Штормовой рубеж. Империя

Деятельность Випа сопровождал успех, но сам он лишь досадливо морщился в ответ на льстивые поздравления коллег и придворных, бурча что-то непонятное типа:

– Рано еще поздравлять. Пока результата нет.

Услышав такие слова, Сташ тогда искренне удивился, возразив:

– Разве разгром «Безбашенной Пятерки» не результат? Заговорщики лишились правой руки, своего разящего меча, – виконт подпустил в голос презрительной иронии. «Разящим мечом» патетично называли группу в листовках, распространяемых подпольем. – По-вашему, это не результат?

– Пока не знаю. Посмотрим, – Вип устало пожал плечами и невежливо оборвал тот разговор, поворотившись к виконту спиной…

При дворе нашлись знающие люди, которые сообщили, что Виктору Пандау тридцать два. Он одинок, ни семьи, ни жены, ни детей. Что звание Вип получил три года назад, став самым молодым полковником в Империи. И что раньше он возглавлял подразделение Военизированного Научно-Исследовательского Корпуса на окраинном и весьма опасном для жизни острове Кинель – крайней южной точке Империи. Ее омывал необъятный Океан, намертво отрезавший северный Арейкийский архипелаг от южных государств, которые окрестили «Странами Дальноморья». Что там происходило на протяжении последних ста лет, в Арейкийской Империи никто не знал…

* * *

Сейчас Вип стоял лицом к окну в бывшем кабинете диспетчера-координатора заброшенного порта, почти уткнувшись носом в стекло, а его руки вцепились в подоконник так, что побелели костяшки.

Виконт Сташ бросил украдкой полный завистливой ненависти взгляд на спину выскочки сейч-полковника и посмотрел на некое портативное устройство, которое тот притащил с собой. По виду оно отдаленно походило на привычный грамнистер, но было раз в десять меньше по размеру, да и раструб оказался шире и не такой глубокий, напоминая не граммофонную трубу, а скорее суповую тарелку. Управляющий ящик под раструбом имел совершенно иное расположение тумблеров и шкал, а сбоку торчал манометр с отдельной рукояткой для накачивания давления.

Непонятный прибор разместили прямо на столе, безжалостно царапая тонкую полировку. За устройством присматривал доверенный человек Випа, сержант ВНИКа Руслан Хустобай, крепкий тренированный парень двадцати пяти лет, которого выскочка сейч-полковник панибратски звал Рухом.

На вопрос виконта, что это за штука, Вип нетерпеливо буркнул, мол, тот же грамнистер только мощнее.

На самом деле устройство являлось недавним совместным изобретением Випа и эрла Арэса, причём последний с гордостью прозвал его «Убоищем». И было за что. Только благодаря устройству смогли победить «Безбашенную Пятерку» во главе с её молодым, но опытным командиром Денисом Эшвордом. «Убоище» полностью нейтрализовало очень сильные аномальные способности Дэша, тогда как обычные грамнистеры лишь ослабляли его, позволяя пользоваться «Дарами пардов», правда в ограниченном объеме. Но даже их обычно хватало, чтобы оставлять карателей с носом. А вот против «Убоища» у Дэша шансов не было.

И теперь неуловимый доселе командир боевой группы стоял под проливным дождем на коленях на пристани вместе с двумя товарищами, Боном и Яканой, в ожидании казни.

Кроме трёх подпольщиков и главаря крупной городской банды Четырехпалых с двумя подельниками среди приговорённых находились несколько обычных жителей Зазеркалья: стеклодув с семьёй; преподаватель ремесленного училища и два его студиоза. В чем их вина, стеклодуву, учителю и студиозам не объяснили, даже не пытаясь состряпать хоть какое-то ложное обвинение. Тем более никакого суда не было и в помине – Випу претило разыгрывать фарс, а правду оглашать он не видел смысла.

Надо ли говорить, что Виктор Пандау единолично решал, кто именно сегодня будет стоять на коленях на этой пристани.

Вип ощутил мгновенный укол совести, но тут же подавил его, пробормотав ставшее уже привычным для себя оправдание: «Суровые времена – суровые меры. Я вынужден так поступать, ради блага большинства!»

Потеки дождя струились по стеклу, ухудшая обзор. Вип зашарил рукой по раме в поисках ручки.

– Створка что, не открывается?

– Нет, господин сейч-полковник, – присутствовавший в комнате капитан КМС, подчиненный виконта Сташа, подобострастно подскочил к окну, излучая усердие. – Не успели сделать полноценные окна, поэтому просто вставили стекла.

– Зачем? – Вип недоуменно повернулся к нему.

– Не понял вас, господин сейч-полковник, – растерялся капитан.

– Я спрашиваю, зачем вставляли стекла, если их невозможно открыть? – повысил голос Вип.

– Чтобы не дуло. И дождь в комнату не попадал, – капитан в замешательстве оглянулся на виконта, ища его поддержки.

Сташ пожал плечами. Правильно, что комнату застеклили, а то из-за дождя и сырости тут невозможно было бы находиться, это словно прямо на улице стоять. И чего выскочка-полковник до окон докопался? Они хоть чисто вымытые. И рама свежеокрашенная. Вот то, что потолок не побелили, и паркет не перестлали, а лишь замаскировали коврами, за это точно кто-то ответит.

Вип с тихой яростью посмотрел на капитана, на виконта и отвернулся, теряя к ним интерес. Приставил к глазу монокуляр, пытаясь хорошенько разглядеть приговоренных на пристани.

– Нет, бесполезно. Так видны только силуэты. Стекло мешает. Я спущусь на пристань, – он развернулся к двери.

– Не поможет, – сержант Рух обращался к сейч-полковнику, как к равному, полностью игнорируя армейский устав. – Через силовую стену смотреть ещё хуже – и дальше, чем отсюда, и искажает сильнее, чем стекло.

– Ты прав. Значит, выйду за силовую стену прямо к ним.

– Стой! – Рух бесцеремонно перехватил Пандау за рукав. – Не дури, Вип, это опасно! Оставайся тут. Что-то да увидишь. А «Убоище» пошлет сигнал и через стекло.

– Мне нужно не «что-то», а их реакция! Движения, выражения лиц, ты же понимаешь.

– Сейчас сделаем. Отойди. – Рух прикрыл лицо предплечьем, и со всей силой врезал несколько раз прикладом винтовки по стеклу.

Виконт Сташ невольно охнул, заслоняясь рукой от водопада осколков, сердито подумав, что сержанта надо отдать под военный трибунал за такое панибратское обращение со старшим по званию. Что это еще за «не дури»?! И обращение на «ты»?! Сержанты не могут так разговаривать с полковниками! Но Вип проигнорировал вольность подчиненного. Наоборот улыбнулся и благодарно потрепал Руха по плечу:

– Спасибо, дружище, так гораздо лучше.

– Туман, Вип! – сержант первым заметил клубящиеся над морем белесые пары.

– Включай «Убоище», Рух, но держи пока на холостом ходу, – Пандау бросился к окну, опасно перевешиваясь через подоконник, утирая рукавом струи дождя с лица. Правой рукой приложил к глазу монокуляр, напряженно разглядывая пристань, а левой вцепился в край окна, чтобы не упасть вниз. Мелкие осколки стекла вонзились в ладонь Випа, царапая кожу до крови, но он не придал этому значения, полностью поглощенный разворачивающимся внизу действием.

Отчасти заглушаемые шумом ливня, с пристани доносились брань, мольбы и крики о помощи приговоренных. Они знали, что вот-вот из воды появятся акулаты [9 - Акулаты – двоякодышащие амфибии, живут и размножаются в воде, а охотятся на суше; помесь черепахи, спрута и акулы.] – жуткие чудовища-амфибии.

Людоеды.

Ближе всех к линии моря был прикован преподаватель со студиозами-подростками. На одного из мальчишек напала икота от ужаса, второй плакал и рвался в цепях, раздирая в кровь руки. А из воды на пристань медленно выбиралось первое из чудовищ.

Размером с броневик, весом в пару десятков тонн с черепашьим панцирем на спине, шестью мощными короткими лапами, способными, как грести в воде, так и ходить по суше, широкой акульей двойной пастью и множеством жилистых сильных щупалец, как у спрута, которые бахромой опоясывали панцирь. Чудовище внушало ужас и отвращение своим видом.

Холодные тусклые глаза-блюдца смотрели, не мигая, на свою жертву, на того самого паренька, который рвался из оков. И он застыл, не в силах шевельнуться от ужаса, не замечая, как вымокшие от дождя штаны стали горячими от испражнений.

Акулат наползал на мальчишку медленно и неотвратимо, а за монстром над кромками волн всплывали спины еще двух чудовищ.

Дэш, Бон и Якана находились в самом конце длинной пристани, замыкая ряд приговоренных. У них оставалось еще около часа жизни. Бон шевельнулся, приходя в себя, посмотрел мутным взором, заметил товарищей.

– Дэш, что происходит? Где мы? – прохрипел он.

Денис не успел ответить – над пристанью раздался истошный крик – щупальца акулата оплели тело паренька, не позволяя вырваться, а зубы сомкнулись на голени жертвы.

Эти твари никогда не убивали сразу. Они предпочитали поедать добычу заживо, поэтому один из зубов был полый, и при укусе впрыскивал природный нейростимулятор, который предотвращал потерю сознания от болевого шока и кровопотери, но многократно усиливал мучения жертвы. Акулаты имели по две челюсти. Первая, внешняя, словно тисками зажала ногу паренька, пережимая артерии и крупные сосуды, не позволяя жертве раньше времени истечь кровью, а вторая, подвижная внутренняя с острыми, как скальпель зубами, принялась неспешно и аккуратно снимать с его ноги мясо – кусок за куском, – оставляя целой кость. Парень захлебывался криком и бился в судорогах, не в силах вырваться из страшных тисков.

И так же кричали от ужаса остальные пленники, глядя на приближающихся к ним тварей.

– Вы звери! Хуже любых чудовищ! – внезапно прогремел над пристанью громкий голос Яканы. Девушка смотрела в сторону разбитого окна здания администрации, догадываясь, что именно там скрываются главные палачи. Из-за расстояния и дождя она не могла видеть лицо Випа, только его торчащий в окне силуэт, и все же Пандау показалось, что подпольщица смотрит прямо ему в глаза.

При первых криках приговорённых, виконт Сташ тоже подошел к окну и встал рядом с Випом. Зрелище казни пугало привыкшего к кабинетной работе аристократа до дрожи, и в то же время завораживало. Его подручный, капитан, отвернулся, с трудом сдерживая тошноту. И только сержант Рух невозмутимо стоял рядом с «Убоищем», готовый по приказу Випа пустить его в ход.

Тем временем на пристани акулаты продолжали кровавую резню. Обглодав нижнюю конечность паренька-студиоза до паха, монстр отстранился. Из его пасти показались белые кости ноги, перемежаемые суставами. Зубы твари действовали подобно острейшему скальпелю, срезая лишь сочное мясо, и очень редко ломали суставы или перекусывали кости. Парень с ужасом уставился на свою, ставшую костяной, ногу. А потом из его бедра потоком хлынула кровь – зубы акулата больше не пережимали сосуды. Бедолага еще несколько мгновений трясся в агонии, истекая кровью, затем глаза студиоза закатились. Последнее, что он запомнил перед смертью – торчащая из его тела «костяная нога» в луже крови и тусклые глаза-блюдца наблюдающего за его агонией акулата.

Монстры никогда не доедали свою добычу полностью. Они обгладывали одну из конечностей и теряли интерес к жертве, позволяя ей истечь кровью.