Пани Малгожата

Андрогин

Желтые цветы освещают дом,
тяжесть темноты разорвав с трудом,
будто мудрецы вышли на народ,
жадно как птенцы раскрывая рот.
Я вас задушу от дурной любви,
Голова в дыму, храмы на крови.
Старый георгин, одноногий брат,
глупый андрогин праздничных утрат.

В твою Сорбонну не приходит поезд

В твою Сорбонну не приходит поезд.
И ты годами ждешь велосипед.
Я старою фуфайкой укроюсь,
а ты возьми мой довоенный плед.
Уснем на рельсах. Привыкать нам что ли
к рассветной стыни в дымке голубой,
и сладкому излишку давней боли,
который многим больше нас с тобой.
Когда червива середина лета,
но кожа жизни выспренно нежна,
стащи из привокзального буфета
бутылку суррогатного вина.
Мы не сильны в притворных откровеньях,
и даже счастьем мы пренебрегли.
Но яблоки на девичьих коленях,
пылают как горящие угли.

Лига наций

Женихи разноцветные как леденцы,
заводные игрушки и блюдца,
от корицы и от цветочной пыльцы
в Лиге Наций швейцарцы смеются.
Дирижабли гондолу на пузе несут,
словно тучи тяжелую грыжу.
Я тебя призову на неправедный суд,
но назло никогда не обижу.
Рыбы в озере меньше, чем на небе звезд,
но гольцы, окуньки и форели,
на лету без наживки цепляют внахлест,
чтобы их на огне обогрели.
Миролюбие это – народов черта,
и мотивы философа Канта
полюбились, хотя не понять ни черта
с проституткою на эсперанто.
Мы решили навек запретить наркоту,
нищету и торговлю рабами,
но ораторы камни таскают во рту,
и скрипят недовольно зубами.
И народы гурьбою уходят на фронт.
Стало пусто в старинной Женеве.
Это я в исполняю бодрящий экспромт,
посвященный Адаму и Еве.

Конкистадоры

Натянутой струной рыбачьей лески,
врезаясь убегающим в кадык,
прощальный день разрезал этот миг
на равные счастливые отрезки.
В одном еще клокочет детский крик,
в другом шуршат военные повестки,
а в третьем новоселы и невестки
журчат словно по камешкам родник.
Храни любую радость про запас,
она тебе в могиле пригодится.
Свернется на груди твоей как птица,
вернув душе спасительный экстаз.
У бесконечно малых величин
есть притяженье, а не протяженность,
в нем-то и скрыта злая отрешенность
в глазах у веселящийся мужчин.

Магомет и Фатима

Фатима, он рассыпался как горох.
Он – бильярдный шар, не попавший в лузу.
Он – во влажном лесу отлежалый мох
что скатался в клубок по живому пузу.
Магомет, столько бродит в стволах свинца,
вы стреляли, а я в темноте рожала.
Близнеца близнецом и за близнеца,
а последнего на руках держала.
Фатима, нет греха в том, что есть Аллах.
В том, что есть правота в острие кинжала.
Если женщина восклицает вах,
на ее языке проступает жало.
Магомет, есть рука и не знаю чья,
но она не твоя и она сильнее.
Я младенцев складываю у ручья.
Я иду к деревьям и цепенею.

Птенцы

Глаза сияют в черных гнездах:
десятки глаз, мильоны глаз.