Кривая любовь

Кривая любовь
Вадим Валюков

Сборник стихов о любви и нелюбви… Состоит из пяти поэтических циклов, но можно прочесть и как один роман об отношениях между мужчиной и женщиной.

Тридцать третий круг

Жил да был некогда в Риге такой поэт Александр Чак, грустный выпивоха, изгой в литературных кругах, страдалец и плакальщик пропащих девок и портовых грузчиков. Был он завсегдатаем кабаков, подвальчиков, пропахших бенедиктином, пивом, килькой пряного посола и дешёвым табаком. Сквозь клубы дыма мир наплывал на него душным, размытым, нереальным. Видимо, поэтому броские, ошеломляющие строчки Чака поражали своей обречённостью на непризнание критиками и одновременно будоражили, раскачивали невесть откуда подступившее желание стать заступником обиженных жизнью.

Не знаю почему, но при чтении рукописи Вадима Валюкова «Рай и ад», Александр Чак несколько раз выглядывал у меня из-за плеча. Наверное, у ада в Риге и у ада в Чите много общего, только вместо бенедиктина – настойка, а вместо кильки – пирог с капустой. Перипетии же у жриц любви и вовсе схожи, невзирая на географические и временные различия. Разве что шляпки разные, а так их всегда спасают и не могут спасти…

Евгений Сигарев, член СП России,

заслуженный работник культуры РФ

Из предисловия к сборнику стихов «Рай и ад».

Из цикла «Весенняя лихорадка»

* * *

Ополоумевшая ночь

Рыдает горькими стихами,

Из дома – прочь, из дома – прочь,

Там пахнет тонкими духами.

Печально, страшно и смешно,

И не пойму: зачем, куда я,

Ведь исчезать тайком грешно,

Когда молва – хвостом – худая.

Остаться? Что ж, мне не впервой

Страдать и петь под пересуды,

Ночами слышать печки вой,

А вечерами – звон посуды.

Хотелось только бы понять

Откуда это безразличье!

Я вновь готов Её обнять,

Забыв обиды… И приличье.

Обломов

Свинцовый сон… Свинцовая луна.

В груди заместо сердца – мягкий слиток.

И вдруг в окне – Она, Она! Одна…

С букетом полусонных маргариток.

Как был – во двор, скорей, скорей обнять.

Прихожая!.. Веранда!.. Три ступени!..

Вот только б не заметил кто опять

Изящной, быстрокрылой женской тени.

Всё обошлось, и вот они одни.

Приветствия, вопросы, поцелуи!

Румянец на щеках, а глазах – огни,

В сердцах и жилах – бешеные струи!

Она спешит. Он на иголках весь –

Не дай Господь, нагрянет кто случайно,

И поползёт губительная весть,

Окутанная пошлой, скользкой тайной.

Бежит к саням – он смотрит ей вослед,

Не смея на секунду оторваться:

«Пошёл! Быстрей! Какой ужасный свет!..»

Как будто стихло. Можно отдышаться.

Поклонник

Персидский кот, букет мимозы,

Зелёной лампы робкий свет.