Все возрасты любви покорны

Признаться, с жизнью меня примиряло еще и существование бабушки и дедушки, которые жили в деревне, расположенной километрах в пятидесяти от города. Это были славные старички. Мой папа был очень похож на них, на обоих сразу. И это не удивительно, учитывая, что они его родители. Я любил бывать у них. Мне нравилось пить чай из огромного пузатого самовара, черпая ложкой из блюдца с малиновым вареньем, сваренным из ягод, собранных бабушкой на собственном огороде, а после шести или семи чашек играть в домино с дедушкой. Он был заядлым игроком, в молодости, вероятно, очень азартным, потому что еще и сейчас, выигрывая у меня, он каждый раз заливисто хохочет, мелко тряся бородой, как козел. Тогда я ему говорю: «Перестань, дед, а то скажу бабушке, что ты на чердаке прячешь, и даже место покажу!» Действует безотказно. Дедушка, испугавшись за свою чекушку, которую он хранит для так называемых «постных дней», когда нет ни праздников, ни гостей, и бабушка, сама принципиально не пьющая водки, держит его на «сухом пайке», тотчас замолкает и начинает подначивать меня насчет отыгрыша. Правда, в последнее время старички завели обычай проверять мой дневник и ругать за плохие оценки. А когда я начинаю негодовать, отвечают в том духе, что одного они таким макаром уже растили, и ничего, вырастили, вышел в люди. Это они о папе. И что тут возразишь? Приходится мириться с их старческим диктатом. Потому что если спорить, то они начинают симулировать боли в сердце и голове. А мне лучше самому заболеть, чем переживать из-за их здоровья. Ведь я их очень люблю.

Но иногда бабушка и дедушка не симулируют, а заболевают всерьез. И это закономерно, потому что им уже очень-очень много лет, ведь папа у них поздний ребенок. И тогда мои перепуганные родители бросают все свои дела, и даже единственного сына, если нет возможности взять его с собой, и едут на самой электричке в деревню, как они говорят, проведать и утешить стариков. А я не против. И если бы не смогли поехать по какой-то причине они, то поехал бы сам, один, пусть от меня и мало прока. Дедушка и бабушка для меня важнее школы и всего на свете.

Видимо, бабушка или дедушка позвонили вчера поздно вечером, и папа с мамой уехали в деревню на самой первой электричке, которая уходит с вокзала в шесть часов. А когда я чуть раньше в растрепанных чувствах пришел домой из библиотеки, то сразу же лег спать, сославшись на головную боль. И, что удивительно, действительно сразу уснул. Поэтому им, чтобы не будить меня, пришлось написать мне записку. Оно и к лучшему. Накануне я был зол и обижен на весь мир, а особенно на папу и маму, уродивших такого сосунка, которого не берут ни в одну спортивную секцию, зато бьют на улице хулиганы. К утру обида уже схлынула, а злость поостыла. Недаром говорят, что утро вечера мудренее.

В этот день школу я не проспал, чего опасался папа, и даже не опоздал. Когда я остаюсь дома «на хозяйстве» один, то чувство ответственности во мне возрастает многократно. Правда, я не успел позавтракать, но это не беда. В нашей школе есть столовая, и очень хорошая.

Именно в столовой, куда я зашел на большой перемене, между уроками, меня ожидал еще один сюрприз, на этот раз приятный. Я стоял в длиннющей очереди за пирожками, когда меня окликнула Светка. И даже по имени, а не по фамилии, как обычно, что меня сильно удивило, но и обрадовало. Согласитесь, что «Миша» звучит намного приятнее, чем «Потапов».

– Миша! – услышал я за своей спиной голос, который не смог бы спутать ни с одним другим на свете.

Оборачиваюсь – так и есть, Светка Зимина. Сидит за одним из колченогих столиков, шагах в пяти от меня, и улыбается так, как будто лучшего друга встретила. И я при взгляде на нее сразу же, по обыкновению, страшно поглупел и тоже начал улыбаться. Самому противно от своей идиотской улыбки, но поделать с собой ничего не могу. Такой уж человек для меня Светка. Завораживает, как удав кролика. Кстати, она чем-то напоминает мне древнеегипетскую царицу Нефертити, чье имя в переводе означает «Прекрасны совершенства солнечного диска». У Светки такие же слегка удлиненные черты лица, чуть раскосые глаза, и тот же ореол таинственности и непредсказуемости, окутывающий весь облик супруги древнеегипетского фараона XVIII династии Эхнатона. Конечно, я и сам понимаю, что излишне романтизирую Светку, но мне это даже нравится.

А Светка тем временем манит меня рукой и взглядом, и я, забыв про терзающий меня голод, покорно покидаю очередь и подхожу к ней, словно баран, обреченный на заклание. Только к термину «достоинство», который в древнеегипетской письменности изображает данный представитель мелкого рогатого скота, это не имеет никакого отношения.

Светка кушает пирожки с начинкой из риса и мяса, которые лежат перед ней на тарелке, и запивает их компотом. Эта прозаическая картина немного отрезвляет меня. И я, вместо того, чтобы сказать что-нибудь умное и поражающее воображение, чуток даже грубовато спрашиваю:

– Ну, чего тебе?

– Да ничего, в общем, – еще радостнее улыбается Светка. – Хочешь пирожок?

– Пирожков я как будто не ел, – делаю я презрительную гримасу. И сам понимаю, что это перебор. Видите ли, его красивая девчонка подозвала, вкусным пирожком, при одном взгляде на который слюнки текут, угощает, а он ей хамит. И даже не падает тут же на колени, пытаясь вымолить прощение.

Но Светка почему-то не обиделась.

– Народ говорит, у тебя новые диски появились? – спрашивает она. – Правду молвят, али врут?

Дисками с модными музыкальными записями меня обеспечивает мама, внося тем самым свою скромную лепту в мое образование. Это все в нашем классе знают. Как и то, что Светка сходит с ума от некоторых поп-звезд российской и зарубежной эстрады, имя которым – легион. Иногда я бываю даже очень сообразительным. Мгновенно мысленно сопоставив эти два факта, я пришел к единственно правильному решению. И, пока меня не одолели сомнения и робость, радостно выпаливаю:

– Святая истинная правда! Приходи, послушаем. Не пожалеешь. Мы с ребятами собираемся завтра после школы, в четыре часа.

Про ребят – это я соврал. Но семь бед – один ответ. Потому что ведь и новых дисков мама мне давно уже не приносила, разочаровавшись в своем педагогическом таланте. Но так оно всегда и бывает. К одной маленькой лжи прилипает другая, к ним – третья, четвертая… И, глядишь, с горы уже катится огромный снежный ком, от которого нет спасения. Однако в эту минуту, глядя в чуть раскосые Светкины глаза, таинственные и завораживающие, я не могу думать о гибельных последствиях своего вранья. Тем более что собрать ребят из нашего класса на вечеринку с музыкой и танцами – плевое дело. Только клич брось – и набегут, как муравьи на сахар. Это ведь не урок геометрии…

– А кто будет? – спрашивает Светка и мило улыбается.

Неужели согласится? Ай да я, титан мысли, великий комбинатор!

– Ну, Генка, Сашка Суслов, Лешка Сизов, – перечисляю я беспроигрышные варианты. Эти никогда не откажутся потусоваться с девчонками. – Ты можешь своих подружек позвать.

Но, замечаю, что-то не так. Светка опустила голову. И вселенская радость в ее глазах слегка померкла. На Генку – и не клюнула? Вот это новость!

Вдруг Светка встрепенулась и, словно невзначай, спрашивает невинным голосом:

– А Артем будет? Вы же с ним дружите, кажется.

– Артем? Разумеется, будет, о чем разговор, – отвечаю я радостно. А сам думаю: «Неужели придет?»

У Светки на губах мелькает мимолетная улыбка Нефертити, и она вся светлеет. Ее глаза лучатся неземным блеском из-под густых ресниц, верхняя губка приоткрывает ровный ряд красивых беленьких зубок.

– Ок, старина, – говорит она мне по-свойски, тоже немного грубовато. Но какой чудесной музыкой для меня звучит ее голос! – Приду. С подругами.

Светка, даже не доев пирожка, встает и уходит. Я кричу ей вслед:

– Так завтра в четыре, не забудь!

Слышит не только Светка, но меня это не смущает, наоборот. Пусть все видят и знают, каким шикарным девушкам я назначаю свидания.

Цель достигнута. Я ловлю на себе завистливые взгляды мальчишек и заинтересованные – девчонок. Ведь Светка – общепризнанная суперстар нашей школы. И с гордым видом я тоже покидаю столовую. Я голоден, но понимаю, что картина того, как я жадно хлебаю суп, может значительно понизить мой рейтинг. Как сказала бы моя мама, самолюбование требует жертв.

Четверг.

Назавтра я сбежал с последнего урока. Вихрем примчался домой. Меня ждали и всю дорогу подгоняли радостные хлопоты по организации запланированного мероприятия. Накануне позвонила мама и предупредила, что они с папой задержатся в деревне. У бабушки кризис миновал, дедушка тоже приходит в себя, но старикам очень одиноко, и…

– Мы погостим в деревне еще денек, ты не против, дорогой? – спросила мама, а ее голос в телефонной трубке был таким, что отказать я не мог.

Так что все складывалось как нельзя более удачно, несмотря на импровизацию. Это я про вечеринку.

К двум часам наша квартира засияла непривычной, в отсутствии мамы, чистотой. К трем сиял я сам, облаченный в свой парадный темно-синий костюм. Картину дополняли чистая белая рубашка, туго повязанный папин галстук красного цвета и ослепительная улыбка счастливого человека, ожидающего от жизни только подарков. Все оставшееся до начала вечеринки время я простоял, как солдат на часах, опасаясь присесть и помять стрелки на брюках, которые я наглаживал утюгом целый час.

Первым пришел Артем. Оглядев меня с ног до головы, он сокрушенно покачал головой и красноречивым жестом указал на свой толстый шерстяной свитер и брюки из грубой ткани, основным достоинством которых считалось именно то, что их не надо было гладить. Но я уверил Артема, что мне, временному сироте, просто нечего было надеть, кроме костюма, а то я бы оделся точно так же, как и он. Артем успокоился и остался.

Но я обманывал друга. Даже если бы все мои гости пришли в шортах и майках, я все равно не снял бы своего замечательного костюма, который был сшит, по настоянию мамы, в начале учебного года в ателье на заказ и превосходно скрывал мои физические недостатки. Ведь я ждал Светку. Она должна была впервые переступить порог моего дома. И поэтому я не мог ударить лицом в грязь.

К четырем часам пополудни подошли почти все приглашенные – Генка, Сашка, Лешка, Колька Чадов, который напросился сам, услышав, что я зову Генку, верной тенью которого он был. Светка пришла с подругами минут на пятнадцать позже назначенного срока. Все чинно расселись – в кресла, на диван, стулья, подоконник. Я включил музыкальный проигрыватель. Вечеринка началась.

Сначала мы только слушали музыку. Но когда джаз сменил блюз, кто-то предложил потанцевать. Идея была воспринята с неожиданным энтузиазмом. К тому времени за окном уже померк свет короткого зимнего дня, в комнате воцарился полусумрак, и атмосфера для танцев была самая подходящая. Чуть позже я включил маленькое бра, висевшее на стене, но это робкое освещение ничего не изменило. Я любовался Светкой. Восхищался ее гибким телом в крепких, но нежных объятиях Артема, затем Генки, потом снова Артема, Лешки, опять Артема…

Вышло так, совершенно случайно, что девчонок оказалось ровно на одну меньше, чем ребят. И я, на правах хозяина дома, расположился в углу комнаты, в очень удобном кресле, и наблюдал за танцующими парами. Когда музыка замолкала, менял диск, благо, что проигрыватель был у меня под рукой. Приносил с кухни чашки с чаем и стаканы с соком, когда кто-то хотел пить, уносил пустую посуду обратно. В общем, не скучал.

Обо мне вспомнили внезапно, когда гости уже начали расходиться. Смущение было общим, но я клятвенно всех заверил, что танцевать все равно бы не смог по причине подвернутой накануне ноги. Ложь была явной, но все поверили. Однако почему-то никто не сочувствовал и не предлагал мне помочь с уборкой квартиры после вечеринки.

Закрыв за последним гостем обитую снаружи красной кожей входную дверь, я с облегчением развязал слишком тугой узел галстука и как был, в своем парадном костюме, пошел на кухню мыть грязные чашки и стаканы. Мне было не жалко костюма, которым я так дорожил еще этим утром. Ведь это именно он был виной тому, что весь вечер девчонки шарахались от меня, как от чумного. Одень я, как Артем, свитер и джинсы, все было бы иначе. В этом я ничуть не сомневался.

Пятница.

На следующий день у нас опять была физкультура, только на этот раз в спортивном зале. Обычно этот урок дает мне превосходный заряд энергии, который я потом экономно расходую весь день. У меня даже руки дрожат, когда я смотрю на одноклассников, подтягивающихся на перекладине или качающих пресс на шведской стенке. И устаю я, как правило, не меньше их, несмотря на то, что все сорок пять минут сижу неподвижно на гимнастическом «коне» в углу спортзала. У меня освобождение от физкультуры на полгода после перенесенного в начале осени простудного заболевания.

Сам себя я представляю, конечно, генералом, делающим смотр войскам. С «коня» зорко осматриваю выстроившийся в ряд класс. Наметанным взглядом определяю, что шеренга не полная. Кого же это нет? Грозно хмурю брови.

Первым стоит Генка. Он выше всех, но чем-то недоволен, прячет руки за спину. Они у Генки красивые, мускулистые. Но сегодня, когда рядом с ним встал Артем, руки больше его не радуют. Они блекнут в сравнении с тугими мышцами Артема, которые покрывают ровными буграми его грудь, руки, ноги и даже шею. Я еще никогда не видел своего нового друга в трусах и майке. Ну и бугай! Действительно, иначе и не скажешь – бугай, то есть здоровее некуда. Артем смущается под пристальными взглядами девчонок и физрука. Наш Андрей Валентинович когда-то увлекался легкой атлетикой, поэтому он поджарый и быстрый, но какой-то – как бы это сказать? – не внушительный, что ли, если сравнивать его с Артемом, несмотря на то, что выше его на две головы. Андрей Валентинович и сам это осознает, наверное. Поэтому, не удержавшись, спросил:

– Штангист?

– Да нет, раньше занимался, – отвечает Артем. – Сейчас самбо.

И я вижу, что он окончательно смутился и даже покраснел. Вот чудак!

Ага! Нет Светки. И как это я сразу не заметил? Ищу ее глазами. Да вот же она, выходит из раздевалки, проходит мимо меня, становится в строй. Тоненькая черноволосая девушка кажется слишком хрупкой, мне невольно хочется взять ее под защиту. Правда, не знаю, от кого и зачем.