Бег на тонких ногах

* * *

Инструкцию об использовании багажной камеры на вокзале я прочел, присев на корточки, сначала на английском, потом на французском и, наконец, на немецком языке. Четвертый язык был, по видимости, голландским. Мое лицо вдруг вспыхнуло от сомнения, правильно ли я понял инструкцию. Невдалеке послышался стук женских каблуков. Я увидел круглые колени светловолосой красавицы в костюме стюардессы. В ответ на мой смятенный взгляд ее строгое лицо озарила улыбка. Благосклонность и доброжелательность – именно к этим утонченным проявлениям человеческого духа я был особенно чувствителен с раннего детства. Женщина подтвердила правильность моих манипуляций с багажной ячейкой. Я осторожно прикрыл толстую дверцу до мягкого электронного щелчка. Это было мое самое осмысленное действие за последние два дня.

* * *

Мы с Аллой опоздали на завтрак. Как раз в тот момент, когда мы вышли из лифта, кельнер в красном жилете и белой рубашке выставлял бронзовые столбики с провисшей между ними крученой веревкой у входа в зал ресторана. Заметив нас, он грустно улыбнулся, развёл руками и пошёл помогать другому кельнеру в уборке зала. На верёвке покачивалась табличка “Fermе”. Алла рассмеялась, обнажив верхний ряд крупных зубов, и поцеловала меня в ухо:

– Вот увидишь, я заставлю их накормить нас завтраком.

Затем она придвинула один столбик к другому и, не выпуская моей руки, перешла через порог зала.

– Эй, месье! – громко позвала Алла.

Кельнер обернулся и быстрым шагом пошёл нам навстречу.

– Comment puis-je vous aider, mademoiselle, monsieur?[2 - Чем могу быть вам полезен? (франц.)] – Теперь лицо кельнера изображало еще более жалкую и грустную улыбку.

Алла быстро стёрла эту улыбку с его лица. Она негодовала, угрожала, забывая о носовых гласных и даже не пытаясь грассировать раскатистый русский звук «р». Моя подруга требовала рандеву с директором. Обескураженный таким напором, кельнер повернулся и хотел просто сбежать, он уже сделал несколько шагов в сторону, но был остановлен двумя мужчинами в темных шелковых рубашках и тесно облегающих брюках. Как оказалось, это были директор отеля и его интимный друг. Алла принялась истерично хохотать, изгибаясь чуть ли не вдвое на моей руке.

– Ой, держите меня, счастливая пара влюбленных. Они снова вместе! – Она несколько раз подряд прыснула от смеха. – Я знаю этих двоих.

Последние слова были произнесены по-русски и предназначались мне.

Директор отеля – вблизи выглядевший намного старше своего друга – рассеянно поцеловал Аллу четыре раза в щёки и похлопал ладонью по ее ягодицам. Затем на одно летучее мгновение внимательно посмотрел мне в глаза и мягко пожал мою руку. То же самое проделал и его друг.

После короткой любезной беседы с директором мы отправились в номер, куда вскоре подали завтрак, а вечером нас ждал обед в ресторане. За завтраком Алла опять сбросила с себя юбку. Усевшись на кровати, она принялась наматывать на вилку ломтики розовой ветчины и обертывать их полосками жёлтого сыра. Так у неё выходил аппетитный рулет, который она разрезала на кусочки и клала в мою тарелку, а иногда прямо мне в рот. Это мешало нашей беседе. Но мне совсем не хотелось останавливать Аллу.

Как выяснилось, она была знакома не только с директором отеля Патриком – сорокалетним гомосексуалистом, страдающим от непрочности своих любовных связей, но и с хозяином отеля – богатым молодым казахом Барлыбаем. Патрик долго сомневался перед тем, как продать отель Барлыбаю. Но предложенная сумма и условия контракта (одним из которых являлось пожизненное назначение Патрика директором) оказались настолько привлекательными, что Патрик не устоял перед соблазном. Алла была в курсе всех этих дел, потому как неоднократно принимала участие в переговорах в качестве переводчицы. Ей удалось войти в личный контакт с Барлыбаем, познакомившись с одной из его жён. Как-то раз в торговом центре Алла прогуливалась с двумя грузинами и услышала даму, громко говорившую с франкоязычными продавщицами. На очень слабом английском вперемешку с русским матом. Переводческие услуги Аллы подоспели в нужный момент и пришлись по вкусу как самой даме, так и казахскому олигарху. К несчастью для моей подруги, вскоре после покупки отеля это большое богатое семейство покинуло Брюссель и отправилось на постоянное проживание в Лондон. Алле осталось на память совместное фото, которое она носила у себя в сумочке и использовала во время моего вселения в отель для получения скидки.

* * *

В баре марокканского отеля в этот утренний час сидели только трое за одним столиком. Грузный мужчина в мятом костюме доставал из лежащего на коленях портфеля папки с документами, раскладывал их перед собой и вновь убирал обратно. Напротив него сидела молодая пара: девушка в голубом мусульманском платке и длинном темном пальто и парень с плоской темно-русой бородой, полностью закрывающей шею. Мужчина с портфелем что-то долго разъяснял собеседникам, часто вздыхал и поднимал в недоумении брови.

В баре прислуживал высокий, беспрестанно улыбающийся африканец. Я слушал рассказ хозяина отеля об истории марокканской миграции в Бельгию.

– Завидую молодости. Я тоже приехал в Европу в твоём возрасте, – сказал хозяин отеля и провёл ладонью по серебристо-черной шевелюре. – Тогда мигранты приезжали и работали в поте лица, молодые люди не отращивали бород, как вон тот чеченец за столиком с адвокатом.

– Так это адвокат и его клиенты, чеченские беженцы! – воскликнул я и тут же признался хозяину отеля, что я тоже приехал в Бельгию в надежде использовать в своих целях беженскую процедуру.

На что я надеялся, разбалтывая то, что так старательно скрывал от посторонних? В автобусе, по дороге в Брюссель, когда сидящий рядом поляк допытывался о моих планах, я упорно отрицал, что еду в Бельгию за статусом беженца, врал что-то про своего дядю – потомка белой иммиграции. Неужели я в первый день пребывания за границей настолько потерял контроль над собой, что готов выложить все свои секреты первому встречному, дружески хлопнувшему меня по плечу?

– Нет, оставь эту идею, – сказал хозяин отеля.

– Почему же? – не выдержав, спросил я. – Вы много знаете о беженской процедуре? Но вы ведь не адвокат?

– Посмотри, какая широкая задница у этого адвоката. Как медленно и тяжело он ступает. У меня тоже есть свой адвокат. Нет, лучше не говори мне об адвокатах.

– Но что вы тогда посоветуете?

– Женись. Такому видному парню сделать это – сущий пустяк. Только не связывайся с бельгийкой. Найди себе восточную девушку с густыми черными волосами и большими горящими глазами – вавилонскую красавицу, родившуюся в Бельгии…

В университете я учился в одной группе с двумя красивыми девушками, которые всегда и везде были вместе. Я выбрал себе в подруги ту, которая первой согласилась пойти со мной в кино. Озорной взгляд карих глаз на скуластом лице не давал мне покоя днём, темно-русые волосы душили во сне. Но сила этого взгляда значительно уступала притяжению красоты ее более строгой светловолосой подруги. Почему же я не осмелился выбрать ту, что мне нравилась гораздо больше? Впоследствии моя темно-русая избранница глубоко переживала лёгкость, с которой я отдал ей предпочтение, и заподозрила меня в малодушии. Вскоре она изменила мне, и мы расстались. Прошёл год: игривый наклон головы и взгляд исподлобья изменницы потеряли фотографическую четкость, а вот тонкое лицо и прямые светлые волосы её подруги сохранились в памяти в неприкосновенности. В автобусе, по дороге в Брюссель, прижавшись лбом к холодному окну, я думал о том, как вернусь из-за границы домой и попытаюсь исправить свою ошибку.

Хозяин отеля услышал дверной звонок, поднялся и быстрым шагом пошел к выходу. Скрывшись из виду, он крикнул африканцу:

– Жак, проводи молодого человека в комнату номер шестнадцать, когда ему будет угодно.

Адвокат сидел на прежнем месте. Коротко подстриженная голова и выдающиеся вперед челюсти придавали его профилю хищническое выражение. Это впечатление, впрочем, смягчалось странной детскостью маленького лица. Его тело имело грушевидную форму. Очевидно, он нарушал все предписания своей профессии, ведя деловую беседу в баре, а клиенты особенно ценили его за это. Адвокат говорил, чуть наклонившись вперед, упираясь локтями в стол.

– Вам нужно составить простое описание событий по схеме «что, где, когда и почему». – Он принялся чертить что-то на бумаге, с трудом подбирая нужные слова. Его обремененный тяжелым акцентом, лишенный привычного голландского жаргона английский спотыкался. – Вот такая таблица из четырех колонок.

Девушка в голубом платке перевела сказанное бородачу. Они говорили между собой на чеченском языке. Согласные «х» и «ч» хрипели и взрывались на фоне долгих «а» и «я». Девушка с дрожью в голосе на неуверенном английском возразила адвокату:

– Как? Вы разве не прочитали четыре страницы нашей истории, которые мы вручили вам на прошлой неделе?

Дело, должно быть, принимало нешуточный оборот, но я не спешил уходить. Мне очень хотелось проникнуть в мысли беседующих, ощутить себя на их месте.

– Перевод нашей истории стоил большой суммы, – сказала девушка и многозначительно посмотрела на адвоката.

– Ваше дело примут на пересмотр, только если апелляция будет составлена по моей схеме. – Адвокат покраснел и заёрзал на стуле.

– А свидетельство о рождении, из которого ясно, что мы оба настоящие чеченцы?

– Сам по себе факт чеченской национальности не даёт права на статус беженца, – произнёс адвокат писклявым, почти обиженным голосом.

– Почему же тогда тысячи чеченцев и других кавказцев, самозваных чеченцев, получили этот статус? – Девушка в голубом платке с трудом и, похоже, случайно сложила слова в одну фразу и теперь не сводила глаз с адвоката.

Он, ничего не ответив, просто пожал плечами.

Проходящий мимо африканец с бокалом пива на подносе вмешался в разговор:

– Господин адвокат, вон тот молодой русский превосходно говорит по-французски и, наверно, согласится вам помочь в беседе с этими татарами.

Африканец указал рукой с подносом в мою сторону, я поспешно встал и подошёл к столику. Жак придвинул для меня стул. На его коричнево-розовом пальце сверкал алмазный перстень. Мне трудно было определить возраст Жака, но вблизи он выглядел значительно старше тридцати лет.

– Я готов помочь при условии, что ваши клиенты говорят по-русски, – взволнованно сказал я, забыв представиться. Меня немного лихорадило от энтузиазма: я собирался на деле применить свои знания и умения.

Чеченцы владели русским языком как родным. Мне даже показалось, что я их уже где-то видел. Эффект дежавю остаётся чаще всего необъяснимым. Так было и в этом случае.

Чеченец стукнул себя по груди ладонью и протянул её мне для рукопожатия.

– Объясни, пожалуйста, друг, этому балбесу, что я чистокровный чеченец из тейпа «Сливовая долина», – сказал бородач и хлопнул с размаху по папке с документами, лежащей перед адвокатом. – Там у него все бумаги.

Я перевёл сказанное, заменив слово «тейп» на слово «клан».

– Ну, это никуда не годится! – крикнул адвокат. – Они снова за своё! Я устал им объяснять, что, согласно закону, беженцам нужно предоставить факты преследований. Задача государственной инстанции – подвергнуть сомнению и разоблачить истинность этих фактов. Моя задача – указать на ложность разоблачений. При этом государственная инстанция никогда не берёт на себя инициативу поиска доказательств. Доказательства должны быть предоставлены самими беженцами. Для этого необходимо по крайней мере перечислить в хронологическом порядке события, предшествующие их бегству из страны проживания.

Я перевёл речь адвоката и с любопытством ждал ответа чеченских беженцев.