Российский и зарубежный конституционализм конца XVIII – 1-й четверти XIX вв. Опыт сравнительно-исторического анализа. Часть 2

• Жалованные Грамоты дворянству и городам 1785 г.[14 - ПСЗ. I. Т. XXII. № 16187 (Грамота на права, вольности и преимущества благородного российского дворянства), № 16188 (Грамота на права и выгоды городам Российской империи).] По сути, это была попытка законодательной регламентации правового положения двух основных сословий – дворянства и горожан, что опять-таки можно рассматривать как попытку реализации основополагающего принципа философии Просвещения – принципа верховенства права и закона. Известно, что Екатерина II планировала издать и Жалованную Грамоту крестьянам, но этого так и не было сделано, видимо, из-за отсутствия у крестьян каких бы то ни было прав. Если бы это произошло, то можно было бы констатировать, что правовой статус всех сословий был чётко законодательно регламентирован, то есть принцип законности введён и во взаимоотношения сословий;

• Мероприятия в сфере образования, в том числе и организация начальных и средних школ, сиротских приютов, которые проводились на протяжении всего правления Екатерины II, но особенно активно в 1760-е гг. (воплощение главного лозунга Просвещения – активное насаждение образования среди всех сословий как залог формирования новой личности и нового общества).

Таким образом, из приведённого выше обзора следует, что, во-первых, хронологические рамки политики «просвещённого абсолютизма» охватывают период с 1762 г. по 1789 г. (переломным моментом стали события Великой Французской революции). Во-вторых, сам перечень мероприятий во многом повторяет мероприятия, проводившиеся примерно в это же время в абсолютистских государствах Западной и Центральной Европы. Однако прослеживается и одно существенное отличие. Заключалось оно в решении крестьянского вопроса. Выше в § 2 Главы III отмечалось, что в государствах, где еще сохранялись крепостнические отношения, местные правители пошли, как минимум, на ограниченное вмешательство во взаимоотношения крестьян и помещиков, выразившееся в регламентации размеров повинностей и земельных наделов. В Пруссии и Австрии Фридрих II и Мария Терезия отменили крепостное право в коронных землях, а сын Марии Терезии Иосиф II в 1780–1782 гг. ликвидировал крепостнические отношения в принудительном порядке по всей империи. Политика Екатерины II в этом вопросе была совершенно иной. Крепостное право не только не было ограничено, но и наоборот, было до предела ужесточено. По сути, социальная политика Екатерины пришла в полное противоречие с политикой «просвещенного абсолютизма». Естественно возникает вопрос, почему принципы Просвещения (особенно принцип верховенства закона) были провозглашены официальной основой государственной политики и в то же самое время именно при Екатерине II крепостные крестьяне были низведены фактически до положения рабов, а во взаимоотношениях с ними помещиков царил полный произвол и беззаконие? В этой связи закономерен и вопрос об искренности намерений Екатерине II, а также о её отношении к крепостному праву.

На наш взгляд, первоначально Екатерина II являлась противницей крепостного права и искренне стремилась провести соответствующие реформы, включая и смягчение крепостнических отношений. Придя к власти, она попыталась это сделать, но натолкнулась на несколько препятствий.

Ликвидация или хотя бы ограничение крепостного права, предоставление определенных прав крестьянству неизбежно привели бы к коренной ломке общественных отношений. Как на это отреагирует социальная опора режима – дворянство? Сумеют ли воспользоваться предоставленной свободой подвластные дворянству непросвещённые слои населения?

Уже только эти два вопроса могли кого угодно поставить в тупик. Реформы бесспорно нужны, но какие? И как их проводить, на кого опереться?

В первые годы своего правления Екатерина II и в самом деле пыталась внедрить ряд идей Просвещения в России. Наиболее яркими проявлениями такой политики, помимо всего вышеперечисленного, были и попытки воздействовать на дворянское общественное мнение в антикрепостническом духе. Однако, прощупав почву, Екатерина поняла, что надежды на осознание дворянством аморальности крепостного права беспочвенны. Да, дворянство, особенно его аристократическая часть, было согласно разделить «бремя» политической власти с императрицей, но чтобы пойти хоть на какое-то ограничение крепостничества – об этом и речи быть не могло!

Характерный пример – объявленный Екатериной II в 1765 г. конкурс Вольного экономического общества на тему необходимости мер для облегчения положения крестьян. Из 162 конкурсных работ лишь семь (!) были русскими. То же самое произошло и на заседаниях Уложенной комиссии, где робкие голоса противников крепостничества утонули в хоре сторонников «незыблемости основ». Что уж говорить, если даже такой образованный и культурный человек своего времени, как князь М. М. Щербатов, выступил с резкой отповедью в адрес некоторых депутатов, посмевших покуситься на взаимоотношения крестьян и помещиков!

Тут было о чем задуматься. Екатерина II вовсе не горела желанием потерять поддержку дворянства, с таким трудом полученную. Отсюда и крайне противоречивый характер её политики, когда говорилось одно, а на практике реализовывалось прямо противоположное.

Не стоит забывать и о ещё двух моментах, повлиявших на характер политического курса Екатерины.

Во-первых, императрица никогда и в мыслях не держала отказаться от самодержавия как от главного принципа власти в России.

Во-вторых, сыграли свою роль обстоятельства прихода Екатерины к власти. Взойдя на престол, переступив через труп мужа, она практически всё свое царствование вынуждена была «платить по счетам» дворянству, приведшему её к власти. Ей, правда, удалось, пользуясь разногласиями внутри самого дворянства, отстоять свои прерогативы от попыток ограничить их со стороны аристократических кругов (проекты Н. И. Панина). Но какой ценой! Чтобы задобрить дворянство, приходилось раздавать всё больше и больше привилегий, а также крепостных крестьян.

Политика Екатерины II была причудливой смесью, в которой заигрывания с дворянством, предоставление ему всё больших прав и привилегий уживалось со стремлением сохранить нетронутой самодержавную форму правления; а попытки улучшить положение крестьян (на словах) с активной раздачей (на деле) этих же самых крестьян в частные руки, низведения их до положения рабов. Это был замкнутый круг, выхода из которого Екатерина так и не нашла.

К концу правления Екатерины от её первоначальной программы остался лишь один пункт, состоявший в намерении выбраться из исторического тупика на путях постепенного просвещения подданных – план, рассчитанный на дальнюю перспективу.

Однако к этому времени возникла новая проблема. Намерение Екатерины отгородиться от поползновений аристократии усиленным ею бюрократическим аппаратом привело к другому противоречию. С одной стороны, усиливалась зависимость императорской власти от этого аппарата, а с другой – на наиболее важные посты пришлось назначать представителей всё той же аристократии (ведь это были самые образованные люди того времени). Попытка же выйти из положения путём введения правления наиболее способных (с точки зрения императрицы, разумеется) людей, лично ей преданных (политика фаворитизма), привела к росту недовольства дворян, распространению среди них конституционных взглядов. Недаром «Рассуждение о непременных государственных законах» Д. И. Фонвизина начиналось с резкой критики фаворитизма.

Со всеми этими проблемами пришлось столкнуться сменившему Екатерину II на троне Павлу I. Как он попытался их решить – об этом мы поговорим в следующем параграфе.

Пока же подведем некоторые итоги. Исходя из всего вышесказанного, «просвещённый абсолютизм» следует признать общеевропейским феноменом, суть которого – проведение своеобразных превентивных мер в целях предотвращения возможной революции в будущем. Не осталась в стороне от этой тенденции и Россия, где подобная политика проводилась Екатериной II с 1762 г. по 1789 г. Уже то, что в России не разразилась революция, подобная французской, позволяет сделать вывод, что политика «просвещённого абсолютизма», несмотря на свою противоречивость, достигла намеченных целей и её следует считать прогрессивным для своего времени политическим курсом.

Эпоха Екатерины примечательна еще и тем, что в это время выдвинулась многочисленная плеяда государственных деятелей, следовавших идеалам Просвещения или, во всяком случае, называвших себя таковыми. Однако, рассуждая о свободе, веротерпимости, фундаментальных законах, большинство из них как будто не замечало наиболее вопиющих, бросающихся в глаза проявлений деспотизма, рабства, произвола и бесправия, так ругаемых ими в модных салонах и клубах. Представляется глубоко убедительным утверждение Н. Я. Эйдельмана, выдвинувшего концепцию двух типов Просвещения в России: представители первого типа были высокопросвещёнными дворянами-гуманистами, желавшими результатов просвещённого прогресса не только для себя и своего сословия, но и по возможности для большинства народа. Они составляли явное меньшинство. Лучшие их представители – это Н. И. Новиков и А. Н. Радищев.

Ко второму типу относятся высшие сановники империи и довольно широкие слои европеизированного дворянства, так называемые «просвещённые циники», которые в отличие от дворян первого типа желали пользоваться благами Просвещения только сами. Всё же остальное должно было остаться неизменным, в том числе и крепостное право.[15 - Эйдельман Н. Я. Грань веков: политическая борьба в России кон. XVIII – нач. XIX вв. М., 1986. С. 20–25.]

В течение всего XVIII века оба эти течения поддерживали высшую государственную власть, ибо считали, и совершенно оправданно в тех условиях, что только самодержавие является единственным гарантом модернизации страны. Именно этим союзом лучших просвещённых дворян и правительства можно объяснить секрет феноменальных внешнеполитических успехов России в XVIII веке.

Однако знакомство российского дворянства с принципами Просвещения имело и другую сторону. Восприняв политические идеалы Просвещения, передовая часть дворянского общества неизбежно должна была примерить эти идеалы к российской действительности. Уже в 60-70-е годы XVIII века многие русские просветители пришли к выводу, что самодержавие в той форме, в какой оно существует на данный момент, явно противоречит принципам Просвещения.

Стремление ограничить самодержавие в соответствии с просветительскими принципами проникло и в среду высших государственных деятелей. Один из них, глава Коллегии иностранных дел Н. И. Панин разработал проект Конституции, ограничивавшей власть монарха. Именно этот проект, а вернее, несколько проектов Панина и будут предметом анализа. Вначале же – несколько слов об их авторе.

Никита Иванович Панин родился 18 сентября 1718 г. в Данциге в знатной дворянской семье. По семейным преданиям, правда, документально не подтверждённым, род Паниных имел итальянское происхождение из Лукской республики.[16 - РГАДА. Ф. 1274. Оп. 1. Д. № 2889 (Панины в письмах, переписке и других актах XVIII – 1-й половины XIX в.в. с биографическими сведениями о Н. И., П. И., Н. П. Паниных в 4-х томах). Л. 1.] Интересно, что по сведениям правнучки Н. И. Панина при крещении он и ставший впоследствии не менее знаменитым его брат Петр Иванович Панин, родившийся в 1720 г., получили другие имена Мефодий и Иоанн, «и неизвестно по какой причине стали называться Никитой и Петром».[17 - РГАДА. Ф. 1274. Оп. 1. Д. № 2889 (Панины в письмах, переписке и других актах XVIII – 1-й половины XIX в.в. с биографическими сведениями о Н. И., П. И., Н. П. Паниных в 4-х томах). Л. 1–1(об.).] Как бы то ни было, Н. И. Панин получил прекрасное образование, а в 1740 году числился уже корнетом гвардии. Имея большие связи при Дворе, ему не составляло труда быстро продвинуться по службе. К тому же молодой человек обладал недюжинными дипломатическими способностями, что приметил канцлер А. П. Бестужев-Рюмин. По его настоянию Панин в 1747 г. назначается посланником в Данию, получив при этом чин камергера. Через два года он переводится из Копенгагена в Стокгольм. Однако существует версия, по-иному объясняющая перевод Н. И. Панина с придворной службы на дипломатическую. Якобы благодаря эффектной внешности, он понравился Елизавете Петровне и она собиралась сделать его своим фаворитом. Не желая терять свои позиции при Дворе, братья Разумовские сделали все возможное, чтобы удалить Панина не только от Двора, но и вообще из России.[18 - РГАДА. Ф. 1274. Оп. 1. Д. № 2889 (Панины в письмах, переписке и других актах XVIII – 1-й половины XIX в.в. с биографическими сведениями о Н. И., П. И., Н. П. Паниных в 4-х томах). Л. 3.] По отзывам современников, во время пребывания в Швеции Панин проникся симпатиями к шведскому конституционному строю[19 - Герасимова Г. И. Северный аккорд графа Панина. Проект и реальность. // Российская дипломатия в портретах. М., 1992. С. 65–79.], что сыграет в дальнейшем свою роль при разработке им конституционного проекта. В 1758 году после ареста его покровителя А. П. Бестужева-Рюмина, Панин по требованию профранцузской «воронцовской» партии был вынужден уйти в отставку. Однако нашлись люди, ценившие его незаурядные способности. В 1760 году неожиданно для самого себя Панин назначается воспитателем наследника Павла Петровича – пост в то время в высшей степени почётный. В 1763 г. Панин назначается руководителем Иностранной коллегии и практически все внешнеполитические успехи России того времени связаны с его именем.

По отзывам современников, Н. И. Панин был сложным и противоречивым человеком. С одной стороны – прекрасное образование, мягкость и вежливость в обращении, гибкость, безукоризненная честность, патриотизм, литературный талант[20 - Шильдер Н. К. Император Павел I. СПб., 1901. С. 10; Вяземский П. А. Полное собрание сочинений. СПб., 1882. Т. VII. С. 73–74.], с другой стороны – многие отмечали у него склонность к лицемерию и интриганству: «на долю Панина выпала странная судьба: не успев сам сделаться фаворитом при Елизавете, Панин главной целью своей деятельности сделал борьбу против фаворитов, для вящего успеха явившись покровителем одного из них – Васильчикова; будучи враждебно настроенным против Петра III, приняв непосредственное участие в заговоре против него, Панин сына его воспитал в благоговейном почитании его памяти»[21 - Шумигорский Е. С. Император Павел I: жизнь и царствование. СПб., 1907. С. 17.]. Естественно, такая противоречивость не могла ни сказаться на нём как государственном деятеле. При этом практически все современники отмечали принципиальность и честность Н. И. Панина, то, что превыше всего он ставил не свои личные интересы, а интересы России. Так его правнучка в своих воспоминаниях о семье приводит несколько отзывов английских дипломатов о Панине как главе российской дипломатии. «Панин отличается прямотой и твёрдостью, мысли свои выражает ясно, определённо, пространно. Эти мысли не прикрывают себялюбивых происков, они не суть произведение случайного впечатления или желания блеснуть; нет, они составляют части одного целого, построенного трудолюбием, деловой жизнью… Свои соображения он высказывает императрице начистоту, и по свидетельству Маккартнея (английского посла в Петербурге) может целый час отстаивать свои взгляды, не разделяемые императрицей… Из всех царедворцев, окружающих Екатерину, один только Панин представляется истинно государственным человеком, в деловых отношениях он не прикрывается таинственным молчанием, плохо скрывающим бездарность; он всегда готов говорить о деле, не тяготится им. Несмотря на множество порученных ему обязанностей, он любит дела, потому что любит отечество».[22 - РГАДА. Ф. 1274. Оп. 1. Д. № 2889. Л. 3 об.] В цитируемых воспоминаниях приводится и отрывок из письма графа Букингемского графу Сэндвическому от 13 апреля 1764 г., в котором говорится о том, что Панин твердо настаивает при переговорах о торговом соглашении с Англией на соблюдении государственных интересов России.[23 - РГАДА. Ф. 1274. Оп. 1. Д. № 2889. Л. 4 об.-5.]

Не менее яркую характеристику Н. И. Панину дал его секретарь знаменитый писатель и драматург Д. И. Фонвизин (или в транскрипции того времени – фон Визин). «Характер покойного графа Н. И. Панина достоин был искреннейшего почтения и любви. Он имел твердость, свойственную душе великой. Никакие прельщения и устрашения не могли её поколебать. Не было на свете власти, которая смогла бы его заставить предложить Государю своё мнение или согласиться с мнением Государя вопреки своему внутреннему убеждению… Ум у него был чистый и проницание глубокое. Он знал человека и знал людей. Искусство его привлекать к себе сердца людские было неизречённое. Оно состояло в том, что при первом свидании с человеком он тотчас узнавал меру его разума и всегда своим умом мог так с ним поравняться, что всякий ощущал к нему привязанность и сам собой был доволен совершенно. В делах, требующих зрелого рассмотрения, не любил он поспешности. Правда, это давало повод обвинять его в медлительности. И действительно, характер его был удален от всякой скоропалительности и пылких движений. Он охотно отлагал дела, могущие терпеть время, но нужно отдать ему справедливость, что нельзя иметь большего рвения и неутомимости, какие показывал он в делах, требовавших немедленного исполнения. Был он прелюбезен и терпеть не мог, чтобы в дружеской беседе кто-нибудь сделал для него то, чего в отсутствии его не захотел бы сделать… Разговор его был почти всегда весел, шутки приятны, остры и без всякой желчи. Доброта сердца его была беспримерна. Словом, не было никого из незнакомых ему сограждан, кто бы ни считал во всякой своей крайности последним способом к спасению идти к Графу Панину и, открыв ему свою душу, искать в его добродетельной душе помощи или совета. Сердце его никогда мщения не знало. Самые неприятели его всегда устыжаемы были кротким и ласковым его взором. Бескорыстие было в нем соразмерно щедрости». В качестве примера Фонвизин приводит такой факт: из 9000 душ принадлежавших ему крепостных Н. И. Панин 4000 подарил четырём своим ближайшим сотрудникам, среди которых был и сам Фонвизин.[24 - РГАДА. Ф. 1274. Оп. 1. Д. № 2889. Л. 8-11.]

Судя по всему, Н. И. Панин не был простым царедворцем-карьеристом. Он не боялся высказывать своё мнение, даже если оно полностью расходилось с мнением императрицы, чему сохранилось немало свидетельств. Например, в уже упоминавшихся воспоминаниях правнучки Н. И. Панина приводится рассказ о выступлении Панина на заседании Совета при Высочайшем Дворе по поводу предполагавшегося брака Екатерины II и графа Гр. Орлова. «Все царедворцы поддержали намерение Екатерины, последним выступил Н. И. Панин: «Воле Её Величества кто воспротивиться может? Но графиня Орлова уже не может оставаться Императрицей Всероссийской», – и при этих словах выпрямился и пудра его косы покрыла спину».[25 - РГАДА. Ф. 1274. Оп. 1. Д. № 2889. Л. 6 об. – 7.] Если это было действительно так, то смелости Панина можно только позавидовать.

Итак, в 1760 году Панин становится воспитателем наследника. И буквально тут же он оказался вовлечённым в водоворот политической борьбы. Во время дворцового переворота 28 июня 1762 г. Н. И. Панин наравне с братьями Орловыми и Е. Дашковой играет одну из ведущих ролей. Однако он резко расходился с ними относительно вопроса о престолонаследии. Панин считал необходимым провозгласить императором сына Петра III Павла Петровича, а Екатерину назначить регентшей до его совершеннолетия. Как отмечали многие современники, Панин привязался к своему воспитаннику всей душой, «все чувства нежнейшего отца он обратил на него, сам ухаживал за ним во время болезней и окружил Павла лучшими людьми того времени, руководил его учением, охранял его нравственный облик, и во многом благодаря Панину Павел долгое время сохранял непреодолимое отвращение ко всякой нескромности и высоко ценил семейную жизнь».[26 - РГАДА. Ф. 1274. Оп. 1. Д. № 2889. Л. 7 об.] Для Панина Павел был не просто орудием интриги и карьеры: «Панин мечтал об усовершенствовании российской политической системы, ограничении временщиков, куртизанов и ласкателей, сделавших из государства гнездо своих прихотей».[27 - Доклад графа Н. И. Панина, представленный Екатерине II вместе с текстом соответствующего манифеста. // Сборник Императорского Русского исторического общества (РИО). СПб., 1871. Т. VII. С. 200–221; Эйдельман Н. Я. Указ. соч. С. 33.]

Выходом из такого положения Н. И. Панин считал утверждение наиболее естественного, максимально законного монарха, т. е. Павла. Но это была лишь половина замысла. Одновременно Паниным был разработан конституционный проект, предусматривавший ограничение самодержавия Императорским Советом из 6–8 человек с подчинёнными ему 4-мя департаментами (иностранных, внутренних, военных и морских дел), т. е. фактически они являлись прообразом будущих министерств[28 - Сборник РИО. СПб., 1871. Т. VII. С. 202–216; Эйдельман Н. Я. Указ. соч. С. 34–35.].

Первоначальный проект по всем признакам являлся зачатком типичной аристократической конституции, причем чётко просматривалась ориентация Панина на шведские образцы, недаром он долгое время был посланником в Стокгольме.[29 - Герасимова Г. И. Указ. соч. С. 66.]

Косвенно Панину все же удалось воплотить эту идею в жизнь. Именно по этим образцам в 1775 г. в Польше был создан Постоянный Совет во главе с королем.[30 - Эйдельман Н. Я. Указ. соч. С. 33.] Проект же 1762 г. постигла судьба «затейки верховников» 1730 г. Екатерина вначале подписала его, а затем отказалась его соблюдать.[31 - Эйдельман Н. Я. Указ. соч. С. 34.] Так было покончено со второй попыткой в XVIII веке ограничить самодержавие. Однако в отличие от «верховников», никаких санкций в отношении Н. И. Панина Екатерина не предприняла (как и в отношении его брата П. И. Панина, допускавшего иногда откровенно фрондёрские выпады против императрицы и её фаворитов, за что и заслужившего от Екатерины звание «первого враля империи»).[32 - РГАДА. Ф. 1274. Оп. 1. Д. № 2889. Л. 34.] В чём причины такой «доброты» Екатерины – можно только догадываться. Скорее всего, чувствуя непрочность своего положения, она попросту побаивалась клана Паниных, обладавшего значительным политическим весом в придворных кругах. А может быть, Екатерина просто ценила их талант государственных деятелей, и поэтому закрывала глаза на их оппозиционные настроения.

Однако после неудачи своего проекта Панин на этом не успокоился. Он создаёт своего рода оппозиционный кружок вокруг своего воспитанника Павла, в который входили его брат фельдмаршал П. И. Панин, Д. И. Фонвизин и другие. Участники кружка воспитывают Павла в духе оппозиции матери, его укрепляют в сознании своих прав на престол, интереса к убитому отцу Петру III (характерно, что в 1830 г. когда Д. Н. Блудов предоставил Николаю I одиннадцать секретных документов из Кабинета Павла, большинство из них касалось права наследования престола, в т. ч. выписка о незаконности наследования по женской линии).[33 - РГАДА. Ф. 6. Оп. 1. Д. № 564. Л. 11.]

Тем временем надвигались серьёзные события. Приближалось совершеннолетие Павла – дата во всех отношениях примечательная. Декабрист М. А. Фонвизин записал в ссылке, опираясь на рассказы отца Александра Ивановича Фонвизина, что в 1773 г. или 1774 г., когда Павел достиг совершеннолетия и женился на Наталье Алексеевне, граф Н. И. Панин, его брат фельдмаршал П. И. Панин, княгиня Е. Р. Дашкова, князь Н. Б. Репнин, митрополит Гавриил и ряд гвардейских офицеров составили заговор с целью свергнуть Екатерину и посадить на престол наследника, который должен был принять написанную Паниным Конституцию. Павел якобы согласился, подписал проект Конституции и даже принес клятву, что, воцарившись, не нарушит ни одного коренного закона, ограничивающего самодержавие. В заговор была вовлечена первая жена Павла принцесса Вильгельмина (после принятия православия – великая княгиня Наталья Алексеевна).[34 - Фонвизин М. А. Сочинения и письма. Иркутск, 1982. Т. II. / под ред. Житомирской С. В. и Мироненко С. В. С. 127–129.]

Однако Екатерина II узнала о заговоре и заподозрила сына. Павел был перепуган и вскоре явился к ней с повинной. Екатерина его пощадила, но Панина и его окружение под благовидными предлогами выслала или окружила надзором.[35 - Указ. соч. С. 129. См. также: Эйдельман Н. Я. Герцен против самодержавия. М., 1982. С. 113–130.] Такова трактовка событий в изложении М. А. Фонвизина. Некоторые историки считают, что никакого заговора не было, т. к. никаких других документальных свидетельств, кроме рассказа М. А. Фонвизина, не сохранилось. Так, например, М. М. Сафонов в монографии «Завещание Екатерины» доказывает, что произведение М. А. Фонвизина – это скорее не мемуары, а политический памфлет, целью которого было опровергнуть правительственный тезис о том, что декабристское движение якобы не имело исторических корней. Поэтому М. А. Фонвизин специально обострял и искажал те моменты российской истории, где усматривал борьбу монархических и конституционных тенденций. По мнению Сафонова, борьбу Н. И. Панина и его сторонников за введение соправительства по достижении Павлом совершеннолетия по примеру Австрии (с 1765 г. Иосиф II стал там официально соправителем Марии Терезии) М. А. Фонвизин изобразил как заговор с целью свержения Екатерины II, хотя речь шла только о легальном возведении Павла на трон рядом с матерью.[36 - Сафонов М. М. Завещание Екатерины II. СПб., 2001. С. 70–73.] Действительно, других свидетельств о заговоре, кроме записок М. А. Фонвизина пока не обнаружено. Однако надо иметь в виду, что если заговор действительно был, то письменные сведения о нем вряд ли могли существовать, ведь заговор был тайным и, естественно, о нём не осталось явных свидетельств.

Как бы то ни было, появляется новый проект панинской Конституции. Что он из себя представлял – об этом М. А. Фонвизин не сообщает.

Итак, если предположить, что заговор всё же существовал и был раскрыт, то становится ясным, что положение Н. И. Панина при Дворе не должно было остаться прежним. Так оно и случилось. Его влияние резко падает, фактически он находится в полуопале и в конце концов вынужден уйти в отставку в 1781 году.

От последнего периода жизни Н. И. Панина до нас дошло очень интересное свидетельство, подтверждающее, что до самого конца своей жизни Панин был по-прежнему верен конституционным идеям и по мере сил пытался их привить наследнику.[37 - Сафонов М. М. Конституционный проект Н. И. Панина – Д. И. Фонвизина // ВИД. Л., 1974. Вып. VI. С. 280.] Как свидетельствуют документы, найденные М. М. Сафоновым, 28 марта 1783 г., за два дня до смерти, Панин убеждал Павла преобразовать государственный строй России на конституционных основах, причём эти предложения в целом совпадают с тем, что впоследствии записал М. А. Фонвизин. Судя по всему, проекту Панина предшествовало введение, написанное Д. И. Фонвизиным и дошедшее до наших дней.[38 - Фонвизин Д. И. Рассуждение о непременных государственных законах // Собрание сочинений. М. – Л., 1959. Т. II. С. 254–267; а также: Письма с приложениями графов Никиты и Петра Ивановичей Паниных Блаженной памяти к Государю императору Павлу Петровичу, приведённый в конце книги: Шумигорский Е. С. Император Павел I: жизнь и царствование. СПб., 1907. С. 1–35; Пигарев К. В. Творчество Фонвизина. М., 1954. С. 134–140.] Начиналось оно так: «Верховная власть вверяется государю для единого блага его подданных. Сию истину тираны знают, а добрые государи чувствуют.».[39 - Фонвизин Д. И. Указ. соч. С. 254.]

Далее шло своеобразное морально-этическое наставление государю в духе идеалов Просвещения: верховенство законов, суверенитет нации, теория общего блага и общественного договора, резкое обличение фаворитизма, при котором «головы занимаются одним примышлением средств к обогащению. Кто может – грабит, кто не может – крадёт». В такой ситуации «любой указ государя, какие бы благие цели он не преследовал, если он не зиждется на непреложных государственных законах, лишь ещё больше усугубит ситуацию и лишь увеличит злоупотребления».[40 - Фонвизин Д. И. Указ. соч. С. 256.] Причём все эти злоупотребления могут привести к тому, что «долготерпимый наш народ расторгнет узы нестерпимого порабощения», а это уже бунт, революция, анархия. И ведь виноват в этом сам режим, не успевший приспособиться к новой ситуации: «деспотичество, рождающееся обычно из анархии, весьма редко в неё опять не возвращается».[41 - Фонвизин Д. И. Указ. соч. С. 258.] Как избежать такого мрачного конца? Предлагаются следующие средства.

Во-первых, нация «должна получить свою вольность, чтоб гражданин не мог страшиться злоупотребления власти».[42 - Фонвизин Д. И. Указ. соч. С. 263.] По-видимому, под этим Фонвизин понимал кодификацию права и установление равенства всех перед законом.

Во-вторых, необходимо законодательно установить право собственности, без которого не может быть никакой вольности, т. к. по мнению автора, «истинно свободным является человек, ни от чьей воли не зависящий, а раб – тот, кто ни собой, ни своим именем располагать не может и не имеет другого права, кроме высочайшей милости и благоволения».[43 - Фонвизин Д. И. Указ. соч. С. 264.]

Таким образом, политическая «вольность» неразрывно связана с правом собственности. Все вышеперечисленное должно, стать «составной частью фундаментальных законов»; под которыми понимаются «священные законы, определяющие политическое устройство государства… Они должны быть ясными, чтоб никаких недоразумений не возникало, неизменными, т. к. от них зависит общая безопасность государства».[44 - Фонвизин Д. И. Указ. соч. С. 265.]

Итак, просвещённый и добродетельный монарх, под которым подразумевается Павел, приняв государство в разобранном и неустроенном виде, «должен немедленно оградить общую безопасность» и предотвратить гибель государства посредством установления непременных законов. При этом необходимо соблюдать два условия:

а) к преобразованиям приступить немедленно, иначе может быть поздно, т. к. время не терпит;

б) осуществлять преобразования нужно постепенно по мере просвещения народа, ибо «ничто не может так быстро подвергнуть государство разрушению, как предоставление неподготовленной нации таких преимуществ, какими наслаждаются благоучреждённые европейские народы».[45 - Фонвизин Д. И. Указ. соч. С. 267.] Поэтому в этом деле нужна большая осторожность.

Таково было введение, далее шел сам проект Конституции, написанный, по всей видимости, Н. И. Паниным. Дошедший до нас лишь частично, он представлял собой в общих чертах следующее. Предполагалось установить политическую свободу сначала для одного дворянства путём учреждения Верховного Сената, часть несменяемых членов которого назначалась бы от короны, а большая часть состояла бы из избранных дворянством из своего же сословия лиц. Верховному Сенату подчинялись бы губернские и уездные дворянские собрания. Выборы, как сенаторов, так и чиновников местных администраций, производились бы в этих же собраниях.[46 - Фонвизин М. А. Политическая жизнь в России. // Библиотека декабристов. 1907. Вып. IV. С. 33; Сафонов М. М. Конституционный проект Н. И. Панина – Д. И. Фонвизина. // ВИД. Л., 1974. т. VI. С. 280.]

Таким образом, вся полнота законодательной власти должна была принадлежать Сенату; императору же оставлялась лишь исполнительная власть с правом утверждать обсуждённые Сенатом законы и обнародовать их.

Дальнейшая судьба проекта неизвестна. Вполне возможно, что он оказался среди тех бумаг, которые после смерти Н. И. Панина его брат П. И. Панин передал на хранение жене петербургского генерал-прокурора Пузыревского для последующей передачи Павлу после смерти Екатерины II. Однако ни братья Панины, ни Д. И. Фонвизин не дожили до этого момента. Правда, бумаги эти всё же, видимо, были переданы Павлу вскоре после его восшествия на престол, но у него к этому времени были уже совершенно другие намерения. «Рассуждение» Д. И. Фонвизина и, видимо, один из вариантов проекта Н. И. Панина попали к племяннику писателя М. А. Фонвизину, а от него к декабристу Н. М. Муравьеву, который, скорее всего, использовал их при разработке своего проекта Конституции.[47 - Эйдельман Н. Я. Грань веков… С. 44–45; Пигарев К. В. Рассуждения о непременных государственных законах Д. И. Фонвизина в переработке Никиты Муравьева. // Литературное наследство. Т. 60. // Декабристы и литераторы. Т. 2; Пигарев К. В. Творчество Фонвизина. М., 1954. С. 148–149.]

Оценивая проект Н. И. Панина, нельзя не отметить его относительную новизну по сравнению с предшествовавшими ему проектами. Выражается эта новизна, прежде всего, в том, что согласно проекту, предполагалось предоставить политические права не только группировке высшей аристократии, но и широким слоям дворянства, а включение в состав фундаментальных законов принципа равенства всех перед законом и права на собственность всех сословий независимо от происхождения, вообще являлось весьма радикальным по характеру требованием.

Конституционные проекты Н. И. Панина особенно важны ещё и вот с какой точки зрения. Верхи дворянства в своём соперничестве с самодержавием за обладание политической властью широко использовали идеи аристократического конституционализма. Но их сторонникам не хватало идеологического обоснования правомерности использования этих идей. Необходимо было облечь эти идеи в некую философскую форму. И такая форма была найдена. Ею стала идеология Просвещения, вернее отдельные её элементы. И именно Н. И. Панин в своём втором конституционном проекте первым из российских государственных деятелей начинает широко использовать идеи Просвещения для обоснования необходимости ограничения самодержавной власти.

Характерно, что ответные шаги предпринимало и самодержавие в лице Екатерины II. Одним из них стало резкое усиление бюрократического аппарата, который должен был служить заслоном от политических притязаний дворянства и обеспечить относительную самостоятельность верховной власти. Вторым шагом было использование всё тех же идей Просвещения, естественно надлежащим образом отобранных. В качестве примера можно привести использование Екатериной II концепции «философа на троне» Вольтера и постулата Монтескье о том, что большим по территории странам лучше всего подходит абсолютная монархия, для того чтобы более убедительно обосновать необходимость существования самодержавия в России. Исходя из этого, видимо, именно Екатерину II следует считать родоначальницей так называемого правительственного конституционализма, получившего широкое распространение позднее, в правление Александра I.

Возвращаясь к проекту Н. И. Панина – Д. И. Фонвизина, еще раз следует отметить его новизну по сравнению с предшествовавшими аристократическими проектами, включая и первый проект Н. И. Панина 1762 г. Всё это даёт основание считать второй проект Н. И. Панина началом нового дворянско-просветительского этапа развития конституционализма в России. Дальнейшее развитие эта тенденция получила в конституционных проектах первой четверти XIX века, но этому предшествовало кратковременное царствование Павла I, вокруг которого до сих пор не утихают споры.