Врата вечности

– Все готово, повелитель Альф, – ответил эльф. – Ты увидишь все сам. Поднимемся сразу на маяк?

– Немного погодя, Алун. У нас с Оливией есть еще одно важное дело. Ты иди и жди нас на маяке. Мы вскоре подойдем.

Алун кивнул и пошел по тропинке, которая вела от причала на вершину холма к маяку. А Оливия и Альф пошли вдоль берега, направляясь к скале, возвышавшейся над островом, словно командный мостик на судне. Одной рукой Альф бережно поддерживал Оливию, чтобы она не оступилась, а в другой он держал какой-то предмет, завернутый в кусок мягкой ткани.

Они не спеша поднялись на скалу. С этой созданной самой природой смотровой площадки открывался прекрасный вид. Море было слегка неспокойным, а на востоке, там, где оно соприкасалось с небом, виднелась темная тучка, предвещающая скорую бурю. Ветер задувал с востока, и багровое солнце, как будто спеша укрыться от его холодных влажных порывов, нырнуло за кромку горизонта.

– Как будто сама вечность смотрит на нас, – тихо произнесла Оливия. – А мы на нее.

– Дед говорил, что с этой вершины можно увидеть весь мир и всю свою жизнь, – сказал Альф. – И я понимаю сейчас, что он хотел сказать.

– Единство времени и пространства, – кивнула Оливия. – Фергюс был мудрым…

– Эльфом, – договорил за нее Альф. Он развернул ткань и достал из нее золотой шар, в котором отразился прощальный луч уже зашедшего солнца. Это была урна с прахом Фергюса. – И он был и останется частицей этой вечности и этого мира.

Альф открыл золотой шар и поднял его над головой. Порыв ветра подхватил прах эльфа и развеял его над островом Эйлин-Мор.

Альф выполнил обещание, которое он дал Фергюсу незадолго до его смерти. Альфу пришлось приложить немало усилий и потратить очень много денег, чтобы тайно забрать тело деда из крематория и предать его огню на погребальном костре, что потребовало еще большей таинственности. На церемонии присутствовали лишь несколько духов, с которыми Фергюс был дружен при жизни, в том числе леший Афанасий и гном Вигман, а из людей – только Оливия, Лиз и доктор Джейсон.

Когда тело Фергюса охватило пламя, Альф не смог сдержать слез. Оливия и Лиз рыдали навзрыд. А Джейкоб Джейсон не плакал только потому, что был до смерти напуган странным видом существ, которые окружали его. Доктор раньше даже предположить не мог, что мутации человеческого организма могут принять такие причудливые формы. Ему внезапно пришла в голову мысль, что если в мире существуют подобные мутанты, то возможно предположить и существование дьявола. Он закрыл глаза, чтобы никого не видеть, и начал вдохновенно молиться о спасении собственной души, быть может, впервые в жизни опасаясь за ее будущее. Во время этой церемонии Джейкоб Джейсон навсегда распростился со своим научным атеизмом. А также он принял решение бросить врачебную практику и всерьез заняться книгой о расе землян-мутантов, которая, он был в этом уверен, произведет настоящий переворот в мире науки, когда будет издана. Джейкоб Джейсон намеревался посвятить ее Фергюсу, только благодаря которому у него появилась возможность написать эту книгу.

Лица духов, которые вызвали ужас доктора Джейсона, были строгими и одухотворенными, но, в отличие от людей, глаза их оставались сухими. Они верили, что уже через сорок дней дух Фергюса станет частью ауры Земли и воссоединится со своими предками. А это было радостное событие. Так зачем же проливать слезы? Смерть – горе только для тех, кто продолжает жить, потому что они страдают от тоски по тем, кто умер. Такова была жизненная философия духов природы. Поэтому они никогда не плакали на похоронах, думая о том времени, когда сами сольются с могучей стихией родной планеты.

Но сейчас, стоя на вершине скалы, Альф уже не плакал. Первый, самый сильный всплеск отчаяния, который он испытал после смерти деда, уже отошел в прошлое. Альф многое передумал за это время и проникся философией духов природы. Теперь Альф верил, что пройдет не так уж много лет, и он встретится с дедом снова. И со всеми, кого он любил на Земле.

А Оливия, подставляя лицо ветру, осушавшему ее слезы, шептала строки стихотворения, выполняя просьбу своей бабушки. Это было своеобразное надгробное слово над могилой эльфа. Лиз сочинила его в одну из своих бессонных ночей, вызванных смертью Фергюса.

– Нет в прошлое возврата, нет пути.

Что кануло, то вновь не обрести

И не прижать к томящейся груди.

Нам, слезы пряча, на закат брести.

Да было ль прошлое? И будущего нет.

Вчера, как завтра, смысла не имеет.

Есть долгий день со сменой зим и лет,

В котором ночь, как неизбежность, зреет.

Для Лиз уход Фергюса «в страну теней», как она это называла, стал большим потрясением. Она даже перестала принимать в своем замке гостей и никуда не выезжала сама. И объявила всем родственникам и слугам, что будет носить траур до самой своей смерти, пообещав, что долго ждать им этого не придется. Лиз замкнулась в себе и почти ни с кем не разговаривала. Только Оливия могла иногда отвлечь бабушку от мрачных мыслей, которые медленно, но верно сводили ее в могилу…

Альф осторожно положил руку ей на плечо, и Оливия, вздрогнув, очнулась от своих раздумий. Альф сказал, стараясь, чтобы его голос звучал естественно:

– Оливия, нам пора! И не плачь, прошу тебя. Фергюс всегда будет с нами. А потом мы всегда будем с ним.

Они спустились со скалы. Прошли по тропинке и поднялись к маяку. Миновали ограду с бабочками, которую Алун починил и снова установил на место, и подошли к башне, где их терпеливо дожидался эльф.

– Скотти готовит свой чудесный пунш, – сказал он, улыбаясь. – Старушка очень обрадовалась, когда узнала о вашем прибытии. А Аластер пообещал присоединиться к общему столу, как только его покинет вдохновение.

– Надо ждать бурю, – сказал Альф. – Ночь будет темной.

– Мы осветим ее, – произнес Алун. – Идите за мной.

Они вошли в башню и начали подниматься по узкой крутой извивающейся лестнице. На высоте двадцати с лишним метров они вошли в помещение, в котором находился пульт управления маяком. В прорезь окна было видно, как небо застилают мрачные тучи, края которых освещали вспышки далеких молний.

Алун показал на красную кнопку в центре пульта управления и торжественно сказал:

– Повелитель Альф, это твое право!

Альф не стал возражать. Он подошел и решительно нажал на кнопку.

И в то же мгновение тьму, окружавшую остров, прорезал мощный луч света, идущий от маяка. Бездействовавший много лет, он снова начал указывать путь морским судам.

– Оливия, ты не возражаешь быть женой простого смотрителя маяка? – спросил Альф. Он улыбался, но в глубине его глаз можно было рассмотреть легкую тревогу.

– Я буду счастлива, – ответила Оливия. – Неужели ты сомневался в этом?

– Но ты должна знать, что это не помешает тебе иногда уезжать с острова в городок Стратфорд-на-Эйвоне, чтобы блеснуть на сцене Royal Shakespeare theatre в очередной постановке, – сказал Альф. И, отвечая на вопрос, который Оливия не успела задать, он небрежно добавил: – Я купил этот театр для тебя. А если тебе это не по душе, то…

Но он не договорил, потому что Оливия закрыла ему рот поцелуем, длившимся целую вечность. Во всяком случае, так показалось Алуну, который все это время смущенно отводил глаза в сторону.

– Прости меня, Альф, но я ошиблась, – сказала Оливия, с трудом оторвавшись от ласковых губ мужа. – Я не буду счастлива, а я уже счастлива.

– И я тоже. Благодаря тебе.

– Но только одно мне непонятно. И это меня беспокоит.

– Спроси – и я отвечу.

– Я всегда мечтала быть актрисой. Но ты… Почему вдруг – смотритель маяка?

– И ты даже не догадываешься?

– Возможно, я догадываюсь, – тихо ответила Оливия. – Но ты все-таки скажи!

И он сказал:

– Маяк на острове Эйлин-Мор – это символ вражды, которая много веков существовала между духами природы и людьми. Но после того как я стану его смотрителем, все изменится. Маяк снова будет светить людям. И не только им. В новом мире, который начали создавать сообща люди и духи природы, он будет подобен Солнцу.

Альф помолчал, словно подбирая слова. А затем, глядя во мрак ночи, которую освещал луч света, идущий от маяка, он сказал:

– Sol lucet omnibus. Солнце светит для всех.

Эпилог