Кумир

Алла. Сам-то давно понял?

Томов. Не очень. Помню, под себя от радости мочился при одной мысли, что завтра в горы. Так невтерпеж было.

Алла. И чего там хорошего? Чокнутые вы все!

Томов. Теперь-то я поумнел. Но одно там и верно хорошо – никто над душой не стоит. Этого я не выношу. По мне, так лучше в петлю, чем по чужой указке жить.

Алла. Ярко выраженный индивидуализм?

Томов. Романтик духа. Слыхала про такое?

Алла. В книжках читала. И откуда в тебе это? На вид вроде бы простой парень.

Томов. Ниоткуда.

Алла. Не родился же ты таким.

Томов. Верно, не родился. Общество воспитало. Что, не веришь? Помню, когда еще в школе учился, сочинение писали на тему «кем быть». Учительница на доске мелом вывела, а в конце жирный такой знак вопроса поставила.

Алла. Опять байки травить начал?

Томов. Клянусь, не вру. И вот смотрю я на этот жирный вопрос и думаю: напишу, как оно есть, и завтра же меня из школы поганой метлой выметут. А зачем мне эти проблемы, спрашивается? Вот и написал, что хочу стать депутатом и заботиться о благе народа.

Алла. Какой разумненький мальчик!

Томов. А как иначе? Зато потом мое сочинение перед всем классом зачитывали – мол, учитесь, детки, у Олега Томова, о чем и как мечтать надо. А я смеялся в душе: как я их, олухов, вокруг пальца обвел!

Алла. И о чем же ты мечтал таком, что даже заикнуться нельзя было?

Томов. А ты не из милиции случайно, что меня все выспрашиваешь?

Алла. Можешь не отвечать.

Томов. Ладно, скажу из личной симпатии. Я уже в те юные годы считал, что работа только дураков любит. А мне хотелось не работать, но при этом иметь много денег и баб. А на все остальное – чихать с Эйфелевой башни!

Алла. Большой ты, я смотрю, оригинал!

Томов. Да ведь все об этом, или о чем подобном, мечтают. Только скрывают, как и я.

Алла. Так уж и все?

Томов. До единого. А кто говорит иначе – врет, почем зря.

Алла. И зачем им это, скажи на милость?

Томов. А из страха.

Алла. Тебе-то, пацану, чего бояться было? Взял бы да и написал, как думал.

Томов. Папаша у меня в больших начальниках ходил, уважаемый был в городе человек. Соображаешь, какой скандал мог выйти?

Алла. Значит, отца пожалел?

Томов. Точно.

Алла. Ой ли? А не себя ли, любимого?

Томов. И почему ты меня так невзлюбила, Аллочка?

Алла. А за что мне тебя любить, собственно? Тоже мне, фрукт какой выискался!

Томов. За что – это каждая может. А ты за просто так попробуй.

Алла. Просто так женщины только настоящих мужчин любят. А таких, как ты – из жалости или по расчету.

Томов. Из жалости… Юродивый я разве?

Алла. Мотай на ус, пока я жива. Кто тебе еще правду скажет?

Томов. Правдолюбка, значит? От тебя потому и муж в горы сбежал, не стерпел.

Алла. Не твоя печаль!

Томов. Как знать, как знать. Кто ты сейчас? Считай, уже вдова. С таким язычком всю оставшуюся жизнь прокукуешь без мужика и в нищете в своем музее. А я парень неженатый, и все, что надо, при мне. Сама знаешь.

Алла. Да я лучше в пропасть, чем с тобой жить!

Томов. Так иди, прыгай, что же ты?

Алла. И прыгну! Мне теперь все равно. (Убегает).

Томов. Эй, ты куда? Постой! Да стой, тебе говорю! Дура, там же расщелина! (Убегает за ней).

Свет гаснет.

Буфет на турбазе. Анна и Василь пьют чай. Виктор Манцев о чем-то разговаривает с Леваном. Кирилл Сумятов делает записи в блокнот.

Входит Томов, у него на руках Алла, она без сознания.

Леван. Слушай, дорогой, зачем сюда пришел, а? Совсем стыд потерял, да?

Томов. Вот, чуть в расщелину не бросилась… (Кричит). Да помогите же!

Все бросаются к нему. Сдвигают два стола и кладут на них Аллу.

Анна. Что с ней? Осторожненько опускай, вот сюда.

Томов. Я ее на самом краю схватил. Вниз глянула – и брык с копыт!