, что с наступлением холодов англичане не станут рисковать кораблями, которые река Святого Лаврентия способна перемолоть в щепы, и снимут осаду.

В конце августа и так небольшой гарнизон был вынужден послать помощь на другие участки фронта. Из американских колоний двигались англичане, поэтому Монкальм отправил на западную границу своего друга – генерала Франсуа-Гастона де Леви с небольшим отрядом и несколькими офицерами. Колонисты в приграничных землях могли выставить ополчение, да и на союзные племена все еще можно было рассчитывать. Однако для руководства сражениями необходимы были опытные полководцы.

Надежды французов на отступление англичан не оправдались: в сентябре часть кораблей перевели на плесы западнее Квебека, и осажденные могли наблюдать лес корабельных мачт и безбоязненно снующие туда и обратно грузовые шлюпки неприятеля. Боеприпасы приходилось экономить на случай очередного штурма.

Между тем отчаяние охватило не только квебекский гарнизон. Генерал Джеймс Вольф также не представлял, что делать дальше. Канадские зимы были суровыми, так что доставка продовольствия и боеприпасов из английских колоний или самой Англии была бы непростой задачей. Кроме того, пришлось бы решать проблему с поселением войск, отоплением лагеря… Все это вызывало тоску, так что письмо в Англию, отправленное Вольфом, было наполнено отчаянием и безнадежностью. Генерал писал, что здоровье его подорвано, он не способен принести своей стране какую-либо пользу, но главное – не надеется сделать это и в будущем. Это писал не дряхлый старец, а 32-летний человек. Однако Вольфу за недолгую жизнь пришлось увидеть немало смертей, кроме того, он был подвержен болезням… Луи-Жозефу Монкальму на момент битвы за Квебек исполнилось 47, однако он не утратил выдержки…

Историки до сих пор спорят, что стало причиной падения Квебека: наблюдательность Вольфа или небрежность французов, но судьбу Квебека решил случай. В начале сентября часть английских войск расположилась западнее осажденного города, однако атака через непролазные дебри была бы безумием. Генерал Вольф часто плавал на шлюпке вдоль берега, выискивая возможные подходы к стенам неприступной цитадели. 8 сентября он, как обычно, рассматривал скалы в подзорную трубу. Его взгляд привлекла удивительно мирная и даже немного неуместная в военное время картина: француженки стирали и полоскали белье в небольшой бухте Л’Анс-дю-Фулон. Подняв трубу немного выше, он увидел на холмах белье, развешанное на кустах для просушки. У кого-то подобное зрелище вызвало бы ностальгию, воспоминания о довоенных временах или улыбку. Но Вольф мыслил как военный: раз женщины занимаются стиркой, в районе бухты должна быть тропа, ведущая наверх.

С реки скалы казались одинаково отвесными и крутыми. Тем не менее Вольф решил довериться своему разуму и интуиции и назначил штурм Квебека на 13 сентября. На этот раз генерал не собирался начинать штурм без подготовки. Он решил, что 12 сентября англичане начнут разыгрывать для французов представление, чтобы убедить их в подготовке штурма с восточной стороны. А ночью в бухте высадится десант и поднимется по тропе. Тем временем разведчикам удалось захватить двух французов, бежавших из крепости. Те подтвердили существование тропы и сообщили Вольфу, что ни тропа, ни сама крепость почти не охраняются.

Трудно поверить, что при подготовке крепости к осаде Монкальм оставил без внимания спуск к реке, которым часто пользовались колонисты, но он действительно практически не был защищен. На руку нападавшим оказалось и еще одно важное обстоятельство. В ночь на 13 сентября французы ожидали караван барж, который должен был привезти припасы и направиться дальше в Бопор. Вольф решил воспользоваться этим и попытаться выдать десант за французский караван – требовалось только опередить его. И тут в судьбу Квебека снова вмешался роковой случай. Хотя в гарнизон и поступило сообщение, что баржи с провизией задерживаются, немногочисленную охрану бухты об этом попросту забыли предупредить. Не исключено, что часть французов, уставших от непрерывного обстрела, попросту решила сговориться с противником. В этом случае появление женщин на берегу, слова беглецов и «случайно» не переданные сведения – звенья одной цепи.

Как бы то ни было, 12 сентября началось с оживления на реке. Жители Квебека наблюдали, как англичане старательно изображали подготовку к штурму с востока. Монкальм принялся готовить позиции и перемещать войска: атака могла начаться в любой момент. Напряжение продержалось до глубокой ночи. А тем временем английские шлюпки беспрепятственно миновали французские посты. Среди англичан нашелся офицер с безупречным знанием французского языка. Разумеется, он не знал пароля. Но на вопрос часового прошептал, что не стоит шуметь – англичане не дремлют. Часовой, вместо того чтобы поднять тревогу, пропустил шлюпки и баржи по реке.

Англичане не встретили сопротивления и дальше. Высадившись в бухте Л’Анс-дю-Фулон, они быстро обнаружили тайную тропу и поднялись по ней. Закрепившись, передовой отряд стал дожидаться прибытия остальных войск. Маркизу де Монкальму сообщили о происшедшем во время утреннего чаепития. Он был в ярости, но войска Вольфа уже заняли расположенную к западу от Квебека равнину Авраама. Именно на ней состоялось решающее сражение.

Пока батареи англичан вели обстрел Квебека с удвоенным усердием, английские солдаты успели выкопать траншеи и укрепить позиции пушками. Монкальм и Вольф поменялись местами: теперь французы устремились в атаку, но падали один за другим под мощным залповым огнем. В отличие от британцев, выставивших опытных обстрелянных солдат, французы располагали лишь новобранцами, ополчением, собранным из фермеров и охотников, и некоторым количеством индейских воинов. Эти войска могли эффективно вести оборону, однако прямая атака оказалась для них слишком серьезным испытанием. Наступление захлебнулось, и остатки гарнизона побежали к городу. Монкальм, верхом на коне возглавлявший войско, пытался остановить бегство своих солдат, однако получил сразу два ранения: в подмышку и бедро.

К чести французов, солдаты не бросили командира на поле боя. Они внесли его в город и попытались отыскать хирурга, но тот участвовал в сражении. Поэтому маркизу пришлось кое-как перевязать свои раны с помощью помощников, а затем он отдавал распоряжения через ординарцев до самого вечера. Бой кипел уже в самом Квебеке. Часть защитников оставила мысли о борьбе, но многие отчаянно сражались. Почувствовав приближение смерти, Монкальм произнес историческую фразу: «У меня больше нет ни приказаний, ни советов. Время, отпущенное мне, на исходе, и я должен обратиться к более важным делам». За ночь маркиз успел написать несколько писем, исповедоваться, а к утру, 14 сентября 1759 г., скончался. Соперник Монкальма, генерал Вольф, ненадолго пережил француза. По иронии судьбы, его организм не вынес напряженного штурма, так что командующий экспедицией умер 15 сентября, так и не успев насладиться своей победой. Защитники крепости продержались до 18 сентября, а затем командование приняло решение сдать город. Место Вольфа занял Джордж Таунсенд (1724–1807 гг.), который принял ключи от города и поднял над руинами Квебека английский флаг.

Судьба Канады после падения Квебека была решена: у англичан появился прямой водный путь в сердце страны. Спустя год в Монреале была подписана полная капитуляция французских североамериканских колоний, а их окончательный переход под владычество Англии состоялся в 1763 г., по итогам Утрехтского мира. На сей раз англичане не стали депортировать французских поселенцев или преследовать их (за исключением иезуитов и нескольких крупных землевладельцев). Так что жители многих франкоговорящих провинций Канады и отдельных городов США ведут свое происхождение от смелых колонистов, сохранивших память о первых днях освоения этих земель. В память первопроходцев названы улицы, университеты, мосты и целые города.

Несмотря на то что канадские колонии были потеряны Францией, они успели оказать огромное влияние на культуру страны. Многие города и реки до сих пор носят названия, которые были придуманы первопроходцами. На карте по-прежнему можно отыскать Квебек, реку Святого Лаврентия, озеро Гурон. Туристы из разных стран мира до сих пор восхищаются мощью крепости Луисбург, рассматривают экспонаты музея под открытым небом на месте первого поселения на острове Сент-Круа, слушают рассказы экскурсоводов на месте проведения решающей битвы за Квебек – поле Авраама. «Фестиваль де Кантон» в Квебеке приглашает гостей на дегустацию блюд французской кухни и знакомство с культурными традициями.

Интересен и еще один факт. Знаменитый государственный гимн Канады существует в двух вариантах: на английском и французском языках. Английская версия прославляет патриотизм и свободу. А французский вариант гимна содержит такие строки:

Если рука способна меч сжимать,
Только тогда достойна крест держать.
В прошлом твоем славы не счесть –
Дерзких открытий дана тебе честь.

Эти слова – лучший памятник колонистам: миссионерам и первопроходцам, охотникам за пушниной и талантливым администраторам, солдатам и крестьянам, которые подарили своей стране огромные территории.

С потерей канадских владений история французской колониальной империи не закончилась. Однако самые значительные события в ней произошли уже в начале XIX столетия, при Наполеоне. Но это уже, как говорится, другая история…

Наполеон и французские колонии, или Почему его называют могильщиком первой французской колониальной империи

Годом рождения первой французской колониальной империи одни историки условно считают 1546-й, другие – 1605-й. А вот с определением даты ее крушения все единогласны – 1809 год, время правления Наполеона. Именно поэтому за первым императором французов утвердилось нелестное прозвище могильщика этой империи. И это несмотря на то, что при нем площадь французских колоний достигала свыше 8 млн км? – величины, более чем в 12 раз превосходящей территорию нынешней Франции. Правда, большинство из них, особенно в Северной Америке, было завоевано еще во времена Бурбонов.

По сравнению с этим все, что добавилось к заморским владениям страны в результате наполеоновских войн, выглядело гораздо скромнее. Хотя великий полководец за всю свою воинскую карьеру провел 60 сражений, большинство из которых выиграл, масштабы завоеванных им территорий то увеличивались, то сокращались. Ведь, как известно, захватить чужие земли – это только половина дела, главное состоит в том, чтобы их удержать за собой. Вот это-то сделать Наполеону удавалось не всегда.

Его участие в колониальной политике Франции началось с так называемого Египетского похода. Хотя в какой-то мере к ней можно отнести и предшествовавший Египту Итальянский поход 1796–1797 гг., в результате которого у Франции на территории Европы появилось 11 вассальных республик. Позже, благодаря великому завоевателю, она прирастет еще множеством так называемых «дочерних» республик и другими, зависимыми от нее государствами. Эти захваты, по сути, также можно считать своеобразными континентальными колониями Франции. Но об этом мы поговорим позже, в отдельном разделе, который так и называется «„Дочерние республики”, или Колонизация по-наполеоновски». А пока вернемся к пресловутой Египетской кампании Наполеона, нередко называемой историками египетской авантюрой. А еще этот поход до сих пор считается самым экзотичным, экстравагантным и загадочным в биографии великого полководца. И надо сказать, что оснований для подобных определений у исследователей предостаточно. Взять хотя бы их суждения о том, какие цели он преследовал, отправляясь в зону Средиземноморья, и что хотел найти в Египте и других странах Леванта.

По следам Александра Македонского, или зачем Наполеон отправился в Египет

Официальный ответ на этот вопрос связан с извечным противостоянием между Францией и Британией. В 1798 г. после возвращения из Италии генерал Бонапарт был назначен главнокомандующим 120-тысячной английской армией, которая вскоре, по планам Директории, должна была стать армией вторжения на Британские острова. Однако после ознакомления с ее состоянием Наполеон пришел к выводу, что успех будущей кампании не обеспечен ни в военно-морском, ни в финансовом отношении. А потому он отказался от высадки десанта на побережье Ирландии, но не от самой идеи нанесения удара по злейшему врагу Французской республики. Только начать войну с Англией генерал предложил вдали от Британских островов – в далеком Египте, через который пролегали основные торговые сообщения английских купцов с Индией. Сделав его колонией Франции на Красном море, Наполеон хотел тем самым не только нарушить колониальную торговлю Англии, но и использовать эту покоренную страну в качестве форпоста для завоевания Индии. Поэтому предпринятая Бонапартом в 1798 г. экспедиция, по мнению Е. Тарле, должна была стать многоэтапной и длительной. «Не следует представлять себе дело так, – писал историк, – что Наполеон ставил своей целью в один прием, так сказать, завоевать все эти страны и изгнать англичан из Индии. Второй и третий этапы могли воспоследовать и не в 1798, и не в 1799, и не в 1800 гг.

Но что Египет интересовал его главным образом именно как плацдарм для будущего нашествия на Индию, в этом не может быть никакого сомнения».

Такую же точку зрения до недавнего времени разделяли практически все исследователи наполеоновской эпохи. Хотя иногда появлялись и другие версии. По одной из них, в Египет Наполеона погнала прежде всего жажда славы, желание повторить или даже превзойти величие Александра Македонского. После триумфального Итальянского похода он искал нового достойного применения своему полководческому таланту. Причем такого, где воинская слава сочеталась бы с государственной властью. На это указывает автор книги «Наполеон. Победителей не судят» А. Ю. Щербаков, заявляя, что был в наполеоновском «замысле „броска на восток” и чисто прагматический расчет». Он состоял в том, что покорение Египта, несомненно, открыло бы для него путь на властный олимп: «Человек, который преподнесет французам такой подарок, сможет делать все, что ему заблагорассудится. Ему и власть брать не придется. Принесут на блюдечке с голубой каемочкой. Ради этого стоило рисковать». Наполеон хорошо это понимал, потому и стремился поскорее отправиться в новый поход. «Уже на острове Святой Елены, – пишет Щербаков, – он вспоминал, что в его планы входило вызвать «великую революцию на Востоке»… Вызвать всеобщее восстание и под шумок создать профранцузское государство. А если получится – то и вовсе колонию». Подобную мысль разделяет и автор книги «Короткий век блистательной империи» А. Б. Широкорад: «Бонапарт планировал обосноваться в Египте всерьез и надолго. Поэтому он не забыл даже… большую комиссию из ученых и инженеров». Правда, это утверждение не находит подтверждения в воспоминаниях ближайшего сподвижника Наполеона, министра иностранных дел Шарля Мориса де Талейрана, писавшего, что полководец не думал «об укреплении в Египте, ни вообще в какой-либо стране, которую он покорил бы, стоя во главе французской армии». Но можно ли верить Талейрану, которого, по словам Е. Тарле, «называли не просто лжецом, но „отцом лжи”»?

По другой версии, основной целью полководца было заполучить богатства этой древней восточной страны. И с этим вряд ли можно поспорить. Поскольку, как справедливо отмечает А. Ю. Щербаков, «на самом деле ни одна война в истории не велась ради романтических целей», ибо «слишком это дорогое, кровавое и опасное удовольствие». В основе всех завоеваний всегда находилось обогащение. Но вряд ли оно служило для Наполеона основной целью и уж, конечно, не было единственной.

А недавно появилось еще одно, весьма своеобразное предположение. Оно содержится в статье Дмитрия Куприянова «Что Наполеон искал и быть может нашел в Египте?», опубликованной в январе 2014 г. Автор категорически не согласен с официальной версией и вот почему: «Обычно, говоря о наполеоновском вторжении в Египет, приводят несколько основополагающих причин, которые при ближайшем рассмотрении не выдерживают никакой критики. Причина первая: у Франции не было нормального флота, чтобы противостоять владычице морей – Британии. Поэтому Бонапарт после возвращения из Италии отправился на север Франции, где тщательно исследовал все возможности для нападения на Британию. В результате чего он пришел к выводу: английский флот с легкостью разобьет французскую экспедицию, так что нападать на Англию через море – бред чистейшей воды!

Разумеется, с этим можно было бы согласиться, если бы после этого последовало предложение продолжить завоевания, используя сухопутные маршруты: например, отправиться в Испанию, Австрию или в ту же Россию. Но, отказавшись от плана нападения на Британию, Наполеон тут же предлагает нечто похожее (во всяком случае, опять связанное с морем и использованием флота), только еще более трудноосуществимое – посадить армию на корабли и отправиться завоевывать Египет!

Согласитесь, что план нападения на Британию через Ирландию, где Бонапарта явно поддержало бы местное население, ненавидевшее англичан, был куда более прагматичен. Ведь в случае отправки в Египет непременно пришлось бы встретить «радушный прием» Горацио Нельсона и его подопечных, которые хозяйничали не только в Ла-Манше, но и в Средиземном море. В конце концов, Наполеон мог бы потребовать денег на постройку новых кораблей, как это сделал в свое время Петр I, создавший, в отличие от французов, флот – и вовсе на пустом месте. Не было денег? Но на экспедицию в Египет ведь нашлись».

С доводами, приведенными Д. Куприяновым, трудно не согласиться. Действительно, отправляться за тридевять земель и морей с 32-тысячной армией[2 - По данным А. Манфреда, египетская армия составляла 38 тысяч человек. Другие историки называют численность от 30 до 32 тысяч.] на завоевание незнакомой страны – не меньшая авантюра, чем имея 120-тысячную английскую армию, но не имея конкурентоспособного флота, нападать на Британию. Почему же Наполеон, будучи трезвомыслящим стратегом и прекрасным аналитиком, посчитал неприемлемым первый вариант и убедил Директорию в необходимости второго? Что руководило им при принятии решения в пользу Египта: авантюризм, мечтательность, расчет или что-то другое? Д. Куприянов дает этому весьма оригинальное объяснение: «Нет, Бонапарт прекрасно отдавал себе отчет в трудности того, что ему предстояло, ведь есть свидетельство Стендаля, который указал: в 1796 г. Директория поручила Бонапарту рассмотреть план вторжения в Египет. Он изучил его и вернул правительству с заключением: это невозможно!

Но прошло два года, и молодой полководец вдруг решительно переменил свою позицию. Почему? Ответ очевиден: за это время он узнал нечто, что ослепило даже такого трезвого и прагматичного полководца, как Наполеон. Какой мираж заставил его забыть о трудностях морского пути, о недостаточности вооружения, о жаре и решительном настрое египетских мамелюков и турецкого султана?

Нет никакого сомнения, что эта тайна должна была быть совершенно замечательной, превосходящей по своему значению все, что было известно до сих пор!»

По мнению Куприянова, отправляясь в Египет, великий полководец преследовал совсем другие, «необъявленные цели». А состояли они в следующем: «На самом деле Наполеона не интересовали ни установление французского протектората над Египтом, ни повторение подвигов Александра Великого, ни египетская селитра, необходимая для производства пороха, как считают некоторые историки, – Бонапарт пришел в Египет за «тайными знаниями»! Так можно назвать колоссальный массив накопленных за несколько тысячелетий знаний, созданных великой египетской цивилизацией. Все, чем был известен Египет – астрономия, астрология, инженерия, механика, одним словом, ключи к тайнам мироздания, – все это хранилось в засыпанных песками пирамидах и заброшенных храмах.

И Наполеон, этот гениальный провидец, первым из великих понял, какие преимущества получит тот, кто завладеет этими ключами».

Насколько правомерно такое утверждение, покажут факты.

К ним-то мы сейчас и обратимся. Прежде всего необходимо заметить, что Наполеон был далеко не первым, кому пришла в голову идея о походе в Египет. По словам одного из лучших исследователей наполеоновской эпохи А. Манфреда, «с того времени как Лейбниц подал Людовику XIV совет овладеть Египтом, идея эта на протяжении всего восемнадцатого столетия не переставала занимать государственных деятелей и некоторых мыслителей Франции». Одним из тех, кто отстаивал ее перед членами Директории, был Талейран, выступивший 3 июля 1797 г. в Национальном институте с докладом «Мемуары о преимуществах новых колоний в современных условиях».