Стерлитамакская трагедия

Ориентир держали на колокольню Казанского собора, реку Стерлю перешли по мосту. Время атаки выбрали грамотно, обеденное. Полдневный зной загонял людей в тень, по домам. (Лето 1918-го было необычно жарким, с повышенной солнечной активностью, такое же, как лето 2018-го). Солнце было в зените и не слепило глаза наступавшим с севера и запада чехам. Несомненно, они учли старинный русский обычай "покемарить после обеда" и то, что семейные бойцы разойдутся перекусить по домам.

Когда чехи столкнулись на подходе к Стерлитамаку с кавалерийскими разъездами защитников, завязался скоротечный, но жестокий бой. Вряд ли подробности его когда-нибудь станут известными. Звуки выстрелов были хорошо слышны в Стерлитамаке. Впоследствии закрепилось мнение, что разведка подвела.

Несомненно, какой-то план обороны города существовал. К сожалению, фактор внезапного нападения во все времена, во всех войнах присутствовал и будет присутствовать в будущем. Самые лучшие планы войсковых операций всегда рассыпаются при первом боевом столкновении.

Большим упущением оказалось то, что не были заблаговременно оборудованы пулемётные гнёзда, а господствующая высотная позиция на колокольне Казанского собора не охранялась. В лобовом столкновении с матёрым противником проявились все слабые места защитников города. В первую очередь – отсутствие настоящего, сильного духом командира – ещё один из многочисленных примеров несостоятельности политического руководства эсеров в армии того времени. Необстрелянные мальчишки растерялись, засуетились, эмоции захлестнули рассудок.

Чехи живьём оказались страшнее, чем они представлялись по рассказам: чужие, в непривычной серовато-зелёной, некоторые в синей форме, на головах – кепи лодочкой, действовали молниеносно, эффективно, как хорошо отлаженная машина. Вооружены они были австрийскими винтовками системы «Маузер», в умелых руках отличное оружие, прекрасно обмундированы в английскую форму, в новых высоких сапогах, крепкие, упитанные парни. Грамотно разместили пулемёты – на колокольне собора и на чердаках самых высоких домов.

В город чехи и подручное разношёрстное воинство Комуча вошли с двух сторон: с северной и западной. По численности враги превышали защитников примерно наполовину. Внутри города ориентировались быстро, значит имели провожатых. Шли, стреляя на ходу, развернувшись цепями, быстро продвигались к наиболее важным зданиям. Молниеносно взяли под свой контроль мост через Стерлю, Соборную площадь с Казанским собором, перекрёсток улиц Соборной и Большой Заводской (ныне Садовой и Карла Маркса). Отряд защитников, располагавшийся в здании магазина купчихи Сухоруковой, где размещался штаб Красной гвардии (нынешний адрес: улица Карла Маркса, 124), отступил по Большой Заводской к Земской управе (нынешний адрес: улица Карла Маркса, 103). К этому времени чехи уже обошли защитников города с фланга и часть их двигалась к Земской управе с юга, чтобы перекрыть подъезд к Ашкадарскому мосту. Последним узлом обороны стал Дом Патрикеева (нынешний адрес: улица Карла Маркса, 89), где квартировал отряд самообороны. Оттуда, по Уральской улице (нынешней улице Богдана Хмельницкого), защитники отходили и бежали мелкими группами к деревянному Ашкадарскому мосту и переходили по нему на правый берег. Пытались подорвать мост, но не удачно.

Те, кто отстал от основного отряда, пробивались к Ашкадару самостоятельно, переправлялись вплавь и вброд. В те времена Ашкадар был полноводной, быстрой рекой и переправиться через него было не просто. В пределах города существовал единственный брод: в створе улицы Соборной (ныне Садовая). На реке были лодки, их использовали для переправки раненых.

Отступали поспешно, но это не было паническим бегством. Оружие и боеприпасы не бросили, раненых забирали с собой, вывезли городскую кассу, которая хранилась в сейфе в здании Земской управы.

Очевидец событий, директор средней школы № 3 города Стерлитамака, выпускником которой я являюсь, Семёнов Николай Павлович, вспоминал, как пули свистели со всех сторон, захватчики врывались в дома, искали раненых защитников города, которых прятали жители. Кто-то, пользуясь моментом, стрелял в спины отходящим защитникам из-за угла, с балконов, из подворотен. Уютный, сонный, мирный город, состоявший из нарядных, украшенных фигурным кирпичным декором каменных и затейливой резьбой деревянных домов, с распахнутыми окнами с вышитыми занавесками и горшками с геранью на подоконниках, в одно мгновение обратился в грохочущий, враждебный адский котёл, в котором смерть грозила со всех сторон. Из тех, кто находился на переднем крае столкновения, выжили немногие.

Случаи сдачи в плен, капитуляции или перехода на сторону врага среди защитников города не известны. Точное число погибших также не установлено. В различных источниках приводятся цифры 200–300 человек. Полагаю, что потерь было меньше и определённо они не были напрасными. Если бы стерлитамаковцы без боя сдали город, это имело бы самые тяжёлые последствия. Окрылённый успехом, поверивший в свои силы отряд Народной армии Комуча с ходу переправился бы на правый берег Ашкадара и преследовал бы стерлитамаковцев, в надежде уничтожить деморализованный отряд и захватить обоз. В этом случае погибли бы все ополченцы и члены их семей.

Защитники города, которые успели переправиться на противоположный, правый берег Ашкадара, занимали огневые позиции на берегу под прикрытием кирпичных бараков. Чехи с подельниками не рискнули и остались на левом, высоком берегу, отказавшись от преследования. Значит, отпор они получили. Жаркая перестрелка продолжалась до наступления темноты. Особенно безпокоил ополченцев пулемёт, установленный на колокольне Казанского собора.

Ночью ополченцы, оставив тяжелораненых на попечении заашкадарцев, отошли к реке Белой.

На привале стали известны масштабы поражения. Время митингов и споров закончилось. Бойцы стягивались к своим новым командирам, показавшим себя в бою. Их кандидатуры утвердили на общем собрании, все новые командиры – только коммунисты. Подавленные случившимся, полные горечи от гибели товарищей и переживаний за оставленных родных и близких, стерлитамаковцы многое передумали и поняли в ту ночь.

Через Ашкадар переправлялась слабоуправляемая толпа, а через Белую – уже сплочённый, полный решимости воевать до победы боевой отряд, ведомый признанными, теперь уже проверенными в деле командирами. Им предстоял дальний путь и новые сражения. Не все из них вернутся в родной город.

Иллюстрация: перспектива улицы Большой Заводской в Стерлитамаке, вид на север. На горизонте – шиханы Юрак Тау и Куш Тау, вид с балкона здания Земской управы. На этом отрезке 12 июля 1918 года произошло столкновение защитников города с ворвавшимися в город врагами. Дореволюционная почтовая открытка, художественно обработанная автором.

* * *

Итак, 12 июля 1918 года солдаты Чешского легиона и разношёрстное воинство Комуча напали на Стерлитамак и заняли город. В самом городе их поддержали антисоветские элементы и городское отребье.

Центром сбора всех вышедших из Стерлитамака было назначено село Петровское. Отступивший туда Стерлитамакский отряд 20 июля прибыл в Белорецк и был включен в состав Белорецкого полка партизанской армии Блюхера.

Антисоветские отряды из числа местных жителей и частей «Народной армии» Комуча двигались по следам красных. В августе 1918-го они развернули наступление с юга на Усольскую Советскую Республику (центр – населённый пункт Богоявленский Завод), захватили поселения Буруновка, Петровское, Ирныкши, Шареево, вели бои за село Зилим.

В Стерлитамаке и уезде тем временем начались массовые аресты, погромы и грабежи.

После эвакуации из Стерлитамака семья Ивлевых, вместе с находившимися под их опекой детьми героя революции П. П. Шепелюка, передвигалась в обозе боевых отрядов, которые стали частью партизанской армии Блюхера. В населённом пункте Богоявленский Завод (ныне Красноусольское) семья разделилась.

Августа Ивлева с командиром отряда Трофимом Уткиным пошли к местному директору народного училища К. Д. Шишову и объявили ему, что дети остаются на его попечении, под его личную ответственность. Сыновей Шепелюка, Валентина и Анатолия, Августа забрала с собой.

* * *

Августа Александровна Ивлева была зачислена бойцом в партизанскую армию, в её составе участвовала в легендарном рейде Блюхера по тылам противника. Служила до самого окончания гражданской войны. Вышла замуж за фельдшера отряда Н. В. Воскресенского (фамилию отца сохранила). Вернувшись в Стерлитамак, работала в детских учреждениях, возглавляла городской женотдел. Упокоилась в 1939 году, погребена на городском кладбище города Стерлитамака. Воспоминания Августы Ивлевой хранятся в Центральном Государственном историческом архиве РБ (Уфа), Фонд Р-713, личные дела красноармейцев-блюхеровцев.

* * *

К. Д. Шишов был человеком порядочным и благоразумным. Беженцев он не обидел, хотя и не совсем безкорыстно. Барыня Бронислава Яковлевна Шишова, дама дородная и с причудами, большая любительница котов и кошек (которые у неё жили гораздо сытнее и устроеннее, чем многие их соседи, обедали за одним столом с хозяевами, у каждого своя тарелка), с большим трудом засыпала. Она заставляла Любовь Александровну перед сном рассказывать ей сказки и чесать пятки, без этого ей не засыпалось. Всё это происходило на территории только что провозглашённой Усольской Советской Республики. Такой был очень интересный, но короткий период народной демократии, когда любая деревня могла установить полную независимость от центральной власти.

Уже в Богоявленском Ивлевы узнали, что глава семьи, Александр Александрович Ивлев, схвачен и томится в тюрьме. Любовь Ивлева решила вернуться в город, чтобы быть рядом с мужем.

С точки зрения наших современников, это решение может показаться необдуманным, ведь в этом случае почти вся семья могла оказаться в руках врагов (так оно и случилось). Нужно помнить, что, во-первых, для стерлитамаковцев это было самое начало гражданской войны, до сих пор они ещё не сталкивались с актами массового террора и жестокости братоубийственной войны и питали большие надежды на то, что чехи, «цивилизованные европейцы», недавние союзники русских на полях 1-й мiровой, не будут воевать с женщинами и детьми.

Во-вторых, Стерлитамакский ревком и Совнарком были законной властью, и их представители никаких уголовных преступлений не совершали, никакого «красного террора» при них не было, ни один человек расстрелян не был. Все купцы, заводчики и прочие «буржуи» со своими семьями жили в Стерлитамаке при советской власти безопасно до июля 1918-го, правда платили контрибуции, делились богачеством. Такие были формы налогообложения, установленные центральным правительством.

Все храмы и мечети были открыты, священнослужители работали без всяких ограничений. Офицеры бывшей императорской армии, члены партии кадетов, правые эсеры, меньшевики, ультранационалисты, военнопленные не скрывались. Никаких погромов, поджогов и прочих массовых безчинств город не видел. Члены ревкома были людьми гражданскими, ходили без оружия.

Мой прадед, Александр Александрович Ивлев, был народным комиссаром социального обеспечения, человеком семейным, мирным, уже давно не молодым, оружия никогда в руки не брал.

В 21-м веке, после всего того, чрез что прошла Россия после 1917 года, нам трудно понять поступки наших предков, обусловленные моралью, давно в современном обществе отвергнутой и забытой. В случае, если бы ревкомовцы ушли вместе с богатым обозом, вывезшим ценности и деньги из Стерлитамака, общественное мнение горожан, с помощью антисоветских сил, быстро причислило бы их к проходимцам, воспользовавшимся моментом для личного обогащения. Это подорвало бы авторитет советской власти первого призыва и поставило бы под удар родственников активистов, рядовой состав органов управления и помогавших им горожан. Учитывая специфику Стерлитамака, ревкомовцы обязаны были любой ценой “сохранить лицо”, чтобы избежать всенародного позора. Вполне возможно, что решение остаться с народом было принято ревкомом втайне, во всяком случае разговоры о создании подполья велись. С момента захвата города врагом каждый член ревкома в сложившейся чрезвычайной обстановке действовал самостоятельно.

Вернувшись из села Петровское в Стерлитамак, А. А. Ивлев не прятался по погребам, а продолжил свою работу – раздачу материальной помощи тем горожанам и горожанкам, которые в ней остро нуждались. Арестован он был в своём доме, встретил незваных гостей спокойно, с достоинством, как хозяин и представитель законной власти.

Любовь Александровна Ивлева была из числа тех русских женщин, которые остаются с мужем до конца, несмотря ни на что. На повозке с кучером, предоставленной Шишовым, она с двумя дочерьми и дочкой Шепелюка вернулась домой.

В Стерлитамаке Любовь Александровну и среднюю дочь Тоню (будущую мою бабушку) тут же арестовали и бросили в узилище, устроенное в Народном доме (бывшее здание Городской думы), что стоял на улице Соборной (ныне Садовой). Любовь Александровну допрашивали, зверски избивали, выхлестнули нагайкой глаз. Выпытывали, где находятся сыновья Шепелюка, их обязательно хотели найти, чтобы убить.

Младшая дочь Клава (ей тогда было 9 лет) осталась ночью одна в семейном доме на улице Набережной (ныне улица Пушкина), с маленькой Ниночкой, дочкой Шепелюка. Электрического освещения тогда ещё не было, пользовались керосиновыми лампами и масляными светильниками. Спичек девочки не нашли и сидели в темноте. Всё более-менее ценное – утварь, обстановка, мебелишка были конфискованы или просто растащены. Еды никакой не было. Соседи на просьбы девочек помочь ответили отказом, чрез закрытые ставни посоветовали им убираться подобру-поздорову.

Испуганные, голодные девочки на следующее утро пошли к тогдашнему коменданту города Горбунову, за помощью. Тот распорядился отправить Ниночку в приют, а Клаву – в узилище, к матери.

Когда импровизированная каталажка в Народном доме окончательно переполнилась, начали выпускать женщин с детьми «под домашний арест». Перед самым бегством вражеских сил из Стерлитамака специальная команда разыскивала Любовь Александровну с дочерьми, чтобы взять в заложники, но они успели спрятаться в яме под Колояровскими банями, что были недалеко от нашего дома, на улице Набережной (Пушкина), у пересечения с улицей Соборной (Садовой).

В здании пересыльной тюрьмы, куда бросили членов ревкома, тем временем текла обыденная тюремная жизнь. Скудное питание, по воскресеньям передачи от родных. Время коротали игрой в шашки и шахматы, (фигуры лепили из плохо пропечённого чёрного хлеба), охотой на наглых крыс и чтением журналов и книг: Горького, Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Некрасова и других), которые брали у священника. Александр Александрович Ивлев содержался в кандалах, как и многие другие ревкомовцы. Проявил стойкость на допросах и пытках, подбадривал других заключённых.

По воскресеньям узников заводили боковой лестницей в церковь, на литургию. Размещали их отдельно на хорах, а среди молящихся в общем зале внизу всегда ждали их родственники. Это была единственная возможность обменяться хотя бы взглядами, жестами. Разговаривать было запрещено. Там в последний раз младшая дочь Клавдия Ивлева видела отца.

Кое-какие новости заключённым приносили охранники. Красная Армия приближалась, все ожидали освобождения.

Чехи, как истинные «цивилизованные европейцы», скинули всю грязную работу на местных «отморозков» – Саньку Пылаева и его подручных, настоящих психопатов, которым было всё равно, кого убивать. Оккупационные власти распространяли обещания отнестись снисходительно к тем советским активистам, кто сдастся добровольно. Таковых не нашлось.

Фотография: такие листовки распространяли чехи в Стерлитамаке

* * *

Поначалу чехам стоять в Стерлитамаке было необременительно, прибыльно и весело. Время коротали в тёплых компаниях с местной буржуазией и “боевыми подругами”. Горячительных напитков в Стерлитамаке во все времена было предостаточно. Жрали стерлитамакский хлеб, пили знаменитое стерлитамакское пиво. Гужевались в основном на Базарной площади (нынешний сквер перед кинотеатром "Салават"), в злачных местах. Одним из самых популярных заведений была чайная «Биржа». Её хозяин, Абдрахман Азильгареев, потчевал чехов и местных упырей «безплатным чаем с сахаром». Шумное веселье продолжалось ночи напролёт.

Оккупанты купались и загорали, ловили рыбу на Ашкадаре, любовались шиханами, за Ашкадар переправляться не рисковали. Заигрывали с местными. Известны случаи, когда чехи даже урезонивали зарвавшихся «контрразведчиков» и не давали им открыто расстреливать мирных жителей.

До середины августа 1918-го, чехам нечего и некого было бояться. Южное Предуралье для Комуча и Народной армии было глубоким тылом. Хлебный город Стерлитамак всё ещё был в состоянии прокормить непрошенных гостей. Количество награбленных «трофеев» росло. Вскоре, однако, чехи осознали, что общая ситуация быстро меняется и не в их пользу. Они понимали, что оставаться в России становится опасно. Чехи ждали окончания уборки урожая, чтобы запастить зерном и мукой на долгую дорогу домой. Дисциплина падала. К августу 1918-го разложение в частях «Чешско-словацкого революционного войска» зашло слишком далеко. В разгар массовых репрессий и расстрелов, чехи в Стерлитамаке уже деградировали до уровня банды и не препятствовали безчинствам, которые развязали подонки из так называемой «Народной армии» Комуча и бандиты из числа местных жителей.

Комуч позиционировал себя как демократическое правительство. В нём заправляли правые эсеры (социал-революционеры). Их лозунгом было «восстановление демократии». При этом они считали, что народ ещё не готов принять социализм и не признавали власть Советов. Декларируя «политический нейтралитет», Комуч внешне восстановил свободу голоса, печати и собраний, но на деле проводил антинародную политику. Втянувшись в ожесточённую борьбу за власть, а в итоге за спасение собственной шкуры, бывшие «борцы за счастье народа» морально разложились и забыли свои высокие идеалы. Попытки Комуча вернуть розданную крестьянам землю прежним землевладельцам, чтобы заручиться преданностью богатеев и получить от них финансовую поддержку, натолкнулись на ожесточённое сопротивление крестьян. Тогда «демократы» превратились в карателей.

19–24 августа карательные отряды и части гарнизона уже вели бои с красными партизанами под Стерлитамаком. Час расплаты за преступления против мирного населения приближался.

После того как Комуч самораспустился, в Стерлитамаке начался период неразберихи и безконтрольного произвола. В безсильной злобе бандиты обрушились на тех, кто не мог дать сдачи.