Зенитчик: Зенитчик. Гвардии зенитчик. Возвращенец

– Можно Машку за… а, ладно, курите.

Курящие в расчете все, кроме меня и заряжающего. До восемнадцати отец держал Сашку в ежовых рукавицах, ни о каком курении и речи не шло. Попав в армию, он к табаку так и не пристрастился. Остальные выбрались на бруствер, сидят, цигарки крутят. Ждем долго, наши курильщики успели пойти на второй круг. От колонны беженцев отделяется фигура в выгоревшей гимнастерке и запыленных сапогах. Пилотки на голове нет, за спиной «сидор». Правая рука висит на перевязи, сквозь бинт проступает пятно крови. Когда он подходит к нам ближе, то я вижу у него в петлицах два треугольника и перекрещенные «мослы».

– Табачком не угостите?

Сан Саныч отделяет от своих запасов бумажку нужного размера, отсыпает из кисета табак. Незнакомый сержант-артиллерист присаживается, как и все скручивает «козью ножку», прикуривает от самокрутки Рамиля. С наслаждением делает первую затяжку. Саныч начинает разговор.

– Оттуда?

– Оттуда.

– Ну и как там?

– А-а…

Очень содержательный разговор. Между тем все понятно – долго наши не продержатся, скоро настанет и наш черед. Сержант гасит самокрутку о подошву сапога, окурок прячет. Встает, отряхивается, и тут его взгляд падает на наши орудия.

– А чего вы стволы позадирали?

– По инструкции положено, чтобы пружины уравновешивающих механизмов не уставали.

– Какие пружины? Фриц одним снарядом всю батарею выбьет!

Сержант уходит обратно к дороге. А ведь он прав! Один удачно выпущенный снаряд или мина могут осколками пробить накатники орудий, и все – батарея не боеспособна. Мог бы, между прочим, и сам догадаться, тем более что печальный опыт уже есть. Расслабился в тылу, привык к тому, что стволы должны быть постоянно подняты.

– Епифанов! Ваня, давай вниз, опусти ствол. Я к комбату.

Через три минуты стволы всех орудий были опущены в ноль.

Солнце опускалось все ниже, заканчивался длинный летний день. Когда канонада на западе внезапно стихла, в душу начал заползать черный липкий страх – немцы прорвались. Теперь только от скорости их танков зависело: выйдут они к переправе сегодня вечером или отложат до завтра. Я постарался загнать страх подальше, по крайней мере, не показывать вида, но нервное напряжение спрятать не удалось, и оно невольно передалось расчету. Все замерли в томительном ожидании. Как ни ждали появления немцев, оно, как всегда, произошло неожиданно.

– Танки!!!

На правом берегу появились крохотные серые коробочки с растянутым шлейфом пыли. Коробочки ползли к переправе, расстояние около двух километров. Далековато, подпустим ближе. В нашей литературе зенитчики всегда уж если не останавливали окончательно, то, по крайней мере, надолго задерживали немецкие танки. Со стороны немецких танкистов все выглядело несколько по-другому. Схема приблизительно такая: нарвались на русские зенитки, потеряли пару машин, отошли, вызвали огонь артиллерии, подождали десять минут, поехали дальше. Вроде как надоедливое насекомое прихлопнули. Так кто же ближе к истине: наши зенитчики или немецкий обер-лейтенант, воспоминания которого попались на глаза пару лет назад? Или почти семьдесят вперед? Неважно. Думаю, что в нашем случае танкист все-таки ближе. Черт, как умирать-то не хочется. Но тут прибежал Шлыков, и стало не до мыслей о собственном тельце.

– Давай к комбату!

– Зачем?

– Не знаю. Давай бегом!

На НП батареи из всех приборов остались только буссоль и зенитная командирская труба. Филаткин буквально прикипел к трубе, рассматривая танки на другом берегу.

– Товарищ старший лейтенант, серж…

Комбат прервал мой доклад и сделал шаг в сторону:

– Посмотрите. Не могу понять, чьи это танки.

Влипаю в черный резиновый налобник. Десятикратная оптика приближает правый берег, позволяя рассмотреть мельчайшие детали танков. Хорошо видны только две крайние машины, остальные скрыты поднятой при движении пылью. По угловатому корпусу и цилиндрической нашлепке командирской башни опознаю немецкие «тройки». А вот что смутило комбата – на одной из машин висит красный флаг. Может, это трофейные танки? Да ну, откуда? Или немцы пытаются обмануть наших и проскочить к переправе? В этот момент порывом ветра флаг развернуло и в его центре показался белый круг, с диагонально усевшимся в центре черным пауком свастики.

– Это немцы, товарищ старший лейтенант.

– Точно? Может, все-таки наши, трофейные?

– Немцы это. Точно. Флаг на танке со свастикой.

Я уступил комбату место у трубы. Никого немцы дурить не пытаются. Красный флаг на башне – это опознавательный знак для люфтваффе. Парни у Геринга горячие, за железный крест и отпуск кого угодно разбомбить готовы, в том числе и своих. Недаром кригсмарине своей авиации боялось больше, чем союзнической. Огромные опознавательные знаки, намалеванные на верхних палубах, помогали далеко не всегда. Немецкие пилоты сначала вываливали на судно бомбы и только потом разбирались с его национальной принадлежностью. Поэтому, учитывая господство в воздухе немецкой авиации, передовым танкам безопаснее следовать с таким опознавательным знаком, чем без него. Странно только, что флаг повесили, а не растянули на моторном отделении или башне.

Комбат оторвался от трубы.

– Немцы. Идите к орудию.

– Есть!

Когда я выскакивал с НП, в спину мне ударило:

– Батарея, к бою!

Пока я бежал к своему орудию, комбат успел распределить цели.

– По танкам противника! Первому по крайнему справа, второе по второму и так дальше.

Нам, следовательно, достается третий, если считать справа. Из-за поднятой пыли видно его плохо, темное пятно то исчезает, то появляется в серых клубах. Попробуй попади в него. Пока мне остается только дублировать команды Филаткина.

– Бронебойным!

Кланц – закрывается затвор.

– Готово!

Танки идут под углом к нам, градусов где-то тридцать. Как же такое движение называется? Слово еще такое… А! О! Точно! Облическое! Черт! В такой момент всякая чушь в голову лезет. Скорость у них приличная, для одна тысяча девятьсот сорок второго года, судя по поднятой пыли, в час дают километров двадцать пять, а то и все тридцать. Значит, нужно выносить точку прицеливания.

– Вправо полтанка!

– Прицел четырнадцать!

Все замерли, только Дементьев плавно поворачивает маховик горизонтальной наводки – сопровождает цель. Танки вот-вот выйдут на рубеж, соответствующий установленному прицелу.

– Огонь!

Как ни ждали команду на открытие огня, а она, как всегда, прозвучала неожиданно.

– Огонь!

Гах! Блямс.

– Откат нормальный.