Большая книга рождественских рассказов

– Рэйди тоже умер!

Все оглянулись и увидали, что ребёнок лежит на полу без чувств.

В одну секунду все бросились к нему и окружили его. Наконец он открыл глаза, каким-то бессознательным взглядом обвёл комнату, вздрогнул, заплакал и чуть слышно произнёс:

– Это за то, что папа не хотел помочь бедным птичкам!

Кезия, сообразив в эту ужасную минуту всю тяжесть ноши, какую судьба взвалила ей на плечи, ей, беспомощной, одинокой женщине, тем не менее сочла своей обязанностью действовать в этом случае энергично и потому, отнеся Рэя на руках в его постель, стала уговаривать его, чтобы он не пугался, так как пока ещё нет положительной причины приходить в отчаяние. Потом она сошла вниз, при всех громко разбранила разносчика, назвав его старым дураком за то, что он вздумал выражать свои предположения и опасения при детях, и затем стала совещаться с соседями насчёт того, как было бы лучше действовать в настоящее время.

Крестьяне добровольно предложили свои услуги отправиться на поиски священника; но их было всего человека четыре или пять и притом двое из них уже совсем старики. Тем не менее, взяв свои фонари и вооружившись топорами, они отправились и вскоре скрылись в вихре снежной метели.

Сначала они решили, что нужно влезть на церковную колокольню и звонить там в оба колокола; но потом сообразили, что это будет бесполезно, так как при сильных порывах ветра колокольный звон совсем не будет слышен. Таким образом, крестьяне пошли на поиски в эту бурную ночь, а их испуганные жёны остались дожидаться их в кухне священнического дома, находя даже некоторого рода удовольствие в ощущении чувства страха всякий раз, когда старик-разносчик чуть не каждую минуту, всплеснув руками, громко произносил:

– Господи, помилуй! Он теперь погибший человек!

И это продолжалось до тех пор, пока Кезия, обозвав его ещё раз старым дураком, не отослала разносчика спать, что он тотчас же беспрекословно исполнил.

Женщины между тем расположились около кухонной печки, попивали предложенное им Кезией настоянное на разных пряностях вино и рассказывали одна другой самые страшные случаи, о которых они слыхали от своих отцов и дедов, беспрестанно дополняя свои повествования словами: «А вот ещё сказывают» и т. д.

А Кезия пошла наверх и села возле кроватей Роба и Рэя. Роб крепко спал, а Рэй лежал с открытыми глазами, часто вздрагивал, стонал и всё твердил:

– Папа не хотел помочь бедным птичкам, да, не хотел, и я знаю, что Бог рассердился на него за это.

Вот и ночь уже прошла, томительная, бесконечно длинная ночь, но ветер по-прежнему выл, а снежная метель не унималась. На рассвете крестьяне воротились; поиски их не привели ни к чему. Они говорили, что искали везде, по всему болоту, на расстоянии целых восьми миль; но, в сущности, сами того не подозревая, они не отходили от священнического дома далее четырёх миль, более кружась на одном месте, так как сквозь снежную, залеплявшую им глаза метель трудно было узнать, где именно находишься. Наступило утро, мрачное, серое; снег всё ещё продолжал идти, но ветер уже стих. Тогда Кезия обратилась к самому молодому и самому сильному из находившихся в кухне крестьян с просьбой дойти до самого Тамслейга, чтобы навести более верные справки о священнике. Это было дело трудное и даже небезопасное, так как все дороги были занесены и всевозможные сообщения прекратились; но молодой парень был не трус и смело обещал ей постараться сделать всё, что можно, пробормотав, однако же, себе под нос:

– Я знаю, что это будет напрасно; священник, по всей вероятности, уже давно замёрз в эту холодную ночь.