Родная старина

Некоторое время любовался Димитрий Иванович своим войском. Тяжело стало, конечно, у него на душе, когда подумал он, что многое множество воинов его сложат головы свои на этом поле. Он пал на колени пред своим черным знаменем, на котором сиял образ Спасителя, и долго усердно молился.

– Обрати, Господи, – взывал он, – лице Твое с яростью на нечестивых, творящих зло рабам твоим!

Сел затем великий князь на коня и стал объезжать ряды своего войска. Пред каждым отрядом он останавливался и старался добрым словом всех ободрить.

– Отцы и братья! – говорил он. – Бога ради, подвизайтесь, святых ради церквей и веры христианской! Сия смерть не в смерть, но в жизнь вечную!

Затем Димитрий стал снова под свое черное знамя, снял с себя княжескую приволоку (плащ). Своего коня и приволоку отдал он боярину своему Михаилу Бренку, снова помолился и вкусил благословенного хлеба, присланного ему Сергием.

Великий князь хотел сам биться в рядах как простой воин. Воеводы удерживали его, говорили, что ему как главному вождю следует беречь себя, уговаривали его, но все было напрасно…

– Братья мои милые, добрые ваши речи, – отвечал Димитрий, – но хочу я общую чашу с вами пить. Умру, так умру вместе с вами; жив буду – вместе с вами же!

«Битва на Куликовом поле в 1380 г.». Миниатюра из рукописи «Сказание о Мамаевом побоище». XVIII в.

Русское войско двинулось к устью Непрядвы, к татарскому стану. Часу в шестом дня русские увидели Мамаево полчище. Словно грозовая туча двигалось оно, сходя с холма.

Пешие татары шли рядами. Задние клали свои копья на плечи последним – копья у воинов второго ряда были длиннее, чем у передних. Татары по большей части сверх доспехов надевали кафтаны, сверх шлемов меховые или кожаные колпаки; одежда у них была темного цвета, и потому татарское войско не имело такого нарядного и блестящего вида, как русское.

Мамай с мурзами своими остановился на холме, чтобы наблюдать за битвою. Уже враждебные полчища стояли одно против другого и ждали знака, чтобы начать бой. Тогда из татарского войска выехал наездник по имени Телебей. Он был громадного роста и необыкновенной силы. Бой должен был начаться поединком. По обычаю татар, удальцы-силачи начинали битву и показывали другим пример.

Стал богатырь громко вызывать себе противника. Не сразу нашелся между русскими охотник биться с великаном. Но вот выступает Пересвет. Шлем его был покрыт схимою, которую возложил на инока-воина св. Сергий. Помолился Пересвет, принял от священника благословение, низко поклонился и русскому воинству.

– Отцы и братья, – сказал он, – простите меня, грешного!

Затем сел он на боевого коня и со словами: «Преподобный Сергие, помоги мне твоею молитвою!»– пустил коня во всю прыть… Навстречу несся татарский богатырь. На всем скаку, с налету, сшиблись они копьями. Удар был так силен, что кони их едва устояли и присели на задние ноги, а бойцы упали наземь оба мертвые…

Грянули трубы, и начался бой. «Боже, помоги нам!» – кричали русские. Татары призывали на помощь Магомета. Загорелась лютая схватка. Такой битвы не было никогда еще на Руси! На пространстве десяти верст кругом кипела кровавая сеча.

Несколько сот тысяч воинов бились с яростью. Казалось, земля дрожала, и страшно гудело все поле от ярых криков, стонов раненых, треска оружия и конского топота. Бились оружием, руками терзали один другого. Часа два уже длилось жестокое побоище. Кровью было залито все поле; телами было устлано оно так, что трудно было пройти. Труп валился на труп. Татары стали одолевать.

В русском войске были отряды молодых новобранцев, не бывалых еще в бою; притомились уже они, не выдержали нового напора врагов и обратились в бегство. Погнались за ними татары, пробились до черного великокняжеского знамени; тут стоял любимец великого князя, воевода Бренк; приняли его враги за великого князя и убили. Много уже русских вождей пало. Знамя падало за знаменем.

Ужас охватил русских. Дрогнули самые смелые. Все бежало… Поражение русских было полное. Мамай торжествовал…

Давно уже порывался князь Серпуховский Владимир Андреевич ударить из лесу на татар, спасти своих от поражения; воевода Боброк удерживал его, говорил, что еще не время.

Владимир Андреевич уже терял терпение.

– Что же это такое, – с досадой говорил он Боброку, – к чему же стоим мы тут? Кому от этого польза? Беда пришла русскому войску!

– Да, беда великая, – отвечал Боброк, – но еще не пришла наша пора. Кто не впору начинает, тот беду себе принимает!

Наконец, когда татары, считая русских окончательно разбитыми, гнались за ними нестройными толпами и были уже сильно утомлены, Боброк крикнул:

– Пора! Да поможет нам благодать Свята го Духа!

Кинулись русские из засады на татар, словно соколы на стаю журавлей; с громким криком ударили они на врагов с тылу.

Вооружение русских и татарских воинов в XIV в.

Неожиданный удар ошеломил татар. Как испуганное стадо, заметались они, не зная, что делать…

– Беда нам! – кричали он. – Русские перехитрили нас. Худших из них мы побили, а теперь лучшие ударили на нас!

С переполоху чудилось татарам, что они уже вконец разбиты, что рать, напавшая на них, бесчисленна. Ободренные успехом, русские смело разили врагов, прорывали их толпы, врубались в середину их полчища, рубили их и справа, и слева, и сзади, и спереди. Татары в ужасе кидали оружие и бежали.

Мамай, увидев неожиданный поворот битвы, так оторопел и растерялся, что не послал на помощь своим запасные силы, бывшие у него, а сам пустился в бегство.

Татары бежали толпами: одни кинулись за Непрядву, и множество их потонуло в реке, другие бросились направо к реке Красивой Мечи. Русские гнали их и беспощадно избивали. Множество возов со всяким добром досталось в добычу победителям.

Часть русского войска преследовала татар до реки Мечи. Князь Владимир Андреевич остановил своего коня на месте побоища и велел трубить сбор. Стали съезжаться к нему вожди, оставшиеся в живых и не пострадавшие в бою. Великого князя не было…

– Где великий князь? – тревожно спрашивал Владимир Андреевич. – Кто из вас его видел?

Поехал Владимир Андреевич меж воинов и со слезами на глазах спрашивал, не видал ли кто великого князя, не слыхал ли, где он. Один из воинов сказал, что видел его в пятом часу, как он крепко бился; другой видел, как четыре татарина напирали на него; третий рассказывал, как он сам старался выручить великого князя из беды. Но сведений о том, жив ли он и где находится, никто дать не мог.

По приказу Владимира отроки княжьи и множество ратных людей рассеялись по бранному полю отыскивать великого князя. Долго искали его. Наконец двум ратникам посчастливилось найти его. Под ветвями срубленной березы лежал Димитрий. Глаза его были закрыты; но воины заметили, что он дышит.

– Жив, жив! – радостно закричали они. – Великий князь Димитрий Иванович здравствует!

Владимир Андреевич с князьями и воеводами поскакал к тому месту, где лежал великий князь. Доспехи его были избиты и измяты ударами татарских сабель.

Когда сняли с князя его вооружение, то оказалось, что ран на теле не было. Лишился чувств он от чрезмерного напряжения сил и утомления. Димитрий Иванович, хотя был крепкого телосложения, высок ростом, широкоплеч, но, по словам летописца, был весьма тучен и тяжел.

Мало-помалу пришел он в чувство и открыл глаза.

– Кто тут? Что за речи слышу я? – проговорил он.

Тогда Владимир Андреевич громогласно возвестил:

– Милостию Бога и Пречистой Матери Его, помощью сродников твоих, святых мучеников Бориса и Глеба, молением св. Петра и Сергия-игумена супостаты наши побеждены!

Когда великий князь совсем пришел в себя и понял, в чем дело, то прежде всего благодарил Бога за дарованную русским победу. Узнав о том, как нападение засадного войска на врага повернуло дело в пользу русских, великий князь обратился к Димитрию Боброку и сказал:

– Поистине разумен ты: тебе всегда должно быть воеводою!

Поехал великий князь со своими главными сподвижниками по бранному полю. Ужасно было это поле! Было оно устлано убитыми, умирающими ранеными. Казалось, все поле тяжело стонало… Тихо подвигались вперед кони: едва находили они место, где ступать. С поникшими головами, с тяжелой скорбью, со слезами на глазах ехали великий князь и спутники его. Давно ли восходящее солнце озаряло блестящие ряды русских воинов, бодрых, полных жизни и силы? Давно ли лучи его весело играли на блестящих доспехах? А теперь, на закате, освещало оно груды окровавленных тел, лица убитых, обезображенные мучительной смертью, лица раненых, искаженные страданиями, лужи и потоки крови, избитые доспехи, обломки и осколки всякого оружия! Все говорило о страшной жестокости боя: в одном месте убитый русский воин упал на труп побежденного им врага, в другом – убитый татарин лежал на русском; здесь, крепко переплетясь руками и ногами, лежали мертвые татарин и русский, боровшиеся, очевидно, даже в предсмертных страданиях, а там поднималась целая груда тел русских и татар, бившихся в тесной схватке до последнего издыхания. Русская и татарская кровь смешивалась и струилась одним потоком из-под груды тел…

Перед некоторыми трупами князь останавливался. Увидел он князей Белозерских, отца и сына, – лежали они вместе.

– Братья, князья русские, – молвил со слезами Димитрий, сдержав коня своего, – молите Господа Бога о нас, да соединит Он нас вместе с вами в будущей жизни!

Постоял великий князь с тяжелой грустью и перед телом боярина своего Михаила Андреевича Бренка, лежавшего в великокняжеской приволоке.

– Вот, братья, наш починальник! – сказал Димитрий Иванович, узнав по схиме инока Пересвета. – Без него многим бы из нас пришлось испить здесь горькую чашу от руки татарского витязя!

Тут же, подле Пересвета, лежал труп его противника, великана-татарина. Многих храбрых князей и воителей узнал Димитрий меж мертвыми. Тяжкая скорбь давила ему сердце, когда ехал он с побоища: он, по словам современника, «умывался слезами» при виде множества погибших. Правда, убитых татар было гораздо больше, чем русских, но и русских легло на Куликовом поле великое множество!..