Путь скульптора Владимира Егорова

Дипломную работу Егоров делал в мраморе (высота 1,0 м). Накануне купил себе на барахолке китель и полевую сумку через плечо по писку моды того времени, носил стальное (стильное!) пенсне. Девушка у него была, жила прямо на Арбате, клоповник страшный, работала чертежницей у Туполева, великого человека с невыносимым характером. Расстались как-то вдруг и навсегда. Накануне защиты диплома мрамор барельефа предательски треснул, Володя очень переживал, впервые закурил, а то, по его словам, не курил бы в жизни никогда. Но вот дипломная защищена на «отлично», учёба позади, и молодой скульптор, начитавшись чудесных уральских сказов Павла Петровича Бажова, попросил распределить его на Урал. Друзья смеялись, что все добрые-то люди стремятся в Москву, а наш Володенька, почти москвич, надумал дёрнуть на Уральские горы. «Володька, ты из нас самый талантливый. Москва тебе рада будет. Куда тебя несёт?» – урезонивал его праправнук гения русской поэзии. Но Егоров решил твёрдо работать в крае мрамора, гранита, малахита. Только потом он понял, что Урал мрамором не так уж и богат.

Глава 3. Приезд на Урал, в Свердловск

Работать Егоров уехал в посёлок Мраморское, памятуя о Степане Эрьзя и его идее двадцатых годов Красной Академии скульптуры на Урале как раз в Мраморском. Тянуло в царство мрамора, к большим темам. И главной темой стал образ старого уральского камнереза с его творческим азартом, живинкой в деле. Тогдашние старейшие мастера помнили ещё Урал демидовский, царский необычайно жестокий и таинственный. Они скульптору почти родня в профессиональном отношении. Зверевы, Татауровы, Оберюхтины… В Мраморском Владимир Егоров внёс свою лепту в возрождение народных художественных промыслов как художник – инструктор местного завода. Об этом периоде его жизни написал в своем рассказе писатель В. А. Стариков «Рябиновая ветка» (Свердловск, 1955).

Но в том же пятьдесят первом молодой скульптор понял, что ему нужен всё же мир более масштабный и переехал в Свердловск, связав с этим городом свою дальнейшую жизнь. Кстати, в Мраморское ездил ещё года два периодически.

Первой, хоть и не шибко творческой, работой В. Е. Егорова в уральской столице стало геральдическое панно с Гербом РСФСР и знаменами на фасаде Свердловского горсовета[1 - Панно на здании мэрии // Большой Урал. Свердловская область – 2006. Ежегодник. Екатеринбург: Реал -Медиа, 2007. С. 78]. Понятно, здесь особенно не разгуляешься, но поискать и внести некоторые свои нюансы в композицию, поработать над складками и светотенями знамён, колосьями и лентами самого герба, пожалуй, есть возможность.

Геральдическое панно с гербом РСФСР, В. Егоров (сидит)

Тогдашний председатель горсовета Земляниченко дружески улыбнулся и попросил: «Владимир Егорович, вы человек пока неженатый. Эта сумма за прекрасную работу вашу в одиннадцать с половиной тысяч рублей велика для городской казны. Вы работали восемь дней без отдыха, конечно. Но может Вас устроит сумма в восемь тысяч. По тыще в день, а?» – «Устроит», – добродушно согласился молодой художник. В гастрономе на ул. Толмачева купил из гонорара бутылку самого дорогого грузинского коньяка и вмонтировал в небольшую нишу за своим панно. Потомкам, сюрприз!))

Земляниченко Виктор Федорович – глава города Свердловска, при котором горсовет был увенчан башней с часами, золоченым шпилем, красной звездой и обрел почти кремлевский силуэт. В том 1954-м он уже знал, что идет вразрез с новым трендом хрущевской борьбы против архитектурных излишеств, но не отступил. 29 октября 1954 г. в город приехал Первый секретарь ЦК КПСС и Председатель Совмина СССР Н. С. Хрущев. Горсовет привел Никиту Сергеича в ярость. «Ты что делаешь, зачем эта показуха. Кремль здесь устроил!», – кричал он на председателя горисполкома. Тот мужественно выстоял, но поста лишился. Получил должность как бы даже повыше, но уже не первого лица – зампреда облисполкома. Разболелось сердце, умер в 51 год, в мае 1958-го…

Горсовет с башней, часами и гербом

В конце 1951 – начале 1952-го, вместе с другими уральскими скульпторами – М. П. Крамским и Г. Н. Белоярцевой – Вайсберг, – Владимир Егоров работал в г. Нижнем Тагиле над скульптурным оформлением ДК Нижне-Тагильского металлургического комбината (НТМК) – барельефы, геральдические вставки, фигуры передовиков. В Свердловске познакомился и подружился со скульпторами А. А. Анисимовым, Г. В. Петровой, П. А. Сажиным… Первой выставочной работой стала двухфигурная композиция «Брат-герой»[2 - 1952, гипс тон., размер фигур 140 х 55 х 55 см], посвященная корейской войне, где взволнованная девушка подбегает и дарит цветы брату, возвращающемуся после боя героем[3 - Свердловская художественная выставка 1952 г.: каталог. Свердловск, 1953. С. 4, 13].

В те дни советские люди очень переживали за Корею, ненавидели американскую агрессию. Егоров вспоминал потом один смешной эпизод. Они с приятелем-корейцем, кандидатом наук, которого звали Костя Пак, и ещё художниками забрели в одно кафе, где было очень уютно, звучала хорошая музыка. Заказали официантке блюда и напитки, та шепотом у Егорова поинтересовалась национальностью приятеля, узнала что кореец. Дальше случилось непредвиденное. Девушка остановила музыку и громко на весь зал произнесла: «Дорогие товарищи! Здесь присутствует один из сынов героического корейского народа! Вот он. Давайте поприветствуем его». После слов официантки-комсомолки кафе взорвалось аплодисментами посетителей, а Костя, Володя и компания, давясь от чудом сдержанного смеха и смущения, постарались поскорее покинуть этот зал. Не отравленное еще скепсисом искреннее время, все молодые, полны замыслов.

Потом были изящные фигурки свердловских балерин. А одна из женских фигур на фасаде горсовета (со скрипкой) приписывалась Егорову. А другая – Сажину, но ни к одному, ни к другому эти девушки отношения не имели. Лепил Егоров приятеля-боксера, чемпиона СССР Виталия Беляева. Когда появлялось свободное время, то с Беляевым общались довольно часто, он Володю и с чемпионом мира по тяжелой атлетике Аркадием Воробьевым познакомил. Раз с Беляевым произошел забавный случай: поздним вечером на окраине среди каких-то трухлявых сараев к нему пристала местная шпана. Ему драться нельзя – удар кулаком смертелен. Он схватил из этих пятерых самого наглого и враз зашвырнул на крышу сарая. Остальные четверо разбежались.

Егоров сделал барельеф на надгробие на Ивановское кладбище старого большевика, участника революции, а тот оказался… палачом Николая Второго и царской семьи Петром Захарычем Ермаковым. Ну откуда ж молодому художнику совсем недавно из Москвы это было знать. В ту пору «старый большевик» звучало гордо, а тут палач, ладно б хоть только царя. Это сейчас имя Ермакова чуть не каждая собака знает. Свердловчане-то знали, да никто не подсказал. Рассказывали потом уже как он хвалился содеянным, на демонстрациях пафосно вышагивал во главе колонны.

Одним из самых любимых мест свердловской молодежи пятидесятых был Сад Вайнера на ул. Первомайской (б. Клубная). Здесь играл оркестр, постоянно проходили танцы. А когда-то это был Сад Общественного собрания, открывшийся еще в 1880 годы. Располагалось это собрание в здании, где сейчас всем хорошо известный ДК строителей им. Горького. В 1925 г. сад получил имя Леонида Вайнера, уральского революционера, погибшего в гражданскую войну. Построили эстраду, танцплощадку и бильярдную, открыли ресторан. В 1932-м первых зрителей встретил городской мюзик-холл. Долгие годы здесь работал крытый деревянный театр, где игрались спектакли, проводились симфонические концерты. На эстраде выступали Козин, Утесов, Муравский… Здесь давал представления Ленинградский цирк. На танцах в огнях, вечернем летнем свете фосфоресцировала листва и все преображалось, скромные платья девушек становились чудесными сказочными нарядами, в вихре вальса словно весь мир летел куда-то и никуда не хотелось уходить отсюда И хотелось здесь остаться как можно дольше. Звезды были и среди публики – самые разные веселые и изящно танцующие, как, например, молодая красивая работница трамвайно-троллейбусного управления. От поклонников у нее отбою не было. Многие на этих танцах встретили свою судьбу. Да пусть и не судьбу, все равно это было нечто феерическое. Все здесь бывали, включая и Егорова, и его холостых коллег. Иногда в блокнот и зарисовки делали, но по-настоящему этот сад в своем творчестве так никто почему-то не изобразил».

Егоров много работал и уже тогда хорошо получал, костюмы и пальто шил на заказ у лучших портных города, обедал в самом шикарном в ту пору ресторане «Большой Урал». Удивительно всегда умел держаться демократично, но с большим достоинством. Голубоглазый, с освещающей все лицо улыбкой, худощавый, статный, хоть и ростом невысок, около ста семидесяти, физически сильный, как и большинство скульпторов, впрочем. В ту пору из книг ему нравились «Четвертый позвонок» Марти Ларни, Марк Твен, веселая поэзия Джанни Родари, «Рубаи» Омара Хайяма и историческая проза – зарубежная и русская, в том числе – роман «Иоанн Третий – государь всея Руси», трилогия В. Г. Яна. «Слово о полку Игореве» знал наизусть. Конечно любил книги о художниках – Микеланджело, Караваджо, Родене, Бурделе, Коненкове, венгерском скульпторе Штробле. С юных лет имел привычку записывать в блокнот или на просто первый под руку попавшийся листок наиболее впечатляющие высказывания.

Глава 4. Выставки

Настоящую всесоюзную известность скульптору В. Е. Егорову принёс его мраморный портрет «Уральский камнерез Г. Д. Зверев» (1954), где старейший уральский мастер изображён за работой. Взор мастера устремлён на камешок, тепло сжимаемый в руках, благородная внешность человека, беззаветно влюблённого в своё дело, ясный взгляд слегко с прищуром, голова чуть откинута назад… Вряд ли лучше вообще в скульптуре можно выразить такой сюжет. Мраморный бюст в полторы натуры (96 х 60 х 45 см) очаровал, пожалуй, всех, кто его тогда увидел[4 - Шаповалов Я. Портрет камнереза // «На смену!». 1955, 7 окт.; Герендт Ю. Новые замыслы, эскизы, работы // Там же. 1956.18 мая]. Григорий Данилович Зверев – сын прототипа бажовского Данилы Мастера – Данилы Кондратьевича Зверева.

Был Данила Зверев горщиком, камневедом, душу камня постиг и тем самым вдохновил Бажова создать чудесный Каменный цветок, нерукотворный. Подбирал камни для знаменитой Карты Франции, созданной русскими мастерами в период франко-русского сближения накануне Первой Мировой. Но камнерезом Данила Кондратьич не был, зато сын его Гришаня камнерезом стал. Да каким! Он и Татауров работали именно как камнерезы по созданию из уральского поделочного камня и самоцветов большой Карты индустриализации СССР, гранили звезды для кремлёвских башен. Можно сказать, с этой темой на Урал Егоров и поехал. В камнерезах он видел пращуров скульпторов и оплот уральского эстетического вдохновения.

Егоров пригласил старого камнереза в свою мастерскую. Позировать у Зверева не получалось. Уж и старенькая его жена пыталась Гришеньку настроить, всё не то. Тогда Егоров придумал выпилить и выточить из доски ружьё, какие в детстве пацанам делать помогал для игры в войнушку. И протянул «ружьё» старику: «Прицельтесь-ка, Григорь Данилыч!». Тот ещё не сразу согласился, покапризничал немного, дескать, ружьё ненастоящее. Потом приноровился, вошёл в роль и дело пошло. В мрамор Егоров портрет сам перевёл, никому таинство это не перепоручая.

«Бюст старого уральского гранильщика, – писал искусствовед Б. В. Павловский, – изваян из куска белого мрамора. Сам мрамор, его тонкая обработка воспринимается здесь не просто как материал скульптуры, а как органическая составная часть самого образа камнереза. С виртуозной тонкостью высеченная в мраморе голова привлекает своей светлой духовной красотой, которая обычно освещает лицо человека в счастливые минуты творческого подъема. Удачно найдена связь взгляда и жеста, замыкающая развитое в композиции движение. Голова камнереза чуть откинута назад, словно он хочет зорче увидеть скрытую красоту камня, глаза смотрят пристально, цепко впиваясь в маленький камешек. Лицо несёт в себе массу разнообразных оттенков, чувств и настроений – оно выражает чувство собственного достоинства, присущего замечательному мастеру, и поглощенность трудом, и любовь к камню, с которым камнерез словно ведет беседу»[5 - Художники Свердловска. Л.: Художник РСФСР, 1960. С. 86].

На Выставку произведений художников Российской Федерации на Кузнецком мосту портрет камнереза был принят выставкомом «без голосования» – высшая честь и похвала для художника, молодого – тем более[6 - каталог. С.39]. Невдалеке от полотна А. Бузовкина «Андрей Рублев» бюст работы В. Егорова, изображающий камнереза Г. Зверева.

Уральский камнерез Г. Д. Зверев. Портрет, мрамор

И старейший живописец Московской области, и совсем молодой свердловский скульптор задались целью воссоздать образ талантливых мастеров, воплотивших в себе замечательные творческие черты великого русского народа[7 - Корабельников Г. Сегодня открытие выставки // Веч. Москва. 1954, №275, 20 ноября].

В 1955-м на Всесоюзной художественной выставке[8 - каталог. С. 106] у портрета Зверева долго стоял великий Е. В. Вучетич и много других мэтров искусства. Как-то подошла троица немолодых уже людей в дорогих широких, по тогдашней моде, костюмах: «Молодой человек, Вы нас покорили своим уральским камнерезом. Ничего подобного давно не видели. Хочется сделать Вам приятное, но под рукой нет ничего, кроме этого!)» – и протягивают шоколадную конфету, улыбаясь. «Какие-то чудные» – удивился В. Егоров. «Бери, Володя, это Кукрыниксы» – из собравшейся вокруг толпы сказал Егорову знакомый. Горячо поздравляли Володю Н. В. Томский, Л. Е. Кербель, В. Е. Цигаль, П. И. Бондаренко. С Кербелем хорошо дружили много лет.

Портрет камнереза Зверева экспонировался на V-й Международной выставке в Варшаве 1955 г.[9 - каталог. С.8], обошёл другие выставки, был награждён, вошел в разные книги, альбомы[10 - Изобразительное искусство РСФСР. Т. 2. М.: Сов. художник, 1957. С.47; Серебренников Н. Н. Урал в изобразительном искусстве. Пермь, 1959. С. 70, 115, 155, 204; Павловский Б. В. В мире прекрасного. Свердловск, 1960. С.52; История Урала. Т. 2. Пермь, 1965. С. 568] и распечатан на чёрно-белых открытках Худфонда СССР.

Варшава в 1950-е

Русский музей пожелал приобрести скульптуру в свою бессмертную коллекцию. Но молодой автор, поблагодарив за такое лестное предложение, отказался от него. Портрет уральского мастера должен находиться, так сказать, на родине героя – в Свердловской картинной галерее[11 - Свердловская картинная галерея. Л., 1968. С. 10]. Он и сейчас там – ныне это Екатеринбургский музей изобразительных искусств. Это были переломные моменты в судьбе художника, одни из его звёздных часов. Наверно, самые яркие.

Глава 5. В Союзе художников и Всесоюзном Выставкоме

Егоров был не только принят в 1956 г. в члены Союза художников СССР, но и вскоре стал в 1957 году членом Всесоюзного Выставкома СССР. В Выставкоме все вставали, когда он заходил. Кто-то забавно пошутил тогда на эту тему: «И все биндюжники вставали, когда в пивную он входил!..» Его называли лауреатом Сталинской премии, он бы стал таковым, но эти премии уже отменили. Его следующей звёздной работой стал скульптурный портрет «Умелец Н. Д. Татауров»[12 - 1957, 141 х 77 х 108 см, 220 см – по сгибу фигуры], также с большим успехом экспонировавшийся на всероссийской и всесоюзной и других выставках[13 - Соколов-Скаля П. Народ и искусство // Труд.1957. №250, 22 октября; Всесоюзная худож. выставка 1957. М., 1957. с.105], приобретённый вскоре Нижне-Тагильским музеем изобразительных искусств. Опять же за работой уральский старый мастер Николай Дмитрич из рода камнерезов Татауровых. Но тема подана по-новому, обретая черты жанровости. Татауров изображён в полный рост, хоть и сидящим, фигура в полторы натуры, передник, толстые ботинки, хитроватый взгляд поверх очков… В Татаурове нет некоего природного аристократизма Зверева, гордой посадки головы, но есть обаяние простого русского человека, влюбленного в свою работу, выражено то, что Бажов с большой симпатией назвал «живинкой в деле». Опять успех на выставках. Эту работу приобрел Нижне-Тагильский музей изобразительных искусств[14 - Нижне -Тагильский музей изобразительных искусств. М.: Сов. художник, 1972. С. 61].

Портрет умельца Н. Татаурова

Они, тагильские музейщики, тогда особенно старались приобрести в свою экспозицию громкие произведения современных уральских авторов.

Это было время, когда едва ли не каждая выставка произведений свердловских художников становилась открытием одного -двух -трех произведений, принесших честь и славу нашего изобразительного искусства в масштабах РСФСР, СССР и даже мира. Как здесь не назвать полотен «К сыну за помощью» А. Бурака, «Зоя» И. Нестерова, «Плотогоны» Е. Гудина, «Литейщики» И. Симонова, скульптур «Димка» П. Сажина, «Ярославна» М. Заскалько, «Мальчик с голубями» Г. Петровой…

До постройки Дома художника на Куйбышева 97 Свердловская организация Союза художников находилась в здании Дома литературы и искусства, сокращенно ДЛИ на ул. Пушкина (впоследствии Дом работников культуры, а нынче – Дом писателей). Здесь жизнь била ключом. Проводились выставки, распределялись заказы, обсуждались разные события и вопросы художественной жизни, отмечались дни рождения, проходили веселые сходки и капустники. В кафе сидели до глубокой ночи. Здесь постоянно бывали и не только художники, но вообще цвет творческой интеллигенции города. В том числе – пожилой уже главреж Театра музкомедии грузинский князь Георгий Иванович Кугушев и кумиры публики этого театра Анатолий Григорьевич Маренич, Полина Александровна Емельянова, крупнейший архитектор Константин Трофимович Бабыкин и его приятель – светило медицины профессор Борис Павлович Кушелевский, писатель Семен Николаевич Самсонов, композитор Виктор Николаевич Трамбицкий… Блистал многогранным даром музыкальной и поэтической импровизации художник Борис Александрович Семенов. Он просто фонтанировал экспромтами в адрес друзей (и недругов): «Любитель пива, вин и дум – поэт Куштум, поэт Куштум»… Семенов с Егоровым распевали: «Обязательно, обязательно, обязательно женюсь! Обязательно, обязательно выберу жену на вкус. Что б она была семипудовая и пыхтела, как паровоз! Обязательно, обязательно, чтобы рыжий цвет волос!» А еще: «Два певца на сцене пели: Нас побить, побить хоте-ели!.. Так они противно выли, Что их, и в правду, отлупили!»). Егоров был членом правления ДЛИ и «уполномоченным связным» с Центральным Домом работников искусств – ЦДРИ в Москве.

В пятидесятые годы и долгое время потом Творческо-производственные мастерские Свердловского отделения Художественного фонда СССР находились в здания бывшего Крествоздвиженского монастыря на углу улиц Карла Маркса 31-а и Луначарского (теперь здесь снова храм и монастырь). Здесь же, кроме канцелярии и производственных цехов были мастерские скульпторов – пожилого Евгения Юкелиса, в дальнейшем всем известного Эрнста Неизвестного, Владимира Егорова и других. У Егорова мастерская в алтаре, самая импозантная. Как вспоминал потом график В. Волович: «Вечерами мы собирались в алтаре, в мастерской В. Егорова, и делали наброски. Уверенно рисовали Олег Мелентьев, Коля Засыпкин. Мастерски рисовал В. С. Зинов»[15 - Волович В. Мастерская. Записки художника. М., 2008. С.105]. Егоров тогда лепил изящнейшие фигурки балерин и портрет с известной молодой актрисы оперетты Людмилы Сатосовой.

Как-то забежала в мастерскую к Юкелису Евгению Лазаревичу новая сотрудница худфонда Лилия и сюда же заглянул в велюровой зеленой шляпе и пальто тоже зеленом прежде незнакомый ей Егоров. Потом он встретил ее снова, поговорили. Девушка красивая, нечего сказать, положительная. И к изобразительному искусству отношение имеет. Брат Виктор Тяжёлых с отличием окончил наше художественное училище, продолжил учебу в Ленинградском институте имени И. Е. Репина Академии художеств на искусствоведческом факультете. А подружка Лидка Лоскутова (Лиля и Лида) влюблена в их соседа и однокурсника брата Гришу Нечеухина, который здесь в штате худфонда оформителем (он одаренный, будет и членом Союза!), поступила сюда на работу, привела и ее за компанию. А брат отца дядя Алеша женат на приемной дочери Бабыкина Татьяне. Лиля обладает красивым свежим голосом (как и Виктор, брат ее), проходит кинопробы фильма по повести Д. Н. Мамина-Сибиряка «Во власти золота».

Егоровым по линии худфонда был тогда создан ряд работ, в том числе бюсты В. М. Куйбышева и изящного, похожего на карбонария В. Г. Белинского[16 - Художественно -производственные мастерские Худфонда. Свердловское отделение: альбом. Свердловск, 1954], следы которых затерялись. Им были сделаны два памятника И. В. Сталину в города нашей области. Но ни один не был установлен, состоялся 20 съезд партии, а затем началось наступление на все, напоминавшее о «культе личности». Не раз Егорову, жившему раньше в Москве, доводилось видеть Сталина на трибуне мавзолея. И, как многим другим, ощущать, что вождь народов смотрит прямо на тебя. Море народу и все его приветствуют. Один памятник делал на сделавшем заказ заводе. Нашел где-то старенькую генеральскую шинель и по сходной цене (10 рэ в час, в шестьдесят первом это стало просто рублем, но в любом случае неплохие деньги) обрядил в нее одного из тоже старых здешних сторожей. Водрузил сторожа на поворотный круг и тот довольно быстро вошел в роль, обрел какую-то державную осанку и день ото дня стал все больше походить на оригинал. Взирал на окружающих с высоты поворотного круга прямо аж как с постамента. Наверно сторожа начальник отдела охраны завода пятидесятилетний краснолицый капитан знал, да только не в таком обличии. Он слегка вздрогнул от неожиданности, увидев стоящего возвышающегося среди цеха «генерала», потом обнаружил уже узнаваемую в глине двухметровую фигуру Сталина, как-то инстинктивно перешел на почти парадный шаг и лихо отмахнул честь человеку на поворотном круге. Сталин получился как живой.

Портрет В. Г. Белинского

В. М. Куйбышев, 1955

«Мир, труд, семья», скульптура перед входом во Дворец металлургов ВИЗа

На площади 1905-го года на демонстрации 7-го ноября 1957 г.

Вскоре как этот памятник был закончен и отлит в гипсе, Егорову позвонил представитель заказчика (раньше звонил сам директор) и предложил сломать скульптуру. «Такого не будет». – «Что ж, мы Вам не заплатим». – «Разве в договоре написано, что в случае развенчания Сталина я должен сломать свою работу и лишаюсь оплаты за нее?» – «А у вас в худфонде нет желающих сломать… за деньги?» – «Таким вопросом я не интересовался».

– «Ладно, своих фашистов найдем». Примечательно, что разрушителей скульптур Сталина в ту пору называли фашистами, произнося это слово без пафоса, спокойно, как само собой разумеющееся.

Егоровым вместе с Петром Сажиным была создана трехфигурная четырехметровая композиция «Труд, мир, семья» на площадке перед входом построенного в стиле советского ампира и открытого в апреле 1957 Дворца культуры металлургов Верх-Исетского металлургического завода. Молодая семья. Глава семьи держит над собой молот. На руках жены маленький сын, над головой их лавровая ветвь, взгляды излучают любовь и оптимизм. Скульптура плакатна и ничуть своей плакатности не стесняется. Она возглашает собой славу труду, миру и молодой семье. Эту скульптуру многие коренные свердловчане, екатеринбуржцы сейчас ностальгически вспоминают, она была гипсовая, тонированная под бронзу, руководство ВИЗа обещало попозже бронзу настоящую, да так обещания и не сдержало. А авторам уже потом не захотелось укреплять и подновлять произведение и в семьдесят втором, наверно, композиция была тихо демонтирована.

Еще одну работу тогда Егоров и Сажин должны были делать вместе – «Памятник комсомолу Урала». Для создания монумента Союз художников СССР и Свердловский обком ВЛКСМ объявили всероссийский конкурс, по итогам которого два наших скульптора разделили вторую премию. Первую по тогдашней моде Оргкомитет решил не присуждать.

На выставке 6 Всемирного фестиваля молодёжи и студентов в Москве (1957) экспонировалась очаровательная головка юной свердловчанки Лилии «Портрет девушки» (50 х35 х30 см), ставшей вскоре женой скульптора, а потом и мамой его сына Вадика и дочки Лены. В дальнейшем Лилия Германовна Егорова окончила Уральский университет и получила диплом искусствоведа, работала в картинной галерее, в вузах. На выставку фестиваля Егоровым делалась еще скульптура «Молодой строитель»[17 - Скульптура к фестивалю // " На смену!». 1957, 16 июня], этакий веселый бравый долговязый паренек с мастерком у возводимой им кирпичной стенки. Но в перед самым переводом в гипс политая чуть сильнее нужного глина сползла на пол.

Участники фестиваля на улицах Москвы

Егоров стал в дни работы фестиваля членом и заместителем старосты Международной студии скульптуры и рисунка, объединившей в павильоне Парка Горького художников многих стран. Контакты с коллегами из западного мира воочию показывали, что в борьбе за место в искусстве многие идут на что угодно. Как-то наши советские художники обступили работу одного американца и его самого, критикуя увиденное. Не потому, что работа была как-то идеологически чужда или далека от реализма. Просто в ней увидели откровенную пустышку и насмешку над публикой. А автор этого творения, смеясь, выхватил кинокамеру и заснял, обернувшись вокруг своей оси всю негодующую негодующую толпу: «Дома покажу какой успех я здесь имел!» – «Но мы тебя ругаем вот за эту белиберду». «Какая ж это белиберда, если привлекла столько внимания!»)) Так и пообщались. Наши по части самопиара не уступали иногда западным коллегам, но были нециничны, искренни. Эрик Неизвестный сделал интересную, хоть и очень на любителя скульптуру. В красноватом мраморе мчащиеся по горизонтали с развевающимися гривами дикие кони. Егоров и еще несколько членов выставкома проголосовали за участие этой работы в выставке фестиваля. Неизвестный на выходе в сердцах бросил работу себе под ноги. Она глухо стукнула о крыльцо и треснула надвое. Тут же, откуда ни возьмись, набежали западные репортеры и, щелкая аппаратами, сверкая фотовспышками, принялись восторженно снимать «разбитое творение талантливого, но отвергнутого молодого русского автора»..!

Пока Егоров ездил на фестиваль, Сажин уже вовсю работал над памятником уральским комсомольцам. Очень было обидно, вроде так не поступают, ведь вдвоем должны работать, ну да ладно, пришлось отступиться. А Сажин хороший памятник сделал.

Участвовал Егоров и в конкурсе на лучший проект памятника Уральскому добровольческому танковому корпусу, получил там премию. Но более высокой премии удостоились проекты В. М. Друзина и П. А. Сажина, они объединились и по праву стали создавать в дальнейшем хорошо известный свердловчанам монумент.

Глава 6. Поездки и встречи