На штурм пика Ленина

К вечеру 20 августа, утомленные до чрезвычайности, мы оказались на оставленной в прошлый раз базе. Крыленко и Бархаша не было, хотя они в этот день должны были быть здесь и ждать нас. На следующий день мы пошли исследовать реку Козгун-Су. Желтые скалы – признак наличия россыпей золота,– заявил тов. Герасимов, увидя желтые ворота ущелья, из которого стремительно выносилась бурная река Козгун-Су. На противоположной стороне высилась отвесная стена в 80 м. Само ущелье очень живописно. Говорят, что по ущелью Козгун-Су можно подойти к подступам пика Ленина с западной стороны. Но идти исследовать этот путь сейчас не было никакого смысла. Надо ждать разведчиков, пирамиды которых видели на этом берегу Козгун-Су. Пошли обратно в лагерь. В лагере народу прибавилось. Пришли двое из геологической группы. Они так же, как и Миша-отшельник имеют непреодолимое желание лезть с нами на пик Ленина. Ладно, ждите начальника. Но начальник не явился и 21-го. Это уже вызвало некоторое волнение у всех, и мы решили, если они сегодня ночью не придут, завтра рано утром отправить спасательную группу на розыски разведчиков. Утром, в 9 час, Крыленко и Бархаш вернулись в лагерь живыми и здоровыми, правда, немного похудевшими и с выражением большого уныния на лицах.

Вывод их разведки был ясен и прост и в то же время безотраден до чрезвычайности. Они, купавшиеся и сбитые в кровь при переправе через Козгун-Су, дошли до поперечного ледника и убедились, что здесь без лошадей не справиться. Надо обязательно переправляться на левый берег Саук-Дары, иначе ледник, лежавший поперек долины, не преодолеть. С этими выводами они пришли удрученные к нам в лагерь.

«Лошади, только лошади вывезут нас из создавшегося положения». И Крыленко объявил:

– «Товарищи, кто хочет взять на себя ответственное и важное для экспедиции поручение?».

Все насторожились. – «Кто хочет отправиться в Борджок и переправить сюда лошадей?».

Скоро сколотилась группа в 5 человек, которая под командой «бывалого памирца», красноармейца Нагуманова, тотчас отправилась в Борджок. Из нас никого не отпустили, так как мы должны были собраться с силами перед восхождением.

И каково же было наше удивление, когда 23-го к обеду из-за бугра выехал целый отряд кавалеристов на всех наших и герасимовских 17 лошадях.

– Лошади, лошади! Как проехали? Где проехали? – с радостью набросились мы с вопросами на седоков, которые важно с винтовками за плечами подъезжали к нам.

– «Очень просто, нашли брод около Джургучака и здесь, после Чекманташа». – «Браво, браво!».

Путь к пику Ленина был открыт.

Радостные, мы в то же время злились на себя, что не рискнули, а столь много испытали – одни в бесплодных, ни к чему не приведших разведках, другие – в трудном и никчемном перетаскивании с Джургучака большого груза, когда все могли на лошадях со всем продовольствием и снаряжением быть уже давно в Козгун-Токае, а может быть, даже уже на льдах. Ведь, не может же быть, чтобы за эти 6 дней вода так убыла, что они проехали свободно: вероятно, и тогда – 16 августа мы все-таки с некоторым риском могли бы переправить лошадей. С радостью выслушивали мы последние приказания Крыленко, уезжающего в Джургучак к начальнику геологической группы Д.В. Никитину: «Выступление на пик Ленина назначить на 25 августа. Под ответственность В. Никитина весь лагерь должен быть переправлен на тот берег в Козгун-Токай. Топографам немедленно приступать к работе»… И он уехал, опять с Бархашом, обратно к геологам.

К вечеру этого же дня, после моей с Семеном разведки и определения брода и места для базы, весь лагерь с вьюками тронулся к Саук-Даре, чтобы переправиться на противоположный берег.

Саук-Дара была глубока, с сильным течением. Мне вспомнились треволнения, испытанные мной на реке Мук-Су; но Саук-Дара, имея всего один неширокий рукав, уже не была большим препятствием. Семен едет впереди. За ним Джармат с лишней лошадью на поводу, потом Стах, я, Арик и остальные. Семен и Джармат уже на берегу, а Стах почему-то замешкался и взял неправильное направление. Его лошадь всплыла. Он вскрикнул. Мой «Варвар» увидел всплывающий круп Стаховой лошади и поплыл, несмотря на то, что я чуть не разорвал ему губу, направляя на правильный путь. Я крепче сжал коленями бока лошади, не выпустил повода опередившей меня моей вьючной лошади и отдался воле случая. Править здесь невозможно. Надо доверяться целиком лошади, на которой ты сидишь. Вьючная лошадь натянула повод. Вьюки ее всплыли. Вода переливает через мое седло. Боюсь, чтобы не перевернуло; тогда винтовка, намокшее платье не дадут мне возможности всплыть. Но все хорошо, что хорошо кончается. Вскоре лошади вскарабкались на крутой берег, и мы были на суше. Все имущество экспедиции переправили благополучно. Получилась небольшая заминка с двумя баранами. С трудом перекинули веревку с правого на левый берег; и столкнули баранов, привязанных на ней, в воду. С жалобным блеянием они, прижавшиеся друг к другу, были подхвачены течением воды, достигшей уже максимального подъема, и поплыли. Жир должен был держать их на поверхности воды, но видны были только головы, а потом ноги одного, другой же оторвался и стремительно уносился течением вниз.

Семен поскакал за ним вдоль берега и скоро привел его в лагерь на Козгун-Токай.

Место, выбранное для лагеря, было действительно прекрасно. Большая, в несколько сот квадратных метров площадка, покрытая зеленью, травой, даже откуда-то взявшимся здесь чесноком и ивовыми кустами. На травянистой лужайке, среди ивовых зарослей были раскинуты все палатки нашей группы.

Это место в дальнейшем было нашей основной базой и здесь же, несколько позднее, стали лагерем геологи. Высота Козгун-Токая над уровнем моря – 3200 м.

С приездом Крыленко и Бархаша от геологов мы начали готовится в неведомую дорогу. Топограф Герасимов 3 дня интенсивно работал со своим теодолитом, начиная наносить на карту все прилегающие к долине ущелья с бурными реками, хребты с большими и малыми вершинами и самую долину Саук-Дары. Геологическая группа также уже начала свое продвижение вверх по Саук-Саю, исследуя по нашему пути долины и боковые ущелья, и должна была быть в Козгун-Токае через 10—12 дней. Прекрасно было отдохнуть в Козгун-Токае после всего пережитого.

Широкая каменистая долина Саук-Дары лежит между двумя хребтами, идущими, видимо, от пика Ленина или являющимися его последними отрогами. Иные вершины обоих хребтов покрыты белыми чалмами снега, видны черные вкрапления выступающих скалистых вершин. А несколько ниже зеленеет роскошное плато Джайлау; еще ниже раскинулся живописный Козгун-Токай.

Здесь последние дни большое оживление. Крыленко охотится вместе с зоологом Шеллем, Бархаш занимается по хозяйству, а «мальцы» исследуют Козгун-Токай.

Они нашли куски марли, банки от консервов, от шоколада и прочие отбросы с этикетками заграничного происхождения, свидетельствовавшие о том, что годом раньше нас здесь отлеживались помороженные на пике Ленина немцы-альпинисты.

ШТУРМ ВЫСОТ

Как ни прекрасно было нежиться в зелени Козгун-Токая, надо было все-таки спешить со сборами и выступать дальше и выше, туда, где ждали нас неизвестность, море фирна и «вершиночка».

Наконец, 26 августа, часов в двенадцать, в яркий солнечный день отряд в 14 всадников покинул Козгун-Токай, взяв направление на восток к ледникам.

Всадники-альпинисты сменили здесь винтовки на ледорубы, а за спиной каждого висел рюкзак с грузом и притороченными сверху спальными мешками и кошками. Всадники-топографы везли на себе все геодезическое имущество, составлявшее также не малый вес.

Киргизы – их было 3 – ехали на вьючных и вели еще по одной вьючной лошади. Вьюки были своеобразные. Две лошади были нагружены сухими дровами, другие продовольствием и снаряжением альпинистской и топографической групп. И, наконец, двое сопровождавшие нас, Семен и «химик» замыкали отряд. Они должны были вернуться с лошадьми обратно в Ковгун-Токай и ждать нашего возвращения. Радостное настроение охватило всех, даже «насквозь методичный» Бархаш мурлыкал себе под нос «Цыганскую» или «Тореадора».

Сбоку бурлила Саук-Дара, но мы уже не боялись ее и поплевывали в ее мутные воды с высоты своего седла. Но скоро Саук-Дара опять прижала нас к скале и, видимо, в последний раз, не пропустила вброд. Пришлось битых 2 часа делать ледорубами дорогу для лошадей по осыпи в обход реки.

Наши разведчики вдруг остановились и приказали остановиться всем остальным. Альпинисты галопом направились в обход небольшого гребешка, вдававшегося в долину и закрывавшего ее впереди. Выехав на середину долины, сразу осадили лошадей перед открывшимся совсем близко массивным ледником, сползающим слева и запирающим долину. Все по команде выстроились в шеренгу и салютовали ледорубами первым льдам. А ледник был, действительно, величественный. Он сползающими моренами высился над долиной, матовый, кое-где покрытый грязью, увенчанный наверху белоснежными гигантскими иглами, игравшими в лучах заходящего солнца всеми цветами радуги. Высота его над долиной была 100—120 м.

Перед самым ледником мы остановились на ночлег. Место было хорошее, но последнее, имеющее дрова. На утро погода немного испортилась. Над ущельем, садясь на вершины хребтов, нависли тучи. Солнца не было видно. Дул ветер, и слякотный мелкий дождь покрыл долину, как туманом. Но мы все решили ехать дальше.

Переехав два раза Саук-Дару под самой стеной ледника, который оставил в этом месте довольно широкий проход, мы выехали в раскинувшуюся долину за ледником.

«Первый поперечний ледник» – таково теперь имя этого ледника.

Двигаясь дальше по левому берегу реки, усыпанному большими остроконечными осколками камней и галек, мы скоро опять уперлись в ледник. Дальше на лошадях проехать было невозможно, и, переправившись на правый берег Саук-Дары, мы устроили вторую после Козгун-Токая базу.

Лошади с Семеном, «химиком» и красноармейцем Гизятовым были отправлены обратно в Козгун-Токай.

С Семеном мы отправили последние вести о себе в далекую Москву и стали готовиться к дальнейшему пешеходному пути.

Поднявшийся ветер разогнал тучи, и скоро солнышко, как ни в чем не бывало, уже пекло вовсю, а ночью звездный шатер, раскинувшийся над нами, обещал на завтра хорошую погоду.

Утром все повылезали из палаток. Вид у каждого из нас был ужасный, пыль набилась повсюду: волосы, нос и лицо были покрыты толстым налетом ее; умывшись, мы приняли человеческий вид.

Теперь Крыленко уже работал с краской и кистью над большим полированным камнем, выводя буквы:

«СССР. Памирская экспедиция.

Геолого-топографо-альпинистская группа.

Крыленко – Никитин – Герасимов.

28 августа 1929 года».

Бархаш в это время распределял груз: что взять с собой и что оставить. «Мальцы» пошли в грот ледника, из которого с ревом вырывалась Саук-Дара. Я фотографировал. Герасимов и красноармейцы пошли вперед на ледник для производства своих работ. Все были заняты своим делом. Полное разделение труда.

«Второй поперечный ледник», как мы назвали этот ледник, был значительно меньше первого, но замыкал долину наглухо, и приходилось пересекать его по льду.

Часа через 2 мы все с грузом по 16 кг, а носильщики чуть больше, были по другую сторону ледника, в большой, тянущейся до следующего ледника, равнине. Переправившись вброд через Саук-Дару, мы пошли по ровной лощине, устланной мелкой галькой и имеющей значительный подъем. Два хребта здесь уже были суровее, более грозно наступали на долину и уходили дальше к виднеющемуся впереди хребту, который как бы пересекал и уходил в южном направлении от пика Ленина. Топографическая группа ушла далеко вперед, и ее не было видно. Киргизы носильщики пошли правым берегом Саук-Дары и скоро тоже скрылись за ледником. Бархаш, шедший впереди нашей группы, повел нас левым берегом к левому углу ледника, все время доказывая нам свою гипотезу, что будет легче пересечь ледник, чем идти вдоль по нему, как пошли киргизы.

Скоро мы вступили на этот ледник; своей бугристой поверхностью он уходил далеко и замыкался большим хребтом Зулум-Арт, тем самым, который шел к югу от пика Ленина; ледник же затем круто поворачивал влево по нашему пути, по направлению хребта и уже прямо шел на север к седловине Заалайского хребта. Справа, с юго-востока, также спускался большой ледник, который нам еще не был виден. Мы шли, таким образом, уже по леднику, который назвали «Основным Саук-Сайским ледником».

После долгих скитаний по буграм и котловинам ледника, наконец, все согласились взять направление резко влево, к зеленеющему вдали склону, пересекая как бы по хорде изгиб ледника, образующего здесь полуокружность, и выйти уже на продолжение ледника, спускающегося с севера. К тому же в записках немцев говорилось о том, что они прошли этим же путем, – по их мнению, легким путем. Солнце нещадно палило и жгло отраженными от льда лучами наши лица. Были надеты «консервы» – темно-желтые очки, предохраняющие глаза от действия ультрафиолетовых лучей. Жажда одолевала всех. Мы не знали, когда же кончится этот чертовский ледник, который пришлось пересекать чуть ли не весь. Не успеешь подняться на гребень, как тотчас же приходится спускаться вниз в большую котловину, на дне которой виднеется гладкая поверхность ледникового озера с холодной прозрачной водой или «мельницы», зияющие своими темными пропастями. Иной раз хотелось сесть и «съехать», как мы это делали на осыпях, но зиявшие повсюду трещины заставляли отказываться от этого предприятия, и приходилось медленно и осторожно идти по гребню, ширина которого едва достигала 72 м, а склоны представляли гладкую ледяную поверхность. С этого гребня видно было, как слева (справа по течению ледника) в «Основной Саук-Сайский ледник» спускался большой поперечный ледник, похожий на оставленные нами позади ледники.

Это был «Третий поперечный ледник».

По грандиозности вида и по размерам эти поперечные ледники и особенно «Основной» ледник, по которому нам в дальнейшем пришлось идти около 45—50 км, далеко оставляют позади себя все кавказские ледники – Цаннер, Твибер и др.

Наконец часам к 3, т.е. после долгих скитаний по бугристому леднику, мы достигли его правого берега и пошли по песчаному руслу какого-то небольшого ручейка. Измотавшиеся этим переходом, мы остановились на обеденный привал: съели черной икры, сухарей с холодной водой и, наверное, все бы с удовольствием уснули, но тут заметили работающих впереди Герасимова, Нагуманова и Сухотдинова – наших топографов, и подходящих сзади киргизов-носильщиков, которые, видимо, совершенно не торопились.

Бархаш, однако, ухитрился всхрапнуть в своем спальном мешке.

После привала решили пойти кратчайшим путем. Поэтому свернули от ледника влево на север и пошли сначала к некрутому склону; вскоре достигли живописного плато, лежащего как раз в дуге огибающего его ледника.