Принципиальный иск

Принципиальный иск
Вацлав Вацлавович Воровский

«Господин И. М. Радецкий вчинил „принципиальный“ иск к обществу конок за убытки (потерею времени), понесенные им от того, что ему пришлось прождать безрезультатно чуть не десять конок на пересадочной станции, имея в руках пересадочный билет.

Картинка, действительно, грустная. Стоит одесский обыватель с пересадочным билетом в руках на перекрестке улицы, а перед его носом проходят переполненные вагоны…»

Вацлав Воровский

Принципиальный иск

Господин И. М. Радецкий вчинил «принципиальный» иск к обществу конок за убытки (потерею времени), понесенные им от того, что ему пришлось прождать безрезультатно чуть не десять конок на пересадочной станции, имея в руках пересадочный билет.

Картинка, действительно, грустная. Стоит одесский обыватель с пересадочным билетом в руках на перекрестке улицы, а перед его носом проходят переполненные вагоны.

Одно только утешение, что пересадочный билет дает ему не только право ехать по конке, но и стоять неограниченное время на месте пересадки.

Г-ну Радецкому это не понравилось, и он вчинил иск.

Очень хорошо, что этот иск принципиальный. Принципиальные иски у нас вообще редкость, а потому их надо ценить.

Нехорошо только, что иск безнадежный.

Если бы даже г-н Радецкий и выиграл его, то и тогда весь эффект заключался бы в том, что некое благотворительное учреждение получило бы 20 руб.

У наших коночных деятелей кожа слишком толста, чтобы ее пробил «принципиальный» иск, а двадцатирублевками их тоже не припугнешь.

Недавно был уже один «принципиальный» иск, возбужденный некиим господином, которого вместе с двумя бывшими с ним дамами высадили, не довезя до коночной станции (М‹алого› фонтана), хотя у них были билеты.

Иск был в 30 коп., и директор конки без разговора внес эту сумму, а порядки на конке остались те же.

Горе российского обывателя в том, что всякие безобразия в учреждениях, имеющих, как конка, характер публичных, затрагивающих интересы широких кругов, могут ими преследоваться лишь гражданским порядком. Исключение составляют только явно уголовные дела, каковых коночные деятели наши, разумеется, благоразумно избегают.

Конка действует на основании концессии; не может быть другой конкурирующей конки.

Обыватель предоставлен на милость конковладельца.

Над ним могут кривляться до безобразия, а он может только гражданские иски предъявлять.

Вы стоите после утомительной дневной работы на перекрестке, а перед вами проходят переполненные вагоны. Вы теряете время, утомляетесь, портите здоровье – и можете предъявить иск в 73 коп. по расчету вашего заработка за потерянное время.

Вас высаживают, не довозя до станции, – и вы можете искать по суду свои 5 или 10 коп.

Вас везут в дождь и ветер в открытом летнем вагоне, – и вы совершенно никакого иска предъявить не можете.

Нечего прибавлять, что вас – будь вы женщина, старик или ребенок – заставляют сплошь да рядом вскакивать или выскакивать на ходу, падать, расшибаться, – и опять, если вас не придется свести в больницу, никакого иска предъявить вам не удастся.

Вся дикость такого положения именно в том, что предприятие публичного характера приравнено к частному хозяйству – делай, мол, чего моя нога хочет, а не нравится, ходи пешком.

При такой безответственности и фактической бесконтрольности публика отдана на произвол коночных заправил, и всякие «принципиальные» иски гражданского порядка равносильны желанию, вычерпать море ковшом.

    Кентавр
    «Одесское обозрение»,
    3 сентября 1909 г.