Личная спецслужба Сталина

Другой свидетель – начальник 7-го отдела Управления формирований и боевой подготовки ВВС полковник Мельников – показал: «Самолет-штурмовик „Ил-2“ поступил на вооружение в 1941 году. За время его эксплуатации только в строевых частях произошло 485 катастроф и аварий. И на этом типе самолета аварийность из-за конструктивно-производственных дефектов из года в год возрастала. Если в 1941 г. было 8 случаев катастроф и аварий, то в 1942 г. – 74 случая, в 1943 г. – 147 случаев, в 1944 г. – 133 случая, и в 1945 г. – 123 случая».

– Я направил вам, – сказал Абакумов, – через товарища Поскребышева собственноручно написанные на ваше имя Шахуриным, Новиковым и Шимановым письма, в которых они полностью признаются в совершенных преступлениях и просят о помиловании.

– Я прочитал их письма, – задумчиво проговорил Сталин. – Получается, что они действительно виноваты. Хорошо. Направляйте дело в Военную Коллегию Верховного Суда. Но передайте Ульриху, что наказание их, учитывая заслуги подсудимых в войне, должно быть, по возможности, минимальным. – Помолчав, он добавил: – Можно было бы, конечно, их помиловать, но по вине этих людей погибли наши боевые летчики – молодые люди. А вот этого прощать нельзя. У вас есть еще что доложить?

Осторожно бросив исподлобья испытующий взгляд на Сталина, Абакумов продолжил свой доклад:

– Маршал авиации Новиков в ходе следствия обращается к вам с собственноручно написанным письмом, в котором утверждает, что всю войну он и Жуков вели антисоветские разговоры, в которых в похабной форме критиковали действия Советского правительства.

Якобы Жуков заявлял: «Сталин завидует моей славе. Не забыл мою способность в первые месяцы войны резко возражать ему и спорить с ним, к чему он не привык». Жуков лживо заявляет, что все основные планы военных операций во время Великой Отечественной войны разработаны им, Жуковым, а Сталин как был штафиркой[2 - Презрительное прозвище в военной среде штатского, не разбирающегося в военном деле.], так им и остался. Новиков утверждает, что это не только беспардонная и лживая болтовня, но что Жуков может возглавить военный заговор. Это подтверждает и арестованный органами государственной безопасности близкий к Жукову генерал-лейтенант Крюков, заявивший во время допроса, что Жуков имеет бонапартистские наклонности.

В кабинете Сталина воцарилось молчание. Сталин задумался. Он отчетливо вспомнил безобразную выходку, которую по отношению к нему, Верховному Главнокомандующему, допустил Жуков во время наступления немецко-фашистских войск на Москву в 1941 году.

Вот как вспоминает этот эпизод Кузьмин, майор в отставке, офицер для поручений у Жукова: «4 декабря 1941 года Жуков проводил совещание в бомбоубежище штаба с командующими армиями фронта, ставил задачи перед комсоставом на период контрнаступления.

В это время позвонил Сталин. Жуков находился в напряжении. Во время разговора со Сталиным у Жукова лицо стало покрываться пятнами и заходили на щеках желваки. Это уже было не к добру и предвещало ссору.

Выслушав Сталина, Жуков отпарировал: „Передо мной 4 армии противника и свой фронт. Мне лучше знать, как поступить. Вы там в Кремле можете расставлять оловянных солдатиков и устраивать сражения, а мне некогда этим заниматься“. Верховный, видимо, что-то возразил Жукову, который потерял самообладание и выпустил обойму площадной брани, а затем бросил трубку на рычаг. Сталин после этого не звонил сутки»[3 - Рыбин А. Г. Сталин и Жуков. 1994, с. 22–23.].

Тогда Сталин проявил поистине государственную мудрость в интересах страны: не снял Жукова с должности и не расстрелял его за такой недопустимый по военным законам ответ Верховному Главнокомандующему. Более того, впоследствии прославил его на весь мир, сделав трижды Героем Советского Союза.

Неожиданно Абакумов попросил:

– Разрешите мне, товарищ Сталин, арестовать маршала Жукова. Я смогу доказать, что он агент иностранной разведки.

– Вы что, лишились разума, генерал? – удивленно вскинул брови Сталин. – Какой еще шпион? Жуков – малограмотный в политическом отношении человек, плохой коммунист, во многом даже просто хам, плохо воспитанный человек, большой зазнайка, но никакой он не шпион. Это бред сумасшедшего. Я провел с Жуковым всю войну и хорошо к нему присмотрелся.

– Но тогда почему, – осмелился возразить Абакумов, – Жуков так трогательно обнимался с нашими теперешними злейшими врагами, такими, как английский фельдмаршал Монтгомери и генерал Эйзенхауэр, уже превратившийся из командующего американскими вооруженными силами в президента США и заявляющий, что всерьез думает о войне с Россией? Что у коммуниста Жукова общего с этими лицами? Вот посмотрите, пожалуйста, товарищ Сталин, на фотографии из альбома, изъятого нами во время секретного обыска на квартире Жукова на улице Грановского, где он снят с английскими и американскими деятелями.

Взяв из рук Абакумова альбом с фотографиями, Сталин начал их внимательно рассматривать. Действительно, создавалось впечатление, что Жуков на них в кругу близких друзей. Возвращая альбом Абакумову, Сталин, не объясняя причин своего решения, приказал:

– Арестовывать Жукова категорически запрещаю. Наблюдение и изучение его связей продолжайте. Письмо Новикова с вами?

Получив утвердительный ответ, Сталин сказал:

– Оставьте его мне.

Оставшись один, Сталин внимательно прочитал письмо Новикова и, достав из ящика письменного стола папку с надписью «Жалобы», начал читать письма на его имя маршалов и высокопоставленных генералов, жаловавшихся Сталину на безобразные выходки его заместителя, маршала Советского Союза Георгия Жукова. В письмах утверждалось, что Жуков настолько зазнался, что окончательно потерял над собой всякий контроль. Впадая в гнев, без причины срывает погоны с генералов, унижает их человеческое достоинство самой безобразной в их адрес матерщиной, обзывает оскорбительными кличками и даже в ряде случаев дошел до рукоприкладства. Авторы писем утверждали, что работать с Жуковым стало невозможно.

Окончив читать письма, Сталин позвонил полковнику Джуге и приказал:

– Займись повнимательней Жуковым. Посмотри, не задумал ли Абакумов поссорить нас с руководством вооруженных сил.

Через неделю Сталин получил следующее сообщение.

«Сов. секретно

Только для товарища Иванова

Арестованный органами государственной безопасности бывший главный маршал авиации А. Новиков признался, что вместе с Жуковым состоял в антиправительственном заговоре.

В частности, в заявлении на имя товарища Сталина Новиков пишет:

„Я счел необходимым в своем заявлении на Ваше имя рассказать о своей связи с Жуковым, взаимоотношениях и политически вредных разговорах с ним, которые мы вели в период войны и до последнего времени“.

Такого рода разговоры между Жуковым и Новиковым действительно велись. В то же время Жуков заявляет:

Арестованный органами государственной безопасности генерал-лейтенант Крюков также показал, что вместе с Жуковым участвовал в антиправительственном заговоре, а также о присвоении Жуковым в больших количествах трофейного имущества.

Что касается показаний Новикова и Крюкова, то они верны лишь в деле присвоения немецкого трофейного имущества. Показания же их об участии вместе с ними Жукова в антиправительственном заговоре результат карьеристских ухищрении Абакумова, запугивания и активных допросов.

В настоящее время Министерство государственной безопасности активно работает по разработке дел, связанных с „заговором Жукова“. Всего по этому делу проходит 75 человек. К апрелю 1946 года все они за хозяйственные преступления (в основном присвоение трофейного немецкого имущества) арестованы. В беседах со своими близкими маршал Малиновский говорит: „Жуков еще себя покажет. Он всех возьмет за горло“.

С 1942 года в доме по улице Грановского, 3, под видом ремонта отопительной системы, в квартирах, которые занимают Жуков, Тимошенко и Буденный, установлена аппаратура подслушивания. Жуков ожидает ареста и даже держит наготове чемоданчик с бельем. Полагал бы Жукова с должности заместителя министра обороны сместить и направить командующим одного из военных округов. Учитывая его заслуги в Великой Отечественной войне, не арестовывать и к уголовной ответственности не привлекать. Жуков находится под моим постоянным негласным наблюдением.

    А. Джуга».

В Кремле состоялось расширенное заседание Политбюро, на которое были приглашены все маршалы. Открывая заседание, Сталин сказал, что к нему поступило много жалоб на Жукова, который унижает человеческое достоинство подчиненных. В то же время Жуков так зазнался, что заявляет: все важные операции Великой Отечественной войны разработаны, якобы, им одним лично. В то время как присутствовавшим хорошо известно, что они результат коллективного разума Ставки Верховного Главнокомандующего. Поскольку присутствующие здесь маршалы заявляют, что работать с Жуковым не могут, ЦК хотел бы знать их мнение.

Присутствующие резко критиковали Жукова, в то же время просили ЦК учесть большие заслуги его в Великой Отечественной войне. Жуков ничего в свое оправдание сказать не смог и своим молчанием лишний раз подтвердил справедливость критики в свой адрес.

Расширенное заседание Политбюро единодушно поддержало предложение об освобождении Жукова от должности заместителя наркома обороны и направлении его командующим одного из военных округов. Вскоре на Пленуме, проходившем в Свердловском зале Кремля, Жуков был за недопустимое обращение с подчиненными и зазнайство выведен из состава ЦК.

10 и 11 мая 1946 г. Военная Коллегия Верховного Суда СССР в составе председательствующего, председателя Военной Коллегии Верховного Суда, генерал-полковника юстиции Ульриха и членов: генерал-майора юстиции Дмитриева и полковника юстиции Сольдина, при секретарях – подполковнике юстиции Почиталине и майоре юстиции Мазуре в закрытом судебном заседании рассмотрела дело по обвинению Шахурина, Репина, Селезнева, Новикова, Шиманова, Будникова, Григорьяна.

В ходе судебного разбирательства подсудимые свою вину признали полностью.

Шахурин: «Показания в ходе предварительного следствия я полностью подтверждаю. Я совершил приписываемые мне преступления в погоне за выполнением плана и графика, в погоне за количественными данными. Имея сигналы с фронтов Отечественной войны о дефектности наших самолетов, я не ставил в известность Председателя Государственного Комитета Обороны, и в этом самое мое тяжкое преступление. Я признаю, что 800 самолетов оказались совершенно негодными».

Репин: «Фронт требовал самолеты, и дефекты устранялись на месте. А там в результате гибли летчики».

Шиманов:«Бракованных самолетов за время войны было принято около пяти тысяч.

Шахурин создавал видимость, что авиационная промышленность выполняет производственную программу, и получал за это награды.

Вместо того чтобы доложить народному комиссару обороны, что самолеты разваливаются в воздухе, мы сидели на совещаниях и писали графики устранения дефектов на самолетах. Новиков и Репин преследовали лиц, которые сигнализировали о том, что в армию поступают негодные самолеты. Так, например, пострадал полковник Кац».

Селезнев: «Масса моторов выходила из строя. Беру на себя вину, что военпреды сдавали в части формально „годные“, а на самом деле дефектные самолеты».

Новиков: «Командовал ВВС с апреля 1942 года по март 1946 г. Порочная система приемки самолетов существовала до меня.

На фронтах ощущался недостаток в самолетах, и это обстоятельство меня вынудило не реагировать на различного рода дефекты. В итоге я запутался. К тому же я не инженер, в силу чего ряд технических вопросов я просто недоучитывал.

Основным преступлением я считаю, что, зная о недостатках в самолетах и что эти недостатки накапливаются, я не доложил Ставке и Наркому обороны и этим самым покрывал антигосударственную практику Шахурина».

Григорьян: «Будучи заведующим отделом ЦК ВКП(б) по авиационному моторостроению, я знал, что бывший нарком авиационной промышленности Шахурин в погоне за количественными показателями (выделено мною. – В. Ж.) выполнял планы выпуска авиационной техники, не обеспечивая ее надлежащего качества, в результате чего авиационная промышленность выпускала значительное количество недоброкачественных самолетов и моторов, имевших серьезные конструктивные недоделки и производственный брак.

Я виноват в том, что, зная, что Шахурин выпускал и поставлял на вооружение ВВС бракованные самолеты и моторы, не принимал мер к пресечению этой деятельности.