Любомир и Айи

– Неужели вы нашли клад в подвале какого-нибудь старинного здания? – спросил Игорь, стараясь, чтобы его голос звучал равнодушно. Он слышал, что в Петербурге такое иногда случалось.

– Клад? – произнесла женщина задумчиво, словно пытаясь найти более подходящее слово. – Можно и так сказать. Но только не в подвале. А на дне Финского залива, в трюме затонувшего судна. – Она нахмурилась, как будто вспомнила о чем-то неприятном. – Сундук был зеленый от плесени и набит доверху этими штуками.

– Так вы дайвер? – спросил Игорь с облегчением. Это многое объясняло. Подводных пловцов он всегда считал людьми не от мира сего и, что называется, с большими причудами.

– Я русалка. Так вы, люди, нас называете. Мне не нравится, ну да ладно.

Она произнесла это с таким серьезным видом, что Игорь невольно рассмеялся.

– А в чувстве юмора вам не откажешь!

– А я не шучу, – посмотрела она на него с удивлением. – Так по рукам?

– Но вы не сказали самого главного, – произнес он, в который уже раз чувствуя себя ошеломленным. – Кому я должен доставить ваше послание.

– Моему милому сердечному дружку Любомиру, – ответила она. – Он леший. Надеюсь, вас это не смущает?

В хмуром, низко нависшем над городом, небе сверкнула молния, и первая градина размером с горошину больно ударила Игоря по голове. Но он даже не почувствовал этого, настолько его поразило услышанное.

Однако за первой градиной последовала вторая, третья, и уже через минуту начался сильный дождь с градом, Продолжать разговор было невозможно. Крупные кусочки льда, падающие с небес, были так же опасны, как осколки при артиллерийском обстреле.

– Я буду ждать вас после полуночи, на этот же месте, – сказала прекрасная купальщица и, не дожидаясь ответа, скользнула в воду.

Накинув на голову пиджак, чтобы уберечь себя от града, Игорь долго ждал, но ее белокурая головка так и не показалась на поверхности реки. Он растерянно переводил взгляд с Большой Невки на золотую монету в своей руке и не знал, что думать и как ему поступить.

Игорь всегда опасался экстравагантных женщин, и бежал от них, как средневековый монах от чумы. Он ни за что не пошел бы в полночь на назначенное ему свидание. Однако монета меняла все дело. Как порядочный человек, каким Игорь себя по праву считал, он просто обязан был вернуть драгоценную вещь беспечно доверившейся ему женщине. Или… выполнить ее поручение.

Еще никогда в жизни перед ним не стоял такой трудный выбор.

Вскоре град закончился, а потом и дождь. Игорь промок до нитки, но даже не замечал этого. Он брел по набережной, словно сомнамбула с открытыми глазами, погруженный в свои мысли, будто на дно океана, куда не проникают ни звуки, ни запахи, ни дневной свет. В руке он сжимал монету, чувствуя ее шероховатость и увесистость. И это было его единственным реальным ощущением сейчас. Этот кусочек золота словно вобрал в себя весь его мир, подобно тому, как черная дыра во вселенной поглощает окружающую ее материю, звезды и планеты, увлекая их в неведомое, таинственное и необъяснимое.

Вдруг Игорю пришло на ум, что монета может оказаться фальшивой. И все, что с ним случилось, было просто розыгрышем. Он даже почувствовал облегчение. В этом случае все вставало на свои места, и ему не надо было на руинах своего старого мира воссоздавать новый.

Но одновременно с этим им овладело легкое чувство сожаления. Мир, в котором он существовал до этого, вызывал у него смертельную скуку. В нем все было привычно, и жизнь текла однообразно, давно уже превратившись из стремительной реки в стоячее болото.

«Привычка – великая сила, – с горечью думал Игорь. – Она способна и манну небесную превратить для голодающего в обыкновенное просо, посеянное занесенными ветром семенами. Ее единственная цель – не допустить даже мысли о существовании того, что лежит вне нашего понимания. Человеку удобнее думать, что чудес не существует. Как и других миров, населенных разумными существами. А ведь эти миры и их обитатели могут находиться не где-то там, во вселенной, а на Земле, рядом с людьми. И встречаться на каждом шагу, но быть незамеченными – по той простой причине, что их не хотят замечать. Человек слеп, когда не хочет видеть. Человек глух, когда не хочет слышать. Человек безумен, когда не хочет размышлять. Человек – раб привычки. И этот человек – я. А быть рабом – незавидная участь…»

Воздух был пропитан дурманящим запахом цветущих лип. После грозы небо прояснилось, стало лазоревым, вобрав в себя оттенки синего и голубого цветов, и снова показалось слепящее, невзирая на поздний час, солнце. Обезлюдевший ненадолго город опять ожил, его улицы заполонили прохожие и автомобили, по рекам засновали катера с туристами. Все вернулось на круги своя. И только жизнь Игоря Глебова изменилась настолько, что возврата в прошлое, он чувствовал это, уже не было.

Не сразу он заметил, что ходит кругами, будто путник, заблудившийся в глухом лесу. Миновав Гренадерский мост, он сворачивал на Петроградскую набережную, затем шел по Сампсониевскому мосту и далее – по Пироговской набережной, которая упиралась снова в Гренадерский мост. Большая Невка словно не отпускала его. Быть может, виной тому была ворожба прекрасной купальщицы, вдруг подумалось Игорю. Она завлекла его, а снять заклятие забыла. И теперь он был обречен всю жизнь потерянно бродить по одному и тому же маршруту, вдоль реки, в глубинах которой обитают русалки и, возможно, прочая нежить…

Он принужденно рассмеялся, но почувствовал невольный и неподвластный разуму страх. В очередной раз пройдя Сампсониевский мост, Игорь сделал над собой усилие и не свернул налево, а пошел прямо. Ноги передвигались тяжело, будто были налиты свинцом, но у него получилось. Заколдованный круг был разорван. Однако, даже отдалившись от реки, мысленно он все еще был там, на берегу Большой Невки.

Вскоре Игорь уже стоял перед входом в букинистический магазин под вывеской «Книжная лавка». Он прочитал надпись дважды, прежде чем она дошла до его сознания. Недоуменно оглянулся, не помня, как он здесь очутился. И вдруг понял, что так и должно было случиться. Он должен был поделиться с кем-то своей тайной, чтобы не думать, что он просто сошел с ума, а прекрасная купальщица и все, что с ней связано, являются лишь плодом его воображения, фантомом, бредом наяву, галлюцинацией. Игорь знал – сумасшествие тем и опасно, что психически больной человек создает в своем воображении собственный мир, населяет его призраками, но считает это реальностью, причем единственной возможной, и его нельзя переубедить в обратном никакими разумными доводами. Беднягу можно только изолировать от общества, которое он воспринимает как страшный сон и смертельную угрозу своему существованию. Игорь не хотел оказаться в психиатрической клинике. Ему нужен был кто-то, кто мог бы подтвердить, что золотая монета, которую он продолжал почти судорожно сжимать в кулаке, действительно существует. А, следовательно, все, что с ним произошло, тоже реально, каким бы фантастическим на первый взгляд не казалось.

Только один человек мог рассеять его сомнения, и Игорь даже удивился, что не подумал о нем сразу. Это был Илья Артурович Былинкин, владелец магазина, с которым он провел много часов, рассуждая о давно уже минувших эпохах, запечатленных в старинных книгах. Кто, как не старый букинист, был способен выслушать и понять его, а быть может, даже дать совет и вразумить. Это было то самое лекарство, которое Игорь мог принять, без опасения навредить себе, в надежде на исцеление.

Он вошел. Мелодично звякнул крохотный бронзовый колокольчик, висевший над дверью. Внутри было тихо, пустынно и сумрачно. Небольшое помещение освещала лишь лампа под зеленым абажуром из керамического стекла, стоявшая на низком столике с придвинутыми к нему мягкими креслами. Окон не было, ими пожертвовали для того, чтобы разместить в крохотном пространстве магазина больше книг. Вдоль всех стен, до самого потолка, поднимались стеллажи с книгами, к ним была придвинута передвижная лестница, позволявшая добираться до верхних полок, тонувших в полумраке. Там находились наиболее ценные экземпляры, и только настоящие ценители, преодолев опасность восхождения, могли увидеть их. «Per aspera ad astra», говорил старый букинист тем, кто упрекал его за это. «Через тернии к звездам». И спорить с ним было бессмысленно. Он предпочитал потерять покупателей, но не поступиться своими принципами.

– А, мой друг, это вы! – раздался откуда-то сверху жизнерадостный голос Ильи Артуровича. – Давненько, давненько вас не было. Подождите, я сейчас спущусь с заоблачных высот духа на грешную землю.

Заскрипела деревянная лестница, по которой начал спускаться букинист. Вначале из зеленоватого полумрака возникли его худые ноги, потом тощее тельце, затерявшееся в слишком широком для него бархатном костюме изумрудного цвета и, наконец, крошечная головка, поросшая редкими старческими волосами, напоминающими в свете лампы морские водоросли. В руках Илья Артурович держал книгу внушительного размера, которая выглядела неправдоподобно большой и тяжелой в сравнении с маленьким старичком. Казалось странным, как он ее удерживал. На ум невольно приходило избитое сравнение с муравьем. Только этот муравей был пожилым и зеленым, как сверчок.

– Умоляю вас, только не спешите, – произнес Игорь. – Если вы оступитесь и рухнете вниз, я никогда не прощу себе этого.

– Вы слишком совестливый человек, Игорь Артемович, вот что я вам скажу, – заметил старик, останавливаясь на середине лестнице, чтобы передохнуть. Ему было уже за восемьдесят, но он часто забывал об этом. Годы сами напоминали. – В наше время это большой недостаток, как утверждает мой любимый внук.

Ступени лестницы снова заскрипели, словно вторя словам старика, продолжившего спуск.

– Представляете, этот юный шалопай мечтает о карьере адвоката. И он утверждает, что представителю этой профессии совесть только в тягость. По словам Артура, все знаменитые адвокаты были исключительными мерзавцами, если рассматривать их деятельность с точки зрения морали. Ведь они сделали себе имя, защищая мошенников, убийц и прочих подонков общества. Разумеется, я с ним не соглашаюсь. А он приводит в пример Александрова, благодаря блестящей речи которого присяжными была оправдана террористка Вера Засулич. Та самая, что в феврале 1878 года совершила покушение на Трепова, тогдашнего градоначальника Петербурга. И что я ему должен на это отвечать, скажите на милость?

Последнюю фразу старый букинист произнес, уже сойдя с лестницы.

– Но ведь, если мне не изменяет память, градоначальник тогда сам нарушил закон, приказав выпороть розгами одного из политзаключенных, – заметил Игорь, осторожно пожимая его руку, маленькую и сухую, словно птичья лапка. – Телесные наказания в России были запрещены. Поэтому общественное мнение оказалось на стороне Веры Засулич.

– А если в современной России начнут стрелять в чиновников, – сказал старик, начиная сердиться. – К чему это приведет?

Игорь улыбнулся и предположил:

– Возможно, к тому, что чиновники перестанут нарушать закон.

– Вы все шутите, Игорь Артемович, – обиделся старый букинист. – А вот мне не до шуток. Мне кажется, что я теряю внука.

Они часто вели подобные разговоры, но сегодня Игорю не хотелось спорить со стариком. Чтобы сменить тему, он обратил внимание на книгу, которую старый букинист продолжал придерживать локтем.

– Что это у вас?

Уловка удалась. Илья Артурович сразу забыл о своей обиде.

– Вы только взгляните, что я приобрел, – сказал он, радостно улыбаясь. – Первое издание лучшего исторического произведения Николая Алексеевича Полевого, нашего с вами земляка. Вы только взгляните на дату – 1845-й год! И это сокровище обошлось мне всего в полмиллиона рублей.

– «Русские Полководцы, или жизнь и подвиги российских полководцев, от времён Императора Петра Великого до царствования Императора Николая I», – прочитал Игорь Артемович вслух надпись на обложке с золотым тиснением. Книга оставила его равнодушным, но он все-таки воскликнул, чтобы сделать старику приятное: – Вот это да!

– А какие гравюры?! – Илья Артурович раскрыл книгу и начал почти благоговейно перелистывать страницы. – Здесь запечатлены все великие русские военачальники восемнадцатого и девятнадцатого веков с их личными гербами. Шереметев, Меншиков, Румянцев, Потёмкин…

Старик расчувствовался.

– Русь всегда славилась былинными богатырями. Но были и Былинкины, простые ратники. Безвестные, но тоже бесстрашно защищавшие свою отчизну от вражеских полчищ, – произнес он почти торжественно. – И я, Илья Артурович Былинкин, их прямой потомок. Вот что для меня особенно ценно в этой книге. Она напоминает мне об этом…

Его голос предательски дрогнул. И он торопливо смахнул выступившие на глазах слезы, стыдясь своей слабости. Вдруг по лицу старика промелькнула тень, словно он внезапно вспомнил о чем-то неприятном.

– Только прошу вас, Игорь Артемович, не говорите моему внуку, во что мне обошлась эта книга, – произнес он почти умоляюще. – Обещаете?

– Разумеется, Илья Артурович, – заверил его Игорь. – Могли бы даже не спрашивать!

– Да, сумма немалая, но я не жалею, – сказал старик. Его лицо снова засияло. – Деньги – это пыль, прах, что бы там не говорил мой внук.

Игорь не был знаком с внуком Ильи Артуровича, но часто слышал о нем от старого антиквара. И заочно не питал к нему симпатии. Судя по тому, что Илья Артурович рассказывал, это была весьма неприятная личность с весьма своеобразными представлениями о чести и совести. Складывалось впечатление, что это был, несмотря на свой достаточно юный возраст, законченный подлец. Игорь удивлялся, что сам Илья Артурович, во всем остальном умный и проницательный человек, не понимал этого. Видимо, и в этом случае любовь была слепа. Старик обожал своего внука и, не признаваясь в этом себе самому, слегка побаивался его суждений, как правило, авторитарных и безапелляционных. Вот и сейчас Илья Артурович, немного помолчав, грустно произнес: