Квартирантка. Роман о женщинах и не только

– Вали отсюда, соплячка! – вытолкнула Аллу из гостиной свекровь. – Не тебе решать, что нужно, а что нет! Валерку, правда, не вернуть, а хоронить его надо! Помянуть, чтобы не стыдно было перед людьми, надо! Памятник достойный поставить надо. Оградку справить. Участок двойной брать надо, чтобы мы все со временем там уместились.

Долго рядились. Наконец, сошлись на миллионе. Подписали необходимые бумаги. Утром встретились с адвокатом в ОВД, получили увесистый пакет с тысячными банкнотами, подписали документы об отсутствии претензий по примирению сторон.

Улучив свободную минутку, смоталась к банкомату, сняла остатки зарплаты мужа, переложила их на свой счет, куда из колледжа присылали стипендию.

– Все равно свекор с дедом пропьют! Да и неизвестно, как сложатся мои дальнейшие отношения в этой семье. Деньги мне самой пригодятся! – решила молодка.

Потом Алла вызвала агента из «Ритуала», сгоняла в «Капитан Дрейк». Там дали деньги на похороны, что-то из провизии. Начала крутиться со свекровью: закупать продукты и выпивку к поминкам.

Валеру отвезли на тот же, Щербинский погост. Отпели в кладбищенской церкви. Муж лежал в гробу строгий, с черно-синим пятном в пол-лица, повязкой на голове. Алле же все не верилось, что над ее Валеркой поют: «Вечная память», везут в черном гробу с закрытой крышкой к месту последнего упокоения. Его погребли неподалеку от Петра. Тут же «помянули», выпив по полстакана водки, и вылив оставшееся на свежий холмик. Дед с отцом добавили еще и в автобусе-катафалке.

На поминках было не протолкнуться. Пришли охранники из «Капитана Дрейка», явились друзья детства – «гамадрилы», соседи, знавшие Валерку еще ребенком, мать Галина с дядей Гришей. Пили много, вскоре закурили, начались тёрки-разборки.

– Давайте заведем нашу любимую! – полезла к магнитофону крепко пьяная Татьяна Сергеевна.

– Я мечтала о морях и кораллах. Я поесть мечтала суп черепаший, – как совсем недавно завела Доронина.

– Я шагнула на корабль. А кораблик оказался из газеты вчерашней, – задирижировал непонятно кому Виталий Валерьянович.

Алла ушла в некогда их с мужем комнату. Сглатывая слезы, прижалась лбом к окну. Под ним кто-то стоял на четвереньках, и ему ногой били по зубам. Кто-вцепился кому-то в ворот и дурным голосом вопил:

– У тебя, чё, падла, две жизни?!

Кто-то спал на газоне, вывалив из-под сползших треников белесый зад.

ВДОВА

Преподаватели с пониманием относились к двойному горю Аллы. Какое-то время вообще не спрашивали – давали возможность психологически восстановиться от постигшего ее удара. Алла же довольно быстро взяла себя в руки, стала упорно учиться.

– Содержателя-папика у меня нет. Мать – не помощница. От семьи мужа надо поскорее уйти. Знания помогут мне получить хорошую работу, вылезти из нужды. С Бирюлевской съеду, когда отметим девять и сорок дней по Валерке, – думала молодуха.

Сорок дней ей отметить не дали. Вернувшись с занятий, она обнаружила, что дверь ее комнаты взломана. Их траходром стоял в гостиной. Диван, на котором спали Татьяна Сергеевна и Виталий Валерьянович переместился в комнату дедушки Валерьяна. А его скрипучий, зассаный топчан оказался в комнате «молодых».

– По справедливости сделали. Мы вдвоем на старом диване ютились, а ты – как королева – одна спала на огромной тахте. Да и деда пожалеть надо! Ему – девяносто! Вот, чтобы мягче было! – кинула свекровь драный, вонючий, матрасик в желтых разводах. – Валерка на нем, когда пацаном был спал. Ну да, ладно! Мне сегодня в ночную смену. Мужики, не балуйте тут!

Не нашла Алла ни мобильника, ни банковской карты мужа, с которой уже сумела снять деньги.

– Я попробовал снять бабло с валеркиной карты – ничего не вышло! – сказал Виталий Валерьянович, когда шаги супруги затихли на лестнице. – Не ты ли, Алька, выпотрошила счет?

– В соответствии с законом, карта заблокирована. Через шесть месяцев, когда определятся наследники, деньги можно будет получить в банке, – отчеканила, словно по учебнику, невестка.

– Аж через полгода? – погрустнел свекор. – Батя, я валеркину мобилу на радиорынке толкнул. Давай, пока крысы нет!

Виталий Валерьянович выудил с балкона сумарёк, полный бутылок и дешевой закуси. Полночи гомонили родичи, пропивая мобильник Валерки. Потом захрапели. Под утро свекор плюхнулся на невестку.

– Давай! – рванул он ночнушку Аллы.

Невестка сумела выскользнуть из-под Виталия Валерьяновича, соскочить с топчана. Когда тот тоже поднялся, со всей силы врезала ему ногой по мошонке.

– О-о-о! Как яйца болят! – заковылял тот из комнаты.

– А нас сегодня пораньше отпустили! – щелкнула ключом Татьяна Сергеевна. – Ну, накурили! Что тут у вас происходит? Ты чего, муженек, скорчился.

Увидев порванную сорочку невестки, процедив: «Понятно!», свекровь трижды вытянула мужа скалкой вдоль спины. Пинком отправила его на траходром.

– Ну, а ты, квартиранточка, собирай вещи и на х… отсюда! Чтобы здесь тобой больше не воняло!

Побросав в рюкзак учебники, а книги в большую спортивную сумку с надписью: «Россия», Алла навсегда покинула дом на Бирюлевской улице.

Галина, набросив старенький халат, не хотя пустила дочь.

– Галя, кто там? – послышался мужской голос.

Следом из комнаты вылез тощенький мужчина лет тридцати с хитрыми и злыми глазками-буравчиками.

– Знакомься! – кивнула мать. – Это Леонид – квартирант. Наш – украинец. Сдаю ему койко-место. Твоя постель пустует, а деньги нужны. Ты надолго?

– Надолго, мама. Я ушла с Бирюлевской…

– Ну и что теперь делать?

– Что делать не знаю. Поживу пока. Спать буду на своей постели.

– Галя, может мне ее с лестницы спустить? – спросил Леонид, в миг превратившийся в злобного зверька.

– Попробуй! Тебя или менты, или друзья мужа самого с лестницы спустят! Словом, освобождай мое койко-место и место в шкафу для моих вещей! – вошла в отчий дом Алла.

В комнате она увидела, что отцовский диван застелен на двоих, а ее топчанчик даже не разобран.

– Быстро же, мама, вы забыли батю!

– Батю уже не вернешь, а жизнь продолжается! Давай покормлю! Вон, у нас жареная картошка с ужина осталась. Но все же надо что-то делать! Неудобно тебе с нами жить! Позвоню брату. Он от нас давно съехал. Нашел бабу-москвичку, теперь у нее обретается. Гриша что-нибудь придумает!

По случаю субботы дядя Гриша был дома. Он быстро явился в бывшую общагу, поскольку обитал неподалеку. Леонид отвалил, бросив, что выходные у него только по воскресеньям.

– Нужна подработка, – сказала Алла. – Попробую договориться, чтобы поселили в общежитии колледжа.

– Будет подработка! – вдруг повеселел родич. – Даже квартира будет. Все будет, если одному человеку понравишься. Хорошему человеку с большими возможностями.

С «хорошим человеком» встретились в ресторанчике у метро «Царицыно».

– Да мы же вместе в Турции отдыхали! – плюхнулся он за столик, явившись с приличным опозданием.

Алла сразу же вспомнила лысого, жирного, с обильными седыми волосами на груди старика, раздевающе разглядывавшего ее при встречах поблекшими от пьянства свинячьими глазенками. Вспомнила и его жену – худую, высохшую, высокомерную старуху, унизанную брильянтами, прозванную Валерой мощами.

– Моя племянница – Алла, Федор Владимирович, – угодливо бегая глазами представил дядя Гриша.

– Помню! Я на нее еще на отдыхе запал! Значит, так! – взялся за дело Федор Владимирович. – Квартира есть. Тридцать тысяч в месяц я буду оплачивать. Ну деньжат буду подкидывать. Бухло, кое-что к столу за мой счет. Презентики… Тебе, Алла, даже подрабатывать не надо! Жить будешь, как при коммунизме. Ты хоть знаешь: что такое коммунизм?