Размышления о прошлом и настоящем. Очерки политической экономии

5. Задача отражения аграрной проблематики вообще, и особенно российской, стоит не только перед научно-исследовательскими проектами, но и перед учебниками по экономической теории, политической экономии. Следует отметить, что если в «Экономикс» С. Фишера и др. аграрная тема вообще отсутствует, то в «Экономикс» К. Макконнелла и С. Брю она рассматривается в двух местах (11-е издание): 1) «Что такое земельная рента?» в гл. 31 «Ценообразование и использование ресурсов: рента, ссудный процент, прибыль» и 2) в гл. 35 «Сельское хозяйство: фермерская проблема». В последней даётся разбор конкретной ситуации в сельскохозяйственном секторе США с углублением в историю вопроса, анализируется «фермерская проблема», а также государственная политика в отношении сельского хозяйства с явным присутствием национального фактора.

К сожалению, в российских учебниках по экономической теории, микро – и макроэкономике подобный анализ отсутствует, как нет его в учебниках ни по переходной экономике, ни по национальной экономике. Думается, что во вновь разрабатываемых кафедральных курсах эта «традиция», отражающая общую ситуацию в России последних 17 лет, должна быть преодолена.

    Апрель 2007 г.

IV. Время – не критерий актуальности науки

(доклад и заключительное слово на обсуждении темы «А. Смит в XXI в. – уроки для современной политической экономии и новой модели российской экономики»)

В конце 2006 г. исполнилось 230 лет выхода в свет шедевра мировой экономической науки – книги А. Смита «Исследование о природе и причинах богатства народов» (1776 г.). Проблемная группа с участием представителей других проблемных групп, кафедры истории народного хозяйства и экономических учений, а также сотрудников ряда московских вузов посвятила этому событию специальное заседание, вниманию участников которого были предложены следующие вопросы:

1. А. Смит как предшественник марксистской и неоклассической ветви экономической теории (вопросы истории и логики развития мировой экономической науки).

2. Методология и теория А. Смита в свете проблем системной композиции современной экономической теории и создания курса «Теория общественного богатства».

3. «Богатство народов» как источник теоретической разработки национальной модели российской экономики с растущей производительностью труда и развивающимся материальным производством.[9 - Вестник Московского университета. Серия 6. Экономика. 2008. № 1.]

В конце 2006 г. фактически состоялся не один, а два смитовских юбилея: второй, не менее ценный для нас, прямо связанный с судьбой отечественной науки и со становлением российского экономического образования, напоминает о 200-летии завершения первого русского издания «Богатства народов», вышедшего в 1804–1806 гг. Нельзя не вспомнить и проведение в 1975 г. в МГУ Всесоюзной научной конференции, посвящённой 200-летию работы А. Смита. Возникает естественный вопрос, чем вызвано такое внимание к этому сочинению в условиях плановой экономики СССР, где не действовал стихийно-автоматический механизм свободной конкуренции, ценообразования, спроса и предложения – смитовский механизм «невидимой руки»? Почему, напротив, сегодня в России, да и в других странах, где господствует либерально-рыночная экономика, у начала идеологии которой стоял А. Смит, не придают особого значения и даже внимания очередному юбилею его главного труда? Не придают, хотя современная неоклассическая мысль считает его чуть ли не своим историческим и методологическим предшественником, а у российского отряда её приверженцев появился, казалось бы, повод для новой волны опровержения теории политической экономии социализма?

По моему мнению, на этот вопрос, как это и не удивительно, можно найти ответ уже у Дж. Милля – последнего из немарксистских представителей классической политической экономии (ещё до появления неоклассики как маржиналистской версии общей экономической теории). У Дж. Милля встречаются противоречивые высказывания в адрес наследия А. Смита. В предисловии к своим «Основаниям политической экономии» (первое издание – 1848 г., последнее прижизненное – 1871 г.) он пишет: «Книга „Богатство народов“ во многом устарела и в целом неудовлетворительна». Но чуть выше читаем иное: «Самая характерная особенность работы Адама Смита, особенность, больше всего выделяющая её из других равных ей или даже превосходящих её по уровню изложения общих принципов предмета, состоит в том, что она неизменно связывает теоретические положения с их практическим применением». А такое применение требует, по Дж. Миллю, обращения и к другим наукам «социальной философии», к которой он относит политическую экономию, использования их в её рамках. Никто, считает Дж. Милль, не поднялся до такого уровня связи «чистой» теории с её практическим приложением с использованием результатов других наук, вошедших в саму политическую экономию. После А. Смита в ней появились новые «теоретические представления», возникли и новые «современные социальные идеи», их по примеру А. Смита надо соединить.[10 - Милль Дж. Основания политической экономии. М.: Прогресс, 1980. С. 75–76.]

Такая же задача, думаю, стоит сегодня и перед экономикс (неоклассикой, неоклассическим синтезом и их разветвлениями), да и вообще перед современной общей экономической теорией, политической экономией. Во всяком случае критика, которая раздаётся не только в нашей литературе, но и на Западе в адрес экономикс, указывает на её отрыв от реалий национальных экономик, переходных экономик развивающихся стран, на чрезмерную математическую формализацию в ущерб содержательному раскрытию экономических явлений, абстрактность представленной общей теории. Даже звучащая в наши дни на Западе идея «ренессанса» политической экономии связывается с этой слабостью экономикс – с отрывом от экономической политики даже в США, её родовом гнезде. Неоклассика изначально против экономической политики государства и социальной составляющей не только как предмета экономической теории, но и против её обращения к этим общественным структурам, поскольку, как и А. Смит, неоклассика стоит на идеологических позициях невмешательства государства в экономическую жизнь, но в отличие от А. Смита закрывает себе путь к разработке практических приложений «чистой», абстрактной теории, на что указывал Дж. Милль.

Однако отличие неоклассики от концепции А. Смита состоит далеко не только в её риторическом стремлении обеспечить «чистоту» общей экономической теории, отделить её от практических приложений, в чём, напротив, видит достоинство смитовской точки зрения Дж. Милль: немалое различие пролегает между ними на «чистом поле» самой этой теории. Оно состоит в том, что А. Смит, во-первых, отрицает полезностный подход в понимании основы цены и развивает (хотя и непоследовательно) идею трудовой теории стоимости; во-вторых, разработал учение о производительном и непроизводительном труде, связав производительный труд с материальным производством; в-третьих, дал трактовку «природы и причин» богатства народов, указав на трудовые ресурсы общества и производительность труда; в-четвёртых, объяснил происхождение прибыли как вычет из труда рабочего, т. е. приблизился к теории прибавочной стоимости. По всем этим пунктам А. Смит, по выражению одного классика, как «великий идеолог передовой буржуазии» является непосредственным предшественником, а его идеи – источником марксистской политической экономии, развившей дальше А. Смита и Д. Рикардо трудовую теорию стоимости и создавшей теорию прибавочной стоимости. Понятно, что по всем этим пунктам А. Смит – теоретический оппонент неоклассики, неоклассического синтеза, экономикс. Но вместе с тем он и предшественник, и теоретический союзник последних и, прежде всего, с точки зрения ряда философско-методологических принципов. Главным открытием, достижением А. Смита, наследуемым неоклассическим направлением во всех его современных проявлениях и модификациях, так называемым «мейнстримом» современной экономической теории, является, как утверждает известный историк экономической мысли и методолог М. Блауг, «автоматический равновесный механизм конкурентного рынка». Но не только это. В основе методологии всей экономической системы А. Смита лежит идея вечности и неизменности экономических законов, проистекающих из самой природы человека – эгоиста, естественно преследующего личный интерес и сознательно стремящегося к личной выгоде. Этот «экономический человек» – образ частного товаропроизводителя. Отталкиваясь от природы индивида, склонного к «обмену», А. Смит восходит к обществу – «меновому обществу». В своей экономической системе («Богатство народов») он начинает исследование с разделения труда, а потом переходит к реальному обмену, но склонность к обмену предшествует разделению труда как некая философско-методологическая предпосылка, а разделение труда выступает лишь как средство для осуществления этой склонности. Именно такая парадигма стала впоследствии исходным пунктом постулирования главнейшего принципа неоклассического маржинализма – принципа «методологического индивидуализма» с его признанием «рациональности» принимаемых индивидом решений и их «максимилизации» в его поведении, хозяйственной деятельности. К сожалению, эта линия генетической связи неоклассики с А. Смитом не замечена ни в западной, ни в отечественной литературе.

Таким образом, по отношению к последовавшим основным направлениям развития общей экономической теории наследие А. Смита «раздваивается», определяя их отправные точки. И причина – в «раздвоении» самого А. Смита, поскольку он пользуется одновременно эзотерическим (анализ сущности явлений) и экзотерическим (анализ феноменологических связей) методами.

Второй вопрос нашей «повестки дня» – систематика современной экономической теории и теория национального богатства: место в ней политической экономии, соотношение политической экономии и теории национального (общественного) богатства. Создание таких учебных курсов требует разработки самой теории, выяснения её соотношения теории национального (общественного) богатства и политической экономии. Позиция А. Смита по этому вопросу выражена в самом названии его труда. Дж. Милль определял предмет политической экономии так: «Преподавание или исследование сущности богатства, законов его производства и распределения».[11 - Милль Дж. Основания политической экономии. М.: Прогресс, 1980. C. 81.] В понимании богатства Дж. Милль, как и А. Смит, стоял на точке зрения трудовой теории стоимости: «Все полезные (или приятные) вещи, которые обладают меновой стоимостью, за исключением тех, которые можно приобрести без затрат труда».[12 - Там же. С. 91.] От классиков идёт традиция не включать неиспользуемые природные ресурсы («естественное богатство») в общественное богатство и трактовать его исключительно как результат производственной деятельности людей. Иногда общественное богатство отождествляют с национальным богатством. В «Курсе политической экономии» под ред. Н. А. Цаголова общественное богатство и естественные ресурсы подведены под общее понятие национального богатства. Дж. Милль категорически исключал из национального богатства «государственные ценные бумаги», указывая на содержащийся в них «распределительный элемент». К. Маркс относил все виды ценных бумаг, включая акции, к «фиктивному капиталу». Однако в современной западной статистике акции составляют крупную долю национального богатства стран, а повышение курса акций независимо от вызвавших его факторов расценивается как рост «капитализации» компаний, т. е. как рост их богатства. Российская же статистика исчисляет величину национального богатства только в составе основных фондов, включая незавершённое строительство, материальные оборотные средства и накопленное домашнее имущество (справочно).[13 - Российский статистический ежегодник. 2005. С. 336.] Остаётся открытым вопрос о соотношении материального и нематериального богатства, интеллектуальной собственности, о возможности их интеграции в общем понятии национального богатства и т. д.

Как уже сказано выше, мейнстримовский экономикс демонстрирует отказ от А. Смита по ключевым вопросам политической экономии, ориентирует экономику на торговлю, финансово-кредитную деятельность, ростовщичество и спекуляцию, но не на развитие материального производства, не на рост производительность труда. «Экономикс» полагает, что всё сделает автоматический механизм рынка. А. Смит, исследовавший общие законы рыночно-капиталистического хозяйства, восхищался эффективностью его конкурентной системы, но тем не менее видел источники роста богатства народов не в этом механизме, а в трудовом потенциале населения, занятого в материальном производстве, в росте производительности его труда. Механизм – лишь средство, способное привести в движение трудовые ресурсы. Для российской экономики смитовская идеология в этой части крайне необходима. Принципиально важно переломить ультралиберальное мышление реформаторов, стоящих у руля экономической и социальной политики, обратить их внимание на действительные, а не мнимые источники экономического роста. Только ущербностью доминирующей идеологии можно объяснить, например, тот факт, что в российских статистических изданиях совершенно отсутствует информация о динамике производительности труда как в народнохозяйственном масштабе, так и на отраслевом уровне, в межотраслевых и международных сопоставлениях. Хотя в американских университетах, где, как известно, правит бал неоклассическая доктрина в тех или иных вариациях, статистические публикации содержат богатую информацию о производительности труда. Ведь именно на этом факторе основывается вся история экономического развития США. Уроки А. Смита весьма поучительны не только для XVIII в., но и для XXI в., не только для раннеиндустриальной, но и для постиндустриальной экономики.

В заключение можно отметить, что главный пункт, вокруг которого идёт «борьба за Смита» между марксистами и неоклассиками, – трудовая теория стоимости. Чтобы оторвать А. Смита от марксистов и теснее связать его наследие с неоклассиками, уже упоминавшийся известный историк и методолог М. Блауг в своей книге «Экономическая мысль в ретроспективе» стремится доказать, что у А. Смита фактически нет трудовой теории стоимости, что он и не пытался ее «сформулировать». М. Блауг приводит четыре аргумента в пользу такого вывода.

Во-первых, А. Смит-де относит связь стоимости с трудом как единственным фактором к далёкому прошлому. М. Блауг не хочет понять, что только в простом товарном хозяйстве такая связь наглядно обнаруживается в чистом виде, когда можно без помех понять происхождение, источник и природу субстанции стоимости. И раз товар и его стоимость сохраняются и при капитализме, то никуда не исчезают и их первородные черты. Добавляются новые экономические отношения и адекватные им формы, имеющие, конечно, свои причинные связи, например прибыль, но стоимостная природа прибыли в логически исходном пункте объясняется так же, как и стоимость вообще, т. е. стоимость в простом товарном хозяйстве. У А. Смита «работает» метод единства логического и исторического. Хотя признать его сознательным диалектиком нельзя, у него история исполняет роль методологического ключа познания современной ему действительности. Ведь и физиологию человеческого организма нередко изучают на живых организмах более низкой организации.

Во-вторых, у А. Смита, считает М. Блауг, нет понимания редукции капитальных благ (фактор современного общества) к затратам прошлого труда. Именно этот «недостаток» сказывается на том, что А. Смит не может объяснить, каким образом стоимость потребленной части основного капитала оказывается в стоимости готового продукта (такое объяснение на основе трудовой теории стоимости предложил К. Маркс), а вовсе не на понимании возникновения новой стоимости. Прошлый труд не создаёт стоимости.

В-третьих, А. Смит отвергал полезностную основу цены, но это связано с тем, уверяет М. Блауг, что он имел в виду «общую полезность», а не «предельную полезность», которой не знал. Такой же упрёк адресован и К. Марксу. Но разве это аргумент для отрицания того, что А. Смит придерживался трудовой концепции стоимости?!

В-четвёртых. «Для уяснения Смита нам нужен Маршалл», – утверждает М. Блауг. Это лучшая демонстрация достижений экономической мысли. Но то же самое (что упускает М. Блауг) можно сказать и по адресу К. Маркса, его «Теории прибавочной стоимости», например. Если уводом из истории развития трудовой теории стоимости М. Блауг хочет «возвысить» А. Смита, то прямому и грубому осуждению подвергается им смитовское учение о разграничении производительного и непроизводительного труда как «одной из самых пагубных концепций в истории экономической мысли».[14 - Блауг М. Экономическая мысль в ретроспективе. М.: ДЕЛО Лтд, 1994. С. 37, 47, 48.] Между тем эта концепция органично связана со смитовским пониманием трудовой природы стоимости как основы цены: производительным, по его учению, является не всякий труд, а лишь труд, производящий в материальном производстве товары и овеществляющийся в них. Ведь речь шла не о стоимости («ценности») природных даров и не о нематериальных услугах, а о продуктах, создаваемых товаропроизводителями в различных отраслях промышленности и сельского хозяйства. Смитовская теория производительного и непроизводительного труда, конечно, неполно отражает эту реальную сложную проблему общеэкономического и социально-экономического характера на одной из ступеней её структурного анализа. Он подходит к её решению с точки зрения условий простого товарно-рыночного хозяйства, в котором богатство общества состоит из товаров и умножается за счет увеличения массы труда и повышения его производительности в материальном производстве. С точки зрения такого подхода наиболее общее определение производительного труда относилось бы к производству материальных благ, вещественных потребительных стоимостей вообще, включая и нетоварное, натуральное производство. А. Смит ограничивает анализ рамками товарного производства, т.е. указывает на определённую экономическую специфику производства. И здесь категория производительного труда сливается с категорией труда, создающего товары. А. Смит не довёл свой анализ до выяснения того, как влияет обстановка капиталистических отношений, новые социальные факторы на понятие производительного труда, связанное с присвоением прибавочной стоимости, прибыли в её многообразных формах. Суждения на эту тему мы находим у К. Маркса.

Заслуга же А. Смита состоит в том, что он дал исходные определения труда, создающего национальный доход страны, за счёт которого растёт и её национальное богатство. Тем самым А. Смит чётко и резко назвал в своё время те слои населения, которые непосредственно не участвуют в его приращении, хотя ряд из них (далеко не все!) осуществляет полезную для общества деятельность. Проецируя учение А. Смита на российскую экономику, можно обратить внимание на огромную массу труда, который не имеет не только прямого, но и косвенного отношения к реальному экономическому росту, тщательней разобраться в том, что скрывается за опережающим ростом сферы услуг, что означает более быстрый рост доли, например, финансовой деятельности и косвенно измеряемых услуг финансового посредничества (в 2006 г. 110,4 и 111,0 % соответственно) по сравнению с общим темпом роста ВВП (106,7 %), ростом сельского хозяйства (101,7 %), обрабатывающих производств (104,8 %).[15 - См.: электронный ресурс: http://www.gks.ru/bgd/free/b01 (дата обращения: 09.04.2007).] Создаётся иллюзорная картина, искажающая роль действительных и фиктивных факторов экономического роста России.

Необходима, видимо, программа специального исследовательского проекта, разработка которого поможет создать затем и учебное пособие по теории национального (общественного) богатства, отвечающей на такие вопросы:

– понятие богатства, его основные формы и виды, современные формы в виде ценных бумаг;

– источники и факторы образования и роста богатства;

– особенности количественного выражения и измерения богатства на микро – и макроуровнях экономики;

– богатство и собственность, их соотношение в «смешанной» и переходной экономиках разных типов и видов, особенности современной России;

– проблема бедности и богатства внутри страны и во внешнеэкономических отношениях;

– особенности воспроизводства общественного богатства во взаимосвязи с воспроизводством материальной части валового национального (внутреннего) продукта;

– «человеческий капитал» и «человеческий потенциал», их отношение к богатству;

– современные неоклассические концепции богатства, их отношение к классике.

А. Смит исследовал общие закономерности рыночно-капиталистического хозяйства, но они составляют необходимый компонент («общее») в национальной экономике, идущей по тому же пути. И этот компонент имеет большое значение, указывая на единый мировой процесс естественно-исторического развития производительных сил и производственных (экономических) отношений, особенно в условиях современной глобальной интеграционной взаимозависимости стран. Но в книге А. Смита есть и обширный анализ национальной специфики экономической истории европейских стран после падения Римской империи (Франция, Германия, Венгрия, Шотландия и др.). Некоторые историки вообще считают, что «чистая» политическая экономия в «Богатстве народов» содержится только в двух первых книгах из пяти (что весьма сомнительно). Поэтому представителям дисциплины национальной экономики, испытывающим влияние исторической школы, не следовало бы смотреть на А. Смита как на своего теоретического противника. Мотивы здесь двоякие: во-первых, А. Смит не чужд учёту национально-страновой специфики; во-вторых, он использует различные неэкономические подходы анализа социальных процессов.

А. Смит не ставил перед собой задачи специального исследования «смешанной» экономики с адекватными ей понятиями, хотя Англия его времени была ещё далека от «чистого капитализма», поскольку не была совершена промышленная революция. Но и в современных «смешанных» экономиках развитых капиталистических стран есть доминирующая рыночно-капиталистическая структура, в которой находится эпицентр всей системы национальной экономики этих стран. Именно поэтому совершенно обоснованной представляется последняя корректировка научно-исследовательской темы кафедры политической экономии экономического факультета МГУ по разработке модели российской экономической системы, ранее формально связанной с моделью «смешанной» экономики. Теперь сделан акцент на разработку российской модели «рыночного хозяйства». Учитывая опыт европейских стран, эту корректировку можно интерпретировать как ориентацию на прогноз особого вида рыночно-капиталистической экономики.

    Февраль 2007 г.

V. Перспективы российского образования[16 - Вестник Московского университета. Серия 6. Экономика. 2008. № 3.]

(выступление на заседании, посвященном обсуждению национального проекта «Образование»)

Проблемная группа в 2007 г. продолжила обсуждение социально экономических проблем приоритетных национальных проектов России. Расширенное заседание Проблемной группы совместно с представителями кафедры экономики социальной сферы (зав. кафедрой – заслуженный деятель науки, д.э.н., проф. Е. Н. Жильцов) посвящалось национальному проекту «Образование». К обсуждению были предложены вопросы:

1. Экономика образования в социальном рыночном хозяйстве.

2. Принципы, формы и методы регулирования сферы образования социальным государством.

3. Роль образовательных инвестиций в достижении нового качества и подъёма уровня жизни населения, более высокого показателя «человеческого развития».

4. Вклад образования в рост «человеческого капитала» как фактора повышения эффективности производства и сферы услуг.

5. Место гуманитарного, в том числе экономического, образования в профессиональном и нравственном формировании молодых специалистов на современном этапе развития России.

6. Значение собственных традиций и опыта других стран в совершенствовании национальной системы образования России.

Рассмотрение социально-экономических аспектов национальных проектов России Проблемная группа начала в октябре 2006 г. с проекта АПК, полагая, что именно ему принадлежит приоритет среди четырех объявленных программ. И не только потому, что к этому обязывает положение в сельском хозяйстве, ещё на 25 % отставшем в 2005 г. от уровня валовой продукции 1990 г. и почти наполовину отдавшем иностранному импорту продовольственный рынок, но и в силу более общих соображений о роли АПК в экономике и обеспечении качества и уровня жизни людей, экономической безопасности страны. В АПК, в сельском хозяйстве представлено материальное производство в его непосредственной связи с природой, с землёй, где создаётся вещественная часть национального богатства страны, изначально обеспечивающего физическое существование всех других сфер человеческой, в том числе и образовательной, здравоохранительной и культурной деятельности. К сожалению, показателей и анализа факторов роста производительности труда в отраслях материального производства, в том числе в сельском хозяйстве, днём с огнём не найдёшь в нашей статистике, и одна из причин этого кроется, думается, в либеральной идеологии.

Проект «Образование» наиболее близок нам – участникам круглого стола – по роду нашей профессиональной деятельности. В сфере высшего профессионального образования идёт реформа, ломающая, не всегда, по моему мнению, на серьёзных основаниях, его прежнюю систему, приспосабливая её к Болонским образцам, вводится ЕГЭ (единый государственный экзамен для выпускников средней школы), двухуровневая система в высшей школе «бакалавр – магистр» (а теперь после принятия в 2012 г. последнего Закона «Об образовании» с прибавкой третьей ступени – самой аспирантуры), платность среднего и высшего образования и т. д. Известна вместе с тем негативная позиция ректоров ряда ведущих вузов страны (МГУ, РГГУ, медицинских, технических университетов), директоров некоторых институтов РАН, крупных учёных, профессоров, политических деятелей по отношению к ряду положений нововведений. Уставом МГУ, принятым за основу Советом Советов МГУ 19.03.2007, допущен третий вид 5-летнего обучения – «специалитет», при приёме в МГУ учитываются не только показатели ЕГЭ. Устав МГУ ориентирует обучение на связь образовательного процесса с собственной научно-исследовательской деятельностью, которая наряду с образовательной деятельностью должна также (хотя и не полностью) финансироваться из федерального бюджета. Имеется в виду не только научная работа преподавательского состава, который не должен заниматься лишь переложением кем-то добытых знаний, но и штатный научный персонал. Только на этом пути синтеза образования и науки может быть обеспечена фундаментальность подготовки специалиста с университетским образованием и получен университетский вклад в развитие той или иной науки, в инновационный процесс вообще. Обращаю внимание и предлагаю поддержать содержащийся в Уставе МГУ общий тезис, касающийся характера научной работы: «В Московском университете научно-педагогическим работникам, студентам, аспирантам и докторантам создаются оптимальные условия для свободного поиска истины, её свободного изложения и распространения».[17 - Устав Федерального государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова» (в новой редакции). С. 29.]

Конечно, на нашем заседании мы не можем рассмотреть весь спектр вопросов, связанных с нацпроектом, с конкретными направлениями реализации в ближайшие два года выделенных государством ограниченных пока финансовых ресурсов и тем более с организацией, методикой проведения учебной работы по тем или иным дисциплинам. Нас сегодня интересует, скорее, если хотите, философская и общетеоретическая сторона нацпроекта, на которую ориентируют шесть вопросов, предложенных в повестке дня. При этом, учитывая профиль научных занятий участников совещания, желательно привязать обсуждение этих вопросов к двум взаимосвязанным аспектам: социально-экономические и воспроизводственные проблемы образования как отрасли народного хозяйства. Среди социально-экономических проблем, характеризующих образование как часть социальной сферы: доля расходов ВВП и в консолидированном государственном бюджете – федеральном и в субъектах Федерации – на образование, платность и бесплатность образования, роль государства в обеспечении и регулировании сферы образования, государственные и частные образовательные сектора и др. Что означает «воспроизводственная тематика»? Прежде всего то, что сфера образования нуждается в продуктах, формирующих её материально-техническую базу: не только здания, спортивные сооружения и инвентарь, лаборатории с их оборудованием, но и компьютеры, телекоммуникационная связь, а они, как известно, предметно не создаются в самой этой сфере. Необходимы также предметы потребления для работников сферы образования и повышения уровня их жизни в материальном смысле. Значит, немалая часть материального производства работает, должна работать непосредственно на сферу образования, и общество (государство, рынок) так или иначе должно финансировать этот сегмент общественно полезной деятельности. Услуги самого образования (его продукт) не получают непосредственного выражения в вещественном виде: они реализуются в квалификации, в способности к труду будущего работника, специалиста. А. Смит называл затраты на его подготовку «основным капиталом» (по К. Марксу, это «переменный капитал»). Возникает вопрос: откуда берутся накопления для расширения и качественного развития сферы образования? Создаётся ли в ней реальный ВВП? Часть ВВП? Какая часть? То, что в расходной структуре ВВП есть расходы на образование (доля ВВП), это ясно. А вот имеется ли его реальный вклад в доходную часть ВВП, в ВНД (валовой национальный доход)? При этом следует иметь в виду, что под ростом «реального ВВП» статистика по Системе национальных счетов подразумевает его измерение, очищенное от влияния инфляционного фактора. В данном же случае ставится вопрос о «физическом» наполнении ВВП. Это товары в виде вещей и услуги в виде деятельности, не имеющей вещественного воплощения. В соответствии с методологией А. Смита и К. Маркса в «валовой общественный продукт» услуги (за исключением услуг, связанных с продолжением материального производства в сфере обращения) не включаются, труд в этой сфере, хотя и создаёт особую (невещественную) потребительную стоимость, не производит новой стоимости и поэтому не является «производительным трудом». В ВВП (по Системе национальных счетов) услуга представлена своей ценой, поскольку она платная, или оценивается каким-то другим, косвенным способом, если она бесплатная. Следовательно, ВВП, если говорить о его однородной мере, категория исключительно денежная, ценовая, отражающая поток денег, идущих на рынке «навстречу» потоку оценённых товаров и услуг, движущихся из материального производства и сферы услуг, в том числе из сферы образования. Получается, что весь труд, создающий товары и любые услуги, является, по критерию и логике формирования ВВП, трудом «производительным», и тогда снимается (по данным рыночным, разумеется, мотивам) сама постановка вопроса не только о «производительном и непроизводительном» труде, но и об «общественно полезном» труде в рыночной экономике, поскольку всякий труд оплачивается. Ограничение может распространяться только на некоторые явно перераспределенческие по характеру финансово-кредитных операции и по социально-моральным соображениям, подкреплённым юридически («запрещённая деятельность»).

Однако в западной и советской литературе многими теоретиками сфера услуг давно уже дифференцируется и в той её части, которую можно отнести к «непроизводственной» сфере, лежащей за пределами материального производства Из неё выделяется, как известно, та группа отраслей, которая теперь обычно называется социальной сферой в собственном, узком смысле слова: здравоохранение, образование, наука, культура. Можно уточнить состав этой сферы. Но вероятно, что и услуга как особая потребительная стоимость вообще объективно разделяется на услуги указанной группы (а), услуги развлекательного характера, культовые (б), услуги, нарушающие нравственные принципы общества, противозаконной деятельности, вредные с медицинской точки зрения (в). Соответственно можно было бы говорить о «производительном труде особого рода», создающем услуги (а), в том числе о труде работников образовательной сферы, и «непроизводительном труде», предлагающем услуги (в). Промежуточное положение занимают услуги (б). Однако и «непроизводительный труд» в условиях всеобщерыночных отношений объективно приобретает социальную форму «производительного» труда, если он приносит прибыль предпринимателю. В этом случае можно говорить о превращённой форме производительного труда, адекватной рыночной экономике. Все эти моменты должны учитываться при решении воспроизводственных проблем. Имеются в виду процессы и источники возмещения, накопления и потребления в единстве натурально-вещественной и стоимостной сторон применительно к образовательной сфере для разработки эффективных целевых федеральных и региональных программ среднесрочного и долгосрочного развития на основе инновационного производства материально-технических средств, подготовки кадров и оптимального распределения финансовых ресурсов.

Возникает вопрос о месте экономики образования в социальном рыночном хозяйстве, о роли социального государства в регулировании сферы образования, всего образовательного процесса. Не все современные развитые страны применяют официально понятие «социального государства» при характеристике своих политических систем. В российской практике оно используется пока формально, как статья Конституции РФ, и по существу без научно-теоретических обоснований. Поскольку концепции «социального рыночного хозяйства» и «социального государства» (как взаимоадекватных феноменов базисного и надстроечного порядка) – западного происхождения, естественно обратиться к опыту других стран и его теоретическому обоснованию. А опыт этот далеко не однозначный. Существенно различаются модели США и стран Европы, а ещё более – разные модели европейских стран. Особенно «социализированы» в этом отношении Скандинавские страны (показателен шведский пример с бесплатным образованием на всех его уровнях и другими социальными благами, с которыми постепенно, к сожалению, расстается Россия, утрачивая действительно высокие достижения советского социализма) и Финляндия. Практика этих стран, полагаю, ближе всего к национально-историческим традициям в организации образования не только в СССР, но и в старой России. В этом вопросе в российской национальной модели образования, как и вообще в модели социально-экономического развития, должен работать методологический принцип сочетания «общего, особенного и единичного».

Целью всех четырех российских национальных проектов, в том числе образовательного, объявлено достижение нового качества и подъёма уровня жизни населения, а это – ингредиенты мирового интегрального показателя «человеческого развития». Но этого нельзя достичь без крупных образовательных инвестиций, новое же качество образования предполагает инновационный характер этих инвестиций. Нужны инвестиции и на прежней технико-технологической основе, без которых экстенсивное расширение университетов, в том числе и МГУ, путём увеличения численности обучающихся на прежних площадях ведёт к ухудшению условий и эффективности самого образовательного процесса. Словом, проблемы взаимодействия динамики и статики в развитии образовательной отрасли, соотношения экстенсивных и интенсивных форм развития образования, инновационных и с повышающейся эффективностью факторов его простого и расширенного воспроизводства требуют теоретического прояснения. К сожалению, такого рода анализ выпадает из области предметных интересов неоклассики и экономикс и отдельных работ, основанных на их принципах. Особая сторона анализа, которую следовало бы развернуть, – вклад образования разных видов и уровней в рост «человеческого капитала», а через него – в повышение производительности труда, эффективность материального производства в целом и всей сферы услуг – других её отраслей (здравоохранения, культуры и т. д.). Всё это указывает на необходимость усиления роли государства в социальной ориентации экономики, а значит, и превращение его самого в социальное государство.

В заключение остановлюсь на вопросе о взаимосвязи государства и гуманитарного образования. Либерал-реформаторы и все противники социализма в СССР уже в 1980–1990-х гг. всячески пытались доказывать, что активное влияние государства на гуманитарное образование вообще (идеология, образовательные программы, государственные стандарты и т. д.) – это порок, присущий только советской системе. Однако через сферу образования государство и на Западе, и в России всегда пыталось и пытается держать под контролем и даже формировать у обучающихся определённое позитивное отношение к политическому строю, государственной власти. Это область, где идёт сражение за умы людей, их мировоззрение и характер поведения с целью не только воспитания лояльного отношения к власти, но и прямой её поддержки. Ведь недаром Николай I, извлекая уроки из восстания декабристов, уволил из С.-Петербургского университета ряд профессоров, в том числе преподавателя политической экономии А. Смита в Царскосельском лицее, где учился А. С. Пушкин. Царь не случайно преобразовал кафедру политической экономии, открытую в Московском университете его старшим братом Александром I в 1804 г., в кафедру политической экономии и статистики, сохранявшую такой профиль до 1919 г. Российское государственное чиновничество в 1990-х гг., реализуя либеральную идеологию, лишило административным путём науку политическую экономию официального статуса образовательной дисциплины в вузах даже экономического профиля. Повторилась история с «генетикой» и «кибернетикой», только с другой подкладкой. Ректор МГУ верно определил гуманитарный сектор не только как самый сложный в системе образования, но политически и мировоззренчески как самый рискованный. «Властные структуры ждут и требуют от гуманитарной деятельности в любой её форме – теоретической или художественной – главного: подтверждения и обоснования своей значимости… Или как случилось в нашей экономической науке, которая активно взялась за внедрение в теорию и практику экономического образования зарубежных, главным образом, американских конструкций, пойдя по наиболее лёгкому пути прямого заимствования зарубежной экономической мысли и пытаясь оформить всё это через соответствующее российское законодательство». Ректор, однако, считает – и эту позицию хотелось бы поддержать, – что речь должна идти не об избавлении образования от влияния государства, а об усилении влияния образования на государство, и он видит здесь два пути в русле гуманитарного образования: «подготовка в университетах управленцев высшего звена» и «наше участие в экспертизе важнейших государственных решений».[18 - Гуманитарное образование в России: мысли вслух. Выступление ректора МГУ академика В. А. Садовничего на Всероссийском совещании-конференции «Традиции и инновации в образовании: гуманитарное измерение». 15 февраля 2007 г. // М.: МГУ. С. 5, 6.] Думаю, что к этому надо обязательно добавить «третий» и «четвёртый» пути. Это – участие университета в разработке важнейших социально-экономических проблем развития страны не только посредством экспертиз уже разработанных проектов, но и путём непосредственной разработки таких проектов, предложений, программ по решению масштабных проблем через резолюции научных конференций, выступления в печати, инициативные записки кафедр, лабораторий, отдельных учёных и созданных ими постоянных и временных научных проблемных групп. Это, далее, – фундаментальная, более глубокая теоретическая разработка крупных актуальных проблем в виде монографических изданий, статей в научных журналах, научных обзоров с обобщениями проводимых дискуссий, с суждениями по тем или иным вопросам и с рекомендациями о путях их решения.