В кривом зеркале (30 ноября 1908 г.)

В кривом зеркале (30 ноября 1908 г.)
Вацлав Вацлавович Воровский

В кривом зеркале
«Воодушевленный редким успехом, который выпал в пятницу на долю „Хохота“, я поспешил интервьюировать автора этого действа.

– Как пришли вы к этой глубокой, единственной в мире философии хохота? – спросил я, преисполненный восторга.

– О, это целая история, – начал автор и рассказал мне следующее…»

Вацлав Воровский

В кривом зеркале (30 ноября 1908 г.)

Воодушевленный редким успехом, который выпал в пятницу на долю «Хохота»[1 - «Хохот» – банальная, полная символики, без сюжета и образов пьеса одесского писателя Ал. Вознесенского (псевдоним А. Е. Бродского). Ее постановке на сцене Одесского городского театра предшествовала в печати громкая реклама. Пьеса была опубликована в одном из номеров декадентского альманаха «Шиповник» в Петербурге, поставлена в ряде городов страны. Премьера пьесы Вознесенского в Одессе, приуроченная к бенефису его жены, талантливой актрисы В. Юреневой, закончилась провалом.], я поспешил интервьюировать автора этого действа.

– Как пришли вы к этой глубокой, единственной в мире философии хохота? – спросил я, преисполненный восторга.

– О, это целая история, – начал автор и рассказал мне следующее:

– Еще недавно я делил космос на три неравные половины. Самой большой из этих половин был я сам, я – царь природы, обладатель разума и воли. Второй половиной была моя пьеса – эта сокровищница моих мыслей и сценической бутафории. Третьей, самой маленькой половиной была публика, т. е. серая масса зрителей, читателей, покупателей моих книг и театральных билетом.

– Как это глубоко и тонко, – невольно перебил я.

Автор пропустил мимо ушей мое робкое замечание и продолжал:

– В этом делении я был властелином. Я царил над моей пьесой, а пьеса царила – т. е. должна была царить – над публикой. Я чувствовал себя сверхчеловеком. Я был счастлив. Так продолжалось до пятницы вечером, – прибавил он с меланхолической улыбкой.

– До пятницы вечером, – с ужасом вырвалось у меня. – А после?..

– А в этот вечер я убедился, что в действительности соотношение другое.

– ??

– Я увидел, что публика – эта маленькая, жалкая третья половина вселенной – смеялась над моей пьесой, а пьеса – моя пьеса, которую я сам написал танцуя, – эта пьеса смеялась надо мной! Смеялась всей своей бутафорией: и испанским танцем г. Юреневой, и горбом г. Павленкова, и рефератом г. Багрова, и курточкой г. Горелова[2 - Артисты, принимавшие участие в постановке.], и сестрой милосердия, и громом, и молнией, и тем электрическим светом, который г. Багров так комично тушит в столь трагический момент.

Он замолчал, и на его лицо легла печать мировой скорби.

– И когда я увидел все это, – продолжал он с оттенком горькой иронии, – я иначе разделил космос, я разделил его на три другие неравные половины. Одна громадная половина – это была жалкая толпа, неспособная понять истинное искусство. Она была глупая и смешная. Другая маленькая половина была моя пьеса, смеявшаяся на этот раз над этой толпой, купившей билеты на второе представление после успеха первого. А третьей – бесконечно маленькой половиной, одной лишь точкой – был я сам, смеющийся демоническим хохотом и над своей пьесой, и над той толпой, которая приняла эту пьесу всерьез. Да, я был смеющейся точкой, лопающейся от смеха точкой…

– Но ваш барон[3 - Барон – персонаж из «Хохота».], кажется, делит мир только на две неравные половины…

Автор снисходительно улыбнулся.

– Но ведь барон не писал пьесы. Тот, кто написал такую пьесу, должен же себя чем-нибудь отделять от прочей бутафории.

– Однако, по мысли вашего барона, вам как раз следовало бы слиться со смеющейся бутафорией против глазеющей и осмеянной публики.

– Да разве вы не заметили, что я так и делаю. Я и моя пьеса, мы вместе смеемся над публикой. Но я, кроме того, смеюсь еще над своей пьесой. Этим я возвышаюсь над ней. Я – бутафория, но я и сверхбутафория. Я – смеющаяся третья неравная половина мира, смеющаяся точка.

– Теперь я вполне усвоил вашу глубокую философию хохота. Вы между прочим проводите, кажется, идею счастья незнания? Только слепой говорит «знаю», зрячий и живой может сказать лишь «не знаю»?

– Да, это идея счастливого неведения.

– Да, да, счастливого невежества. Как это глубоко вы сказали, как метко!

Я собирался уходить. Но напоследок спросил его:

– Скажите пожалуйста, откуда это вдруг у Макса[4 - Макс – персонаж из «Хохота».] такая тяжелая болезнь завелась?

– Не знаю, право, – сказал автор. – Так нужно было.

И он весело засмеялся. Я понял, что он счастлив своим неведением.

    Фавн
    «Одесское обозрение»,
    30 ноября 1908 г.

notes

Сноски

1

«Хохот» – банальная, полная символики, без сюжета и образов пьеса одесского писателя Ал. Вознесенского (псевдоним А. Е. Бродского). Ее постановке на сцене Одесского городского театра предшествовала в печати громкая реклама. Пьеса была опубликована в одном из номеров декадентского альманаха «Шиповник» в Петербурге, поставлена в ряде городов страны. Премьера пьесы Вознесенского в Одессе, приуроченная к бенефису его жены, талантливой актрисы В. Юреневой, закончилась провалом.

2

Артисты, принимавшие участие в постановке.

3

Барон – персонаж из «Хохота».

4

Макс – персонаж из «Хохота».