Мифриловый крест

– Что делать-то? – не понял я.

– Возьми свой амулет и попробуй сделать то же самое, что и раньше. Только наоборот.

Я запустил руку под камуфляж и вытащил крест. Почему-то мне сразу показалось, что ничего не получится. И я не ошибся. Как ни пытался настроиться на соответствующий лад и передать кресту часть своего желания, ничего не получалось.

Минут через десять Усман не выдержал.

– Достаточно, – сказал он. – Если бы ты мог сделать это, ты бы уже сделал.

Я отпустил крест. Почему-то почувствовал некоторое облегчение. С чего бы?

– Скажи мне, Сергей, – задумчиво произнес Усман, – у вас, русских, есть какая-нибудь клятва, которую нельзя преступить?

Я отрицательно помотал головой.

– Я так и думал, – сообщил Усман. – Если я оставлю тебя здесь, а сам уйду, ты не будешь охотиться за мной?

– Как? – не понял я. – С голыми руками охотиться в лесу за вооруженным человеком?

– В «газели» оружия хватит на целый взвод. – Он вздохнул. – Если бы я мог тебе поверить, предпочел бы не оставлять тебя. У двоих гораздо больше шансов выжить, чем у одного.

– Так что тебе мешает? Я не буду нападать на тебя до тех пор, пока мы не выберемся в нормальные места.

– Почему я должен тебе верить?

– А зачем мне обманывать?

Ответ на этот вопрос Усман обдумывал очень долго, наконец сказал:

– Поклянись своим крестом.

– Как это? – не понял я.

– Повторяй за мной. Клянусь крестом, что до тех пор, пока не выберусь отсюда, не причиню никакого зла моему попутчику Усману. А если я нарушу эту клятву, пусть крест, которым клянусь, испепелит мое тело и погубит мою душу.

С некоторым удивлением я повторил нелепые слова. Он что, верит, что дурацкая клятва меня остановит? Зря. Но он прав: пока мы не выберемся, я не буду на него нападать – не из-за клятвы, а просто потому, что это неразумно. Если мы действительно провалились в другое время, его помощь будет более чем кстати. По крайней мере на первых порах.

Другое время, блин! Неужели я сам начинаю верить в эту чушь?

4

В ящиках, валявшихся вокруг останков «газели», находился полный комплект вооружения мотострелкового взвода. Не знаю, с какого склада террористы утянули такую гору оружия, но в газетах о подобных кражах не писали еще ни разу. Куда катится страна?

Я нацепил на ремень фляжку, два подсумка и почувствовал то, что в умных книжках называется «дежа вю». Кажется, будто война никогда не уходила из моей жизни, будто я снова вернулся к делу, ставшему привычным за два последних года. Автомат, подствольник, патроны, гранаты, саперная лопатка… брать или не брать? Лучше взять, в случае чего можно будет выкинуть. Каска… нет, это перебор. Бронетюфяк – аналогично.

– С оптикой работал? – спросил Усман. Я поднял голову и увидел, что он экипировался по полной программе.

– Нет, – сказал я, – да и на хрена нам оптика?

– Пожалуй, ты прав, – задумчиво проговорил Усман, – автомат она не заменит, а два ствола тащить несподручно. Тюфяк ты все-таки возьми, пригодится. Если что, выкинешь. Ты кто, кстати, по званию?

– Старший сержант.

– А я лейтенант. Спецназа.

– Аль-Кайеды, что ли? – хмыкнул я и почти не удивился, когда Усман кивнул.

– А ты кто? – спросил он. – Махра или десант?

– Разведрота десанта.

– Круто. Но командовать парадом буду я. Возражения? Я молча пожал плечами. Какие тут могут быть возражения? Командовать должен тот, кто умеет. Я уже понял, что Усман командует лучше. Дело даже не в том, что он лейтенант, а я сержант, – дело в том, что он правильный лейтенант.

– Слей бензину в канистру, – сказал Усман, – пригодится костер разводить, если ночевать придется. – Он вздохнул и добавил: – Никак не могу лазерники найти, хоть убейся. Неужели выпали?

– Лазерные прицелы? – уточнил я. – А на кой хрен они нам?

– Когда-нибудь работал с ними?

– Нет.

– Тогда ты не поймешь. Ладно, хватит копаться, пошли. Не хочу здесь ночевать.

5

Мы двинулись на запад. Усман объяснил, что старая Варшавская дорога проходит к западу от Симферопольского шоссе и что она должна быть на месте, даже если мы угодили в прошлое лет на пятьсот. Я пропустил это объяснение мимо ушей: по-моему, для нас любое направление одинаково хорошо. Запад так запад.

За весь день нам не встретился ни один человек, зато звериных следов попалось на глаза видимо-невидимо. И это в ноябре, когда снег лежит еще не сплошняком и звери предпочитают обходить заснеженные участки. Да какие звери! Одних только медвежьих отпечатков встретилось штук пять. Интересно, когда в Подмосковье вымерли медведи?

Где же люди-то? Ни белых хвостов самолетного выхлопа в синем небе, ни рева автомагистралей, слышного за километр, ни гудков электричек, ни одной бумажки на земле, ни одного бычка и ни одной пустой бутылки. За весь день! Неужели Подмосковье когда-то было таким?

Ночевать пришлось в лесу. Хорошо, что земля не промерзла – землянку удалось отрыть без труда. То, что у нас получилось, нельзя назвать настоящей землянкой, и это неудивительно – ведь мы трудились над ней не больше часа. Так, одноразовое убежище, а оно не должно быть очень хорошим, главное – не околеть от ночного мороза. Жалко, что в ящиках не нашлось спальных мешков. Ничего, мне не впервой проводить ночь между жаром костра и пронизывающим холодом, когда главное – не забыть вовремя перевернуться другим боком к огню. Причем делать это надлежит так, чтобы не попасть в костер и не выкатиться за пределы обогреваемой территории. Слава богу, снега немного и талая вода не стремится превратить кострище в гигантскую лужу.

Я думал, что мы будем спать бок о бок, но Усман настоял на том, чтобы отдыхать по очереди. Я не стал возражать, тем более что Усман выделил себе более тяжелую утреннюю стражу. Ровно до двух часов ночи я таращился то на огонь, то в непроглядную тьму. В два я толкнул Усмана, он моментально проснулся, я рухнул на лежанку, еще хранившую его тепло, и погрузился в сон без сновидений.

6

Мы вышли к дороге около полудня. Она совсем не походила на привычную асфальтовую ленту, у нас такую назвали бы даже не проселочной, а лесной. Две глубокие и ненормально узкие колеи, совсем недавно разъезженные до непролазного состояния, а теперь затвердевшие от первого мороза. Я не сразу понял, что необычного в этих колеях, а когда понял, мурашки пробежали по спине.

По этой дороге не ездили автомобили. Никогда. След автомобильного протектора не перепутаешь ни с чем – разве что со следом мотоцикла, но и им здесь не пахло. Здесь ездили гужевые повозки, притом в огромном количестве, ездили всадники (следов копыт слишком много по сравнению со следами колес) и ходили пешие путники, чаще обутые в лапти, чем в сапоги. Да-да, пешие путники, их отпечатков почти столько же, сколько лошадиных. Жутко представить себе, что человек по доброй воле может повторить наш вчерашний путь, да еще не в течение одного дня, а… сколько нужно, чтобы пешком дойти от Москвы до, скажем, Орла? Хотя нет, не все так страшно, вдоль дороги обязательно должны быть какие-то постоялые дворы – или как они там называются… трактиры, что ли?

Неужели мы действительно в прошлом?

Усман поднял палец вверх, и по вбитой за два года привычке я замер на месте. Справа доносился какой-то шум, кажется, песня. Усман проворно отступил в лес, и я последовал за ним. Залегли под защитой кустарника – прямо как разбойники, честное слово.

Мы и в самом деле больше всего похожи сейчас на разбойников, если только в этом веке встречаются таковые в камуфляже и бронежилетах. Я подполз поближе к Усману.

– Зачем? – тихо спросил я. – Ты что, хочешь напасть?