Бисмарк и Россия. 1851-1871 гг.

Ценная информация об отношении к российскому направлению официальной внешней политики Берлина, а также к решению германского вопроса в прусском общественном мнении содержится в нескольких важных сборниках[145 - Quellen zur Geschichte des Deutschen Bundes. Abteilung III: Quellen zur Geschichte des deutschen Bundes. 1850–1866: in 4 Bde. / bearb. von J?rgen M?ller. M?nchen: R. Oldenbourg Verlag, De Gruyter Oldenbourg, 1996–2012; Fenske Hans. Der Weg zur Reichsgr?ndung. 1850–1870. Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 1977.]. В них читателю предлагаются разные по стилю и жанрам исторические источники, включая официальные документы и материалы личного происхождения.

В изучении поставленных в монографии вопросов большую помощь оказали отечественные публикации источников личного происхождения.

О фундаментальной работе официального историографа Александра II С. С. Татищева[146 - Татищев С. С. Император Александр II, его жизнь и царствование: в 2 тт.СПб.: А.С. Суворин, 1903; Татищев С. С. Император Александр II. Его жизнь и царствование. М.: АСТ: Транзиткнига, 2006.] уже было сказано в обзоре историографии.

В проведении исследования была использована ценная информация из переписки императора Александра II и великого князя Константина Николаевича[147 - Переписка императора Александра II с великим князем Константином Николаевичем, 1857–1861; Дневник великого князя Константина Николаевича, 1858–1861 / сост., авт. вступ. ст., указ. и коммент. Л. Г. Захарова, Л. И. Тютюнник. М.: Изд. центр «Терра», б. г. (1993).]. Опубликованные письма затрагивают многие вопросы, один из которых – развитие международных отношений и внешней политики России после окончания Крымской кампании. В письмах очень точно показано международное напряжение накануне Итальянской войны 1859 г. и переживания императора, связанные с вероятностью начала общеевропейской войны. Анализ этих источников дает возможность прийти к выводу о степени информированности Бисмарка относительно настроений императора в урегулировании конфликта в Италии.

Неоценимую помощь в работе оказали мемуары военного министра Российской империи, графа Д. А. Милютина[148 - МилютинД. А. Воспоминания генерал-фельдмаршала графа Дмитрия Алексеевича Милютина. 1860–1862 / подгот. текста и коммент. Л.Г. Захаровой и др.; под ред. Л.Г. Захаровой. М.: Российский фонд культуры: Студия «Тритэ» Никиты Михалкова, 1999;Милютин Д. А. Воспоминания генерал-фельдмаршала графа Дмитрия Алексеевича Милютина. 1863–1864 / предисл. Л. Г. Захаровой; подгот. текста, коммент., указ. Т. А. Медовичевой, Л. И. Тютюнник; под ред. Л. Г. Захаровой. М.: РОССПЭН, 2003.;МилютинД. А. Воспоминания генерал-фельдмаршала графа Дмитрия Алексеевича Милютина. 1865–1867 / под ред. Л. Г. Захаровой. М.: РОССПЭН, 2005;МилютинД. А. Воспоминания генерал-фельдмаршала графа Дмитрия Алексеевича Милютина. 1868 – начало 1873 / под ред. Л. Г. Захаровой. М.: РОССПЭН, 2006.], опубликованные под редакцией известного российского историка Л. Г. Захаровой. Особенность его воспоминаний состоит в изображении многочисленных событий, которые переживала Российская империя в переломный момент своей истории, и свидетелем которых он был. Это, в свою очередь, позволяет рассматривать мемуары графа как историческое исследование, обладающее большой степенью информативности и точности. Мемуары Милютина дали возможность составить определенный исторический фон, на котором рассматривались документы Бисмарка, в некоторых случаях сравнивалась степень их объективности. Исследуемые мемуары содержат ценную информацию о Польском восстании 1863–1864 гг., международных конфликтах в Европе в период с 1865 г. по 1871 г. Опираясь на богатый материал своего архива и собственные воспоминания, Милютин передал очень точную картину происходивших событий, показав ход военных кампаний и международных конфликтов.

Оценивая состояние изученности документальной базы исследуемой в данной монографии темы, можно сделать вывод о том, что в работах отечественных и германских историков чаще всего использовались тексты международных договоров и официальные документы прусского, а затем северогерманского министерства иностранных дел. Однако даже эти источники по данной теме были проанализированы в российской и зарубежной историографии весьма фрагментарно. Это, бесспорно, оказало влияние на те выводы, к которым пришли, прежде всего, германские историки относительно роли России во внешнеполитических расчетах Бисмарка накануне и в годы объединения Германии.

Наиболее полное представление о российском направлении внешней политики Отто фон Бисмарка возможно составить лишь в рамках комплексного анализа всех четырех групп источников: актовые материалы, делопроизводственные материалы, периодическая печать и источники личного происхождения.

В настоящей монографии впервые в историографии предпринимается попытка ввести в научный оборот и изучить вместе наиболее полный документальный комплекс за этот двадцатилетний период, включающий официальную документацию прусского и северогерманского МИД, МИД Российской империи, материалы личного происхождения Бисмарка и других германских политических деятелей, стенограммы заседаний прусского парламента и северогерманского рейхстага, материалы российских и германских периодических печатных изданий. В научный оборот вводятся ранее неизвестные исторические источники, публикация которых в новом «Собрании сочинений Бисмарка» (NFA) только предстоит.

Комплексное изучение этих материалов позволяет по-новому проанализировать даже те источники, на которые ссылались в своих исследованиях российские и зарубежные историки, поставить их в новый источниковедческий контекст. Благодаря этому представляется возможным задать новые исследовательские вопросы в изучении российского направления внешней политики Бисмарка и попытаться более взвешенно подойти к ответу на них.

Глава I

Образ России в оценке Бисмарка во франкфуртский период его дипломатической деятельности. 1851–1859 гг

Раскрытию поставленной в названии этой главы проблемы поможет рассмотрение внешнеполитических убеждений Бисмарка в период его деятельности на посту прусского представителя в Союзном сейме Германского союза во Франкфурте-на-Майне. Анализ переписки Бисмарка с прусским министром-президентом Отто фон Мантейффелем позволит сделать вывод об оценке прусским дипломатом проводимой по отношению к России политики Берлина и, что более важно, о наличии у него собственной программы действий. Изучение документов Бисмарка времен Крымской войны покажет его мнение о степени подготовки России к военному противостоянию трем державам. Интересным будет рассмотреть восприятие Бисмарком отдельных представителей российского дипломатического корпуса в Германии, с которыми ему приходилось постоянно сталкиваться по ходу своей деятельности. Исследование этих и других вопросов позволит приблизиться к пониманию восприятия Бисмарком прусско-российских отношений в этот период, его видения общей платформы для укрепления связей между двумя государствами. Важным представляется решение вопроса о том, руководствовался ли Бисмарк во внешней политике своими личными симпатиями или интересами прусского государства в том виде, в котором он их понимал, и какую роль в этом принципиальном для политика вопросе занимала Россия. Важным также будет изучение документов других прусских государственных деятелей этого времени, что позволит понять, насколько вообще российское направление было актуальным для Берлина в 1850-е гг.

После завершения революционных потрясений 1848–1849 гг. германский политический ландшафт казался довольно унылым. Провал революции, безуспешное решение назревшего национального вопроса и усиление консервативных начал в прусском государственном механизме происходили на фоне неудач, которые Пруссия переживала на международной арене. Безуспешно для Пруссии завершилась Датско-прусская война 1848–1850 гг. за включение герцогств Шлезвиг и Гольштейн в состав Германского союза, а Ольмюцское соглашение 29 ноября 1850 г. надолго закрывало для

Пруссии перспективу развития объединительных тенденций в Германии под ее главенством. Тяжелый эффект от этих внешнеполитических поражений усугублялся еще и тем, что Пруссия оказалась фактически в оппозиции к великим державам, которые в международных конфликтах становились на сторону её противников. В это время ключевую роль в центральноевропейских делах играла Россия, позиция которой в Ольмюце повлияла на решение австропрусского противостояния в германском вопросе в пользу Австрии. Вследствие этого в Германии к России стали испытывать чувство боязни, граничащее с неприязнью, что прекрасно демонстрирует опубликованное в 1851 г. в популярном берлинском юмористическом журнале «Кладдерадатч»[149 - Kladderadatsch. № 20, 18. V. 1851. S. 78, также: QGDB. Bd. 2. S. 38–39.] едкое стихотворение «Назад!». Это был сатирический пандан на написанное в начале 1814 г. известное стихотворение основоположника швабской школы романтизма Л. Уланда «Вперед!», в котором поэт взывал к германским государствам и их союзнице России и призывал их освободить Германию от наполеоновских войск и перейти Рейн для разгрома противника. Теперь же Россия представала в образе сурового и грубого надсмотрщика, регулирующего политическую жизнь в Германии:

Прочь! Обратно в Бундестаг!
Россия прочим молвит так!
Назад!

Неизвестный автор такими короткими фразами, более похожими на военные приказы и команды, обращался от имени России ко всем крупным германским государствам:

Внемлет Пруссия бесспорно,
Рада слушаться покорно:
Назад!
Встань ты, Австрия хромая!
Участью иной не обладая!
Назад!

Такие приказы были направлены также в адрес «старой Саксонии», «умной Швабии». С подачи неизвестного автора Россия рекомендовала Швейцарии «вышвырнуть негодяев», очевидно, германских революционеров, скрывавшихся в Швейцарии после 1849 г., обращалась к французскому президенту, чтобы тот протянул ей обе руки в знак дружбы и дальнейшего сотрудничества. Заканчивалось стихотворение также бойко:

Беспрерывно лишь назад!
Добрый ветер, свежий взгляд
Назад!
Назад – военный так звучит приказ!
Назад – все хором грянут враз:
Назад!

В таких обстоятельствах Пруссия едва ли могла рассчитывать на активное участие в обсуждении широкого спектра вопросов общеевропейской повестки дня и вследствие этого на сохранение своего авторитета в международных делах. Официальному Берлину только и оставалось, что сконцентрироваться на внутригерманских проблемах и скромно взирать за тем, как Австрия председательствует в Союзном сейме, заседавшем в столице Германского союза Франкфурте-на-Майне. Великая держава номинально, Пруссия вместе со своими четырьмя голосами имела в Союзном сейме такие же права, как и другие германские королевства: Бавария, Саксония, Ганновер и Вюртемберг.

После произошедших революционных потрясений Берлин принял решение делегировать во Франкфурт человека, который отстаивал бы интересы Пруссии, но не в ущерб компромисса с Австрией. Вселяющие надежду политические способности, преданность королю и Пруссии, особенно проявившиеся в грозные революционные события 1848–1849 гг., темперамент, с которым отстаивались убеждения, и хорошее покровительство в лице предводителя консервативной партии в прусском парламенте генерала Леопольда фон Герлаха помогли Отто фон Бисмарку, помещику из Альтмарка, представителю «крайней правой, охранительной стороны»[150 - ГАРФ. Ф. 728. Оп. 1. Ч. 2. Д. 2075. Т. 1. Л. 194 (Письмо из Берлина от 21 января).] получить 8 мая 1851 г. назначение на занятие должности советника прусского посольства при Союзном сейме, а спустя чуть больше двух месяцев: 15 июля – должность прусского посланника при Союзном сейме.

Перед прусской миссией во Франкфурте была тогда поставлена основная задача, заключавшаяся в нормализации отношений с Австрией. Это соответствовало широко распространенному в то время в германской общественности мнению, что противостоять вызовам времени, таким как революционная опасность и угроза со стороны Франции, Пруссия может либо в союзе с Россией и Австрией[151 - См. завещание Фридриха-Вильгельма III и тронную речь Фридриха-Вильгельма IV – Das Testament Friedrich-Wilhelm III. Und die Thronreden Friedrich-Wilhelm IV. bei der Huldigung zu K?nigsberg und Berlin. Berlin: E. Eichler, 1840.], либо только в союзе с Австрией в рамках усиления германских интеграционных процессов[152 - См., например: Deutsche Vierteljahrsschrift. 1851. Heft 3. S. 273–309; также: QGDB. Bd. 2. S. 6-38.].

Однако Бисмарк при соблюдении внешне благовидного по отношению к Австрии образа действий и при заверениях в тесной дружбе между двумя дворами с первых дней пребывания в «этой лисьей норе Союзного сейма»[153 - Отто фон Бисмарк. Воспоминания. Т 1. С. 286.] стал добиваться дипломатических побед Пруссии над Австрией. В дело даже шли пропуски Бисмарком заседаний Союзного сейма, что блокировало работу Сейма в части обсуждения вопросов и принятия решений[154 - Thun an Buol. 25. VI. 1852 // Haus-, Hof- und Staatsarchiv Wien (далее: HHStA Wien). PA II. 24. fol. 659–668. Bericht. Beh?ndigte Ausfertigung; см. также: Meyer A. O. Bismarcks Kampf mit ?sterreich am Bundestag zu Frankfurt (1851–1859). Berlin und Leipzig, 1927. S. 519–521; также: QGDB. Bd. 2. S. 734–741.]. В трех важных вопросах: подготовка законодательства о печати, образование прусского военно-морского флота, а главное, сохранение патронажа Пруссии в Таможенном союзе – Бисмарком была одержана победа[155 - Schmidt Reiner F. Bismarck. S. 61–63.]. Такие успехи молодого дипломата не могли остаться незамеченными, особенно противниками Пруссии в Союзном сейме. Представители средних германских государств роптали на то, что поведение Пруссии, этого «самого решительного и самого опасного врага Союзной конституции», может обострить австро-прусский спор за главенство в Германском союзе, а сам Союз вернуть в революционное состояние 1849 г.[156 - Denkschrift Pfordtens. 2. III. 1852 // Bayerische Hauptstaatsarchiv (далее: HStA M?nchen). Abteilung III: GHA. Bestand K?nig Maximilian II. № 79/3/203. Vorlage f?r K?nig Maximilian II. Eigenh?ndige Ausfertigung; см. также: QGDB. Bd. 2. S. 724–734.] В одном из писем своему брату королю Фридириху-Вильгельму IV прусский принц Вильгельм отмечал: «Все враждебные нам газеты уже твердят, что Б<исмарк> Ш<ёнхаузен> должен уйти, а на его место должен прийти Рохов, что значит: сделать из козла садовника <…> Господь да сохранит нас от такого поражения!»[157 - Wilhelm an Friedrich Wilhelm IV 14. I. 1853 // WWB. S. 419–420.]. В средних и мелких германских государствах встречали настороженно разыгрывавшуюся с новой силой политическую борьбу между Австрией и Пруссией[158 - S?chsische Constitutionelle Zeitung. № 307. 31. Dezember 1851. S. 1225; см. также: Weser-Zeitung. № 2511. 1. Januar 1852; а также: Kirchenpauer an Merck. 10. II. 1852 // Staatsarchiv Hamburg (далее: StA Hamburg). 111-1 Senat Cl. Lit. Sb. № 2. Vol. 55b. fol. 161–164. Bericht. Beh?nfigte Ausfertigung. Lect. 18. Februar 1852; см. также: QGDB. Bd. 2. S. 715–721.].

Не осталась она незамеченной и в Петербурге. Для урегулирования конфликта во Франкфурт из Штутгарта был отправлен российский дипломат Александр Михайлович Горчаков, имевший хорошее представление о германских делах. Бисмарк жаловался Мантейффелю на то, что «князь Горчаков прибыл сюда, кажется, для содействия делу мира в Союзном сейме, но его взгляды на события носят явно сильную вюртембергско-австрийскую окраску, которую он приобрел в Штутгарте»[159 - Bismarck an Manteuffel. 7. II. 1852 // GW. Bd. I. S. 139.]. Австрийский представитель во Франкфурте и по совместительству председатель Союзного сейма граф Фридрих фон Тун-Гогенштейн даже и слушать ничего не хотел об этой миссии Горчакова и таком грубом вмешательстве иностранного государства во внутригерманские отношения[160 - Kirchenpauer an Merck. 10. II. 1852 // StA Hamburg. 111-1 Senat Cl. Lit. Sb. № 2. Vol. 55b. fol. 161–164. Bericht. Beh?nfigte Ausfertigung. Lect. 18. Februar 1852; см. также: QGDB. Bd. 2. S. 720.]. Бисмарк был недоволен оценкой Горчаковым своей роли в решении австро-прусских противоречий: «В качестве курьеза, я хочу привести тот факт, что князь Горчаков посредством своего личного влияния рассчитывал содействовать полному примирению между Австрией и Пруссией. Хотя он приписывает эту заслугу не только себе, но и тому обстоятельству, что он является слабым эхом голоса императора»[161 - Bismarck an Manteuffel. 11. IV. 1852 // GW. Bd. I. S. 161.]. В действительности, как писал Бисмарк, все спорные вопросы были решены еще до момента приезда князя. Более всего у Бисмарка «вызвало недоумение, что князь Горчаков смотрел на все события, в сущности, сквозь австрийские очки»[162 - Ibid.], а перед отъездом передал графу Туну сообщение о результатах своей миссии, что доказывало Бисмарку поддержку Петербургом Австрии в германских делах.

Была ли такая поддержка Австрии основана на личных взглядах Николая I, или того требовали внешнеполитические планы России? В одном из писем Бисмарку прусский посланник в Карлсруэ Карл Фридрих фон Савиньи выразил мнение, что Россия намеренно затягивает Австрию в решение германских вопросов для того, чтобы иметь свободу действий на Балканском полуострове.

Планы России в этом регионе были действительно серьезными. В начале 1850-х гг. российский император Николай I считал возможным военными мерами принудить турецкого султана решить спор о Святых местах в пользу России. В письме фельдмаршалу И. Ф. Паскевичу 7 января 1852 г. он писал: «Ежели дело примет серьезный оборот, тогда не только приведу 5-й корпус в военное положение, но и 4-й, которому вместе с 15-й дивизией придется идти в Княжества для скорейшего занятия, покуда 13-я и 14-я дивизии сядут на флот для прямого действия на Босфор и Царьград»[163 - Зайончковский А. М. Восточная война 1853–1856 гг. в связи с современной ее политической обстановкой. СПб., 1908. Т. 1. С. 382.]. О подготовке экспедиции на Босфор он говорил ранее с морским министром А. С. Меншиковым и адмиралом В. А. Корниловым, начальником штаба Черноморского флота. План экспедиции затем был принят[164 - Россия и черноморские проливы (XVIII–XX столетия). М., 1999. С. 148.]. Серьезные намерения Николая I в решении османской проблемы подтверждали и его беседы с посланником Великобритании в Петербурге Дж. Сеймуром в январе – феврале 1853 г.[165 - Международные отношения на Балканах. 1830–1856. М., 1990. С. 348. – цит. по: Россия и черноморские проливы. С. 528.]

Бисмарк тоже учитывал балканский фактор в развитии российско-австрийских связей, однако считал более важными взаимоотношения Петербурга и Вены в Центральной Европе: «Я считаю, что Россия действительно заинтересована в том, чтобы ее сосед был занят в Германии, но не настолько, чтобы он распространил свое могущество на всю Германию, поскольку в этом случае он стал бы более сильным соперником в славянских землях и на Дунае»[166 - Bismarck an Manteuffel. 23. X. 1852 // WiA. Bd. I. S. 496.]. В письме Савиньи Бисмарк подчеркивал, что Австрия не сможет и не захочет отказаться от своих славянских земель и планов приобретения новых территорий на Балканах и что «без военного принуждения не даст России парализовать себя в устье Дуная или на своих южных границах»[167 - Ibid.].

Оценивая политику Николая I, Бисмарк называл ее «более консервативной и тенденциозной, нежели захватнической», и полагал, что российский император «имеет достаточно земель, чтобы быть счастливым, если ему удастся защитить их вопреки течению времени»[168 - Ibid.]. Смысл выражения «вопреки течению времени» становится ясным при прочтении строк из письма Бисмарка Савиньи: «Для императора Николая на первом плане стоит не экспансия, а тенденциозная политика и противодействие системе, которую Франция провозгласила бы на своих знаменах в возможной войне[169 - Вероятно, здесь Бисмарк имел в виду национальную политику Наполеона III и возможное распространение революции в Европе.](но не для внутреннего применения, а для своих соседей)»[170 - Bismarck an Karl Friedrich von Savigny. 14. X. 1852 // GW. Bd. XIV Teil 1. S. 279.].

Обсуждение этих вопросов в октябре 1852 г. не было случайным. Оно отражало общую обеспокоенность парламентариев Франкфурта событиями на Востоке. В начале февраля 1853 г. Бисмарк писал Мантейффелю: «Господин Прокеш сделал восточный вопрос предметом своего выступления; по его мнению <…> зародыш конфликта для европейских хитросплетений <…> может проистекать из спора о Святых местах между Россией и Францией»[171 - Bismarck an Manteuffel. 12. II. 1853 // GW. Bd. I. S. 295.]. Назначение в конце января 1853 г. известного специалиста по восточному вопросу австрийского барона Антона фон Прокеш-Остена на пост председателя Союзного сейма было встречено в Берлине с настороженностью. По мнению самого Бисмарка, такие изменения демонстрировали повышавшийся интерес Австрии к восточной проблеме, на что должны были обратить внимание Россия и Пруссия. Прусский принц Вильгельм писал своему брату Фридриху-Вильгельму IV, «что это назначение нелепо. Но Прокеш для нас во Ф<ракфурте>-на-М<айне> на длительное время – слишком скверно. Я полностью рассчитываю на энергию и силу Бисмарка, чтобы противостоять ему vis ? vis»[172 - Wilhelm an Friedrich Wilhelm IV. 14. I. 1853 // WWB. S. 419.]. В письме Герлаху Бисмарк писал о назначении А. фон Прокеш-Остена следующее: «Я думал о нем как Старый Фриц[169 - Вероятно, здесь Бисмарк имел в виду национальную политику Наполеона III и возможное распространение революции в Европе.] о первых казаках, которых он видел: „с такими необходимо здесь бороться“»[173 - Bismarck an Leopold Gerlach. 21. I. 1853 // GW. Bd. XIV Teil 1. S. 289.].

Принимая во внимание склонность императора Николая I к сотрудничеству с Австрией, Бисмарк считал, что Россия получит от нее в ответ лишь видимые уверения в политике «взаимного доброжелательного попустительства»[174 - Gall L. Bismarck. Der wei?e Revolution?r. S. 159.] на Балканах. В это же время, по его мнению, настоящей целью Австрии было укрепление достигнутых в Ольмюце результатов и подготовка к ослаблению влияния России в балканском регионе, для чего предусматривалось пойти на сближение с западными державами.

В условиях назревающего конфликта Бисмарк задумывался о той вероятной роли, которую Пруссии, возможно, предстояло бы сыграть в отношениях с Россией. Еще в начале 1853 г. он писал генералу Л. Герлаху, что лучшим вариантом для Пруссии было бы вести такую политику, при которой «Австрия и Россия добивались бы нашего союза против Франции»[175 - Bismarck an Leopold Gerlach. 21. I. 1853 // GW. Bd. XIV. Teil 1. S. 289.]. Однако это было практически невозможно. Анализируя формирующийся политический расклад в Европе, принц Вильгельм прогнозировал, что Франция попытается использовать восточный вопрос для сталкивания Австрии и России, чтобы парализовать их силы по другим направлениям[176 - Wilhelm an Friedrich Wilhelm IV 19. II. 1853 // WWB. S. 430.]. В письме Мантейффелю от 15 июля 1853 г. Бисмарк называл Австрию самым слабым из всех возможных союзников Пруссии в предстоящем конфликте. Он предсказывал, что Австрия пойдет на разрыв с Россией и, вспоминая о российской помощи в подавлении Венгерской революции и заключении Ольмюцского соглашения, называл ее «самой неблагодарной». Бисмарк склонялся к непопулярной в то время в Пруссии мысли о том, что единственным союзником Пруссии была Россия[177 - Bismarck an Manteuffel. 15. VII. 1853 // GW. Bd. I. S. 355.]. Еще в 1849 г. прусский надворный советник Луи Шнейдер писал: «Хуже всего то, что Пруссия в нынешние опасные времена не имеет определенного, естественного союзника, на которого могла бы положиться. Самый естественный союзник, которому она с 1813 года обязана беспредельной благодарностью, Россия, отвергается конституционным сумасбродством, которое не хочет иметь дело и союз с самодержавной монархией»[178 - ГАРФ. Ф. 728. On. 1. Ч. 2. Д. 2075. Т 1. Л. 59 (Письмо из Берлина от 20 февраля).]. Выбор Бисмарком России ни в коем случае не свидетельствовал о его русофильстве. Главным для него было восстановление авторитета Пруссии в Германском союзе: «В действительности же я вообще не понимаю, почему мы должны преждевременно становиться на чью-то сторону без веских на то причин или лакомой приманки? Вооруженный нейтралитет, возможно с другими немецкими государствами и Бельгией, обеспечил бы нам достойную позицию, соответствующую нашим интересам, и обеспечивающую усиление нашего влияния в Германии»[179 - Bismarck an Manteuffel. 15. VII. 1853 // GW. Bd. I. S. 355.].

Политика нейтралитета Бисмарка не соответствовала внешнеполитической программе господствующей в тот момент в прусском парламенте консервативной партии, т. н. «камарильи». Ее наиболее видные представители в лице генерал-адъютанта Фридриха-Вильгельма IV Леопольда фон Герлаха, его брата Эрнста Людвига фон Герлаха, министра культуры и просвещения Пруссии Карла Отто фон Раумера и министра внутренних дел Пруссии Отто Фердинанда фон Вестфаллена выступали за сохранение ставшего традиционным международного сотрудничества Петербурга, Берлина и Вены.

Политический противник камарильи, партия «Еженедельника»[180 - Свое название партия получила по основанному ею в 1851 г. печатному органу «Preu?isches Wochenblatt zur Besprechung politischer Tagesfragen» («Прусский еженедельник для обсуждения политически злободневных вопросов»); выходил вплоть до 1861 г.], лидерами которой были известный юрист Мориц Август фон Бетман-Гольвег, а также прусский дипломат Роберт фон дер Гольц, графы Фюрстенберг-Штаммхайм и Альберт Пурталес, также отвергала политику нейтралитета. Она преследовала основную цель добиться реванша за Ольмюцское поражение. В международных отношениях лидеры партии считали необходимым ориентацию на союз с Англией. Англию считал важной союзницей Пруссии в решении политически вопросов и прусский король Фридрих-Вильгельм IV[181 - См., например: Meysenburg an R?dt. 11. VI. 1853 // Generallandesarchiv Karlsruhe (далее: GLA Karlsruhe). 48/2650. Bericht. Beh?ndigte Ausfertigung; см. также: QGDB. Bd. 2. S. 755.], но более – его брат, принц Вильгельм Прусский[182 - Wilhelm an Friedrich Wilhelm IV. 4. I. 1853 // WWB. S. 413.].

В этих обстоятельствах Бисмарку предстояло сделать выбор в пользу одной из сторон. Консерваторы справедливо ожидали от своего протеже поддержки консервативной политической линии. Как ярый сторонник монархии, борец против либеральных влияний и демократических преобразований в королевстве, Бисмарк всецело поддерживал внутригосударственный курс консерваторов. Однако он совершенно не мог согласиться с их тезисом о необходимости австро-прусского сближения, что означало бы, по его мнению, подчинение прусских интересов австрийской политике. На деле же политика Вены и Берлина все отчетливее вела к тому, что «Союзный сейм превращался в арену раздора»[183 - Fritsch an Seebach. 16. VII. 1853 // Landesarchiv Th?ringen. Staatsarchiv Gotha (далее: StA Gotha). Staatsministerium. Dep. I. Loc. 5f. № 2. Vol. 5. Bericht. Beh?ndigte Ausfertigung. Praes.: 20. Juli 1853; см. также: QGDB. Bd. 2. S. 766.].

Бисмарк также отклонил предложение графа Гольца присоединиться к партии «Еженедельника», «поскольку от меня потребовали бы содействия низвержению Мантейффеля. Я отказался, сославшись на то, что занял франкфуртский пост при полном в то время доверии ко мне Мантейффеля; поэтому я счел бы нечестным использовать отношение ко мне короля для низвержения Мантейффеля, пока последний сам не поставил меня перед необходимостью порвать с ним»[184 - Отто фон Бисмарк. Воспоминания. Т 1. С. 144–145.].

Разрешению этой щекотливой ситуации помогла нерешительная позиция самого Фридриха-Вильгельма IV в выборе внешнеполитического курса Пруссии. Он не мог поддержать ни одну из двух партий: «Мой дорогой шурин каждую ночь ложится спать русским, но каждое утро встает англичанином»[185 - EyckE. Bismarck. Leben und Werk. Bd. I. S. 237.], – шутил по этому поводу Николай I. Принц Вильгельм находил объяснение такому нечеткому занятию Пруссией своей позиции. В письме своему брату, Фридриху-Вильгельму IV он писал: «Ты принял решение идти в восточном вопросе с Англией, не ущемляя вместе с тем наши отношения с Россией, тем самым содействуя тому, чтобы Англия не объединилась с Францией»[186 - Wilhelm an Friedrich Wilhelm IV 27. VI. 1853 // WWB. S. 444.]. Пока такие колебания Фридриха-Вильгельма IV поддерживали политику вялого нейтралитета Пруссии, а находившемуся в Союзном сейме Бисмарку помогали удачно маневрировать между существовавшими в Берлине двумя крайними точками зрения.

Разразившийся в 1853 г. с новой силой между Россией и Францией спор о ключах от Святых мест в Палестине требовал от великих держав определиться со своей позицией в предстоящем противостоянии. Более всего в это время в высших прусских политических кругах беспокоились о том, чтобы «не разрушилось согласие между Англией и Пруссией», которое положительно оценивалось как в Берлине, так и в Лондоне[187 - Wilhelm an Friedrich Wilhelm IV 4. VII. 1853 // WWB. S. 446.].

С июля 1853 г. посредническую роль в процессе мирного урегулирования конфликта взяла на себя Вена. Правда, по словам Г. В. Чичерина, «под личиной предложения о „непосредственных переговорах между Россией и Турцией“, мысль о заявлениях держав по Восточному спору <…> все более превращалась в подчинение Восточных дел европейскому приговору с центральной ролью Вены»[188 - Чичерин Г. В. Исторический очерк дипломатической деятельности А. М. Горчакова. М., 2009. С. 46.].

Уже 5 декабря 1853 г., спустя почти два месяца с начала боевых действий между Турцией и Россией, в австрийской столице были подписаны нота и протокол, основным смыслом которых явилась гарантия сохранения status quo в области территориальных изменений со стороны Англии, Франции, Австрии и Пруссии. Восточный вопрос, таким образом, связывался с европейским равновесием сил. Результатами этой конференции был недоволен Бисмарк. В письме генералу Герлаху 18 декабря 1853 г. он писал: «Мне неприятно, что мы подписали в Вене протокол и все же втянули себя в кампанию против России». Бисмарк видел в этом далеко идущие последствия. «Какой был интерес в том, чтобы совершить такой шаг, и что мы будем иметь от охлаждения отношений с Россией?»[189 - Bismarck an Leopold von Gerlach. 18. XII. 1853// GW. Bd. XIV Teil 1. S. 333;WiA Bd. I. S. 553.] – спрашивал он. Переговоры 5 декабря все сильнее притягивали Пруссию к курсу австрийской внешней политики. Бисмарк писал: «Каждый раз, когда нам из Вены протягивают братскую руку, у меня создается впечатление, как будто там у них чесотка, и они хотят этим самым рукопожатием заразить нас, поскольку вдвоем держаться легче»[190 - Ibid.].

В конце декабря 1853 г. Бисмарк пришел к выводу, что «сохранение мира между Россией и Западными державами более не представляется возможным»[191 - Bismarck an die Schwiegermutter. 29. XII. 1853// GW. Bd. XIV. Teil 1. S. 339.]. Однако в это время в его донесениях отразилась информация о готовящейся в международных отношениях сенсации – сближении России и Франции. В Германии такое сближение считали просто невозможным, поскольку эти два государства ассоциировались с противоположными политическими направлениями: Россия – с «реакцией», Франция – с «демократией»[192 - Denkschrift Herzog Ernsts II. von Sachsen-Coburg und Gotha. 3. VI. 1853 // ErnstII. Aus meinem Leben und aus meiner Zeit. Bd. 2. Berlin, 1887. S. 306–315; также: QGDB. Bd. 2. S. 294–303.]. Предостерегая Берлин от поспешных шагов, продолжающих втягивать Пруссию в конфликт, он писал Герлаху 19/20 декабря 1853 г.: «Между Россией и Францией состоится сближение, что для российского императора было бы самым очевидным выходом, в случае если мы подольем еще больше масла в огонь»[193 - Bismarck an Leopold von Gerlach. 19/20. XII. 1853// Fenske H. Der Weg zur Reichsgr?ndung. S. 108.]. В донесении Мантейффелю Бисмарк отмечал, что «англичане усердно выведывают о симптомах возможного сближения России и Франции, посредником которого является вюртембергский кронпринц»[194 - Bismarck an Manteuffel. 07. I. 1854// GW. Bd. I. S. 405.]. Не следует забывать, что в Штутгарте находился российский посланник Горчаков, который также мог содействовать сближению между двумя странами. Как отмечали Чичерин[195 - Чичерин Г. В. Исторический очерк. С. 50.], Зайончковский[196 - Зайончковский А. М. Восточная война. Т II. Часть I. С. 457–462.] и Тарле[197 - Тарле Е. В. Крымская война. 2 тт. М. – Л., 1941–1944. Т 1. С. 410–411.], Франция, действительно, делала подвижки в сторону России.

Обращая внимание Берлина на возможность улучшения отношений между Францией и Россией, Бисмарк продолжал доказывать, что ориентация на Австрию являлась ошибочной и что интересам Пруссии могли послужить только дружеские отношения с Россией: «Россия для нас – самая дешевая и общедоступная из всех континентальных держав, поскольку жаждет лишь расширения на Восток, две же другие[198 - Франция и Австрия – В. Д.] – только за наш счет»[199 - Bismarck an Leopold von Gerlach. 19/20. XII. 1853 // Fenske H. Der Weg zur Reichsgr?ndung. S. 108.]. Он злился, когда такую простую, на его взгляд, комбинацию отказывались понимать в Берлине.

Эти вопросы были затронуты Бисмарком в начале 1854 г. в разговоре с российским поверенным в делах во Франкфурте Д. Г. Глинкой, заявившим, что «Россия не считает себя настолько несправедливой, чтобы ожидать от Пруссии материальной поддержки в деле, которое далеко отстоит от прусских интересов, однако она была бы удовлетворена, если бы Пруссия не позволила склонить себя к враждебным по отношению к ней действиям»[200 - Bismarck an Minister von Manteuffel. 02. II. 1854 // GW. Bd. I. S. 422.]. Бисмарк полностью поддерживал эту мысль, считая, что у Берлина не было никаких спорных вопросов в отношениях с Петербургом.

Более открыто о своем видении прусско-российских отношений Бисмарк высказался в это время в личном письме Герлаху: «Безусловно, верная мысль о том, что для Пруссии не представляет никакого интереса отдать свою, прусскую кровь и деньги на осуществление российских целей»[201 - Bismarck an Leopold von Gerlach. 20. II. 1854 // GW. Bd. XIV Teil 1. S. 345.]. Он призывал поступить хитро в этой ситуации. Учитывая открытое выступление европейских держав против России, Бисмарк называл «ошибочным особо подчеркивать прусскую политику отказа (от тесных связей с Россией – В. Д.) и демонстрировать, что мы сделали это с некоторым удовольствием, да еще и вести себя при этом решительно смело и молодцевато»[202 - Ibid.]. Реализация совета Бисмарка могла бы способствовать формированию образа оскорбленного в Ольмюце, но все же преданного союзника России, что подняло бы статус Пруссии в российском обществе. Пруссия, однако, продолжала колебаться. Как позже вспоминал депутат Харфорт, во время Восточной войны в прусском парламенте была некоторая растерянность, поскольку считали, что «идти вместе с Россией – это было бы сродни отцеубийству, а идти против неё – ну, тогда было довольно мало людей, которые считали, что мы разделяем такую точку зрения»[203 - 42. Sitzung am 30. M?rz 1857 // SBVPHA. 1856. Bd. 2. Berlin, 1857. S. 678.].

Прусский колеблющийся нейтралитет уже в это время неожиданно получил положительную оценку от западных держав. Однажды Бисмарк попал в неловкое положение, о чем сообщил Герлаху в письме: «Было неожиданностью услышать от французского посланника в Касселе выражение благодарности мне от лица всей Франции за наше нейтральное положение, которое спасло бы Европу от большой беды и «локализовало» бы конфликт восточным театром действий»[204 - Bismarck an Leopold von Gerlach. 29. III. 1854 // GW. Bd. XIV. Teil 1. S. 348.].