Хроники перелетных птиц
Вадим Зиновьевич Кудрявцев
Рассказ про существенные изменения и существенно изменяемых.
Поезд уныло выстукивал последний час пути, разрывая своим массивным телом застывшее зимнее подмосковное утро, неся отлучавшихся москвичей и будущих гостей столицы навстречу цели их путешествия. Несмотря на ранее утро, вагон уже давно ожил, проводница разбудила всех за полтора часа до санитарной зоны. Уже почти разбрелась очередь в и без того узком вагонном коридоре из людей в тренировочных костюмах, с полотенцами, висящими, как шарфы, на шеях, умывальными принадлежностями в руках и помятыми сонными лицами. Причем некоторые, не обременявшие себя с вечера изрядной долей алкоголя, умудрились встать еще раньше, умыться, набрать кипятку из титана и теперь пили чай, разглядывая в проем открытый двери последних жаждущих умыться. Далее шуршание и щелчки дверей купе, переодевание в «цивильное», сдача постельного белья проводнице и получение квитанций командировочными. Разбуженные дети еще не пришли в себя от прерванных сновидений и ведут себя как-то непривычно тихо и так покорно и молчаливо разрешают родителям накормить себя. Хлопает дверь тамбура, выпуская страдающих от утреннего никотинового голода и впуская уже довольных, но изрядно замерзших курильщиков. Уродливые грязные рулеты завернутых в матрасы подушек уже закинуты на верхние полки, и пассажиры, сидя на нижних полках, молча, поедают припасенную на утро снедь на неудобном столике купе. Все поминутно смотрят на часы на запястьях и экранах мобильных телефонов. Последние минуты тянутся особенно медленно, и каждый пытается придумать себя занятие: кто проверяет наличие "на месте" документов, кто в очередной раз читает бумажку с адресом места назначения, кто скрупулезно изучает схему метрополитена, водя пальцем по разноцветным ногам этого красочного паука.
Я вышел в коридор, встал у окна, отдернул занавеску и стал вглядываться в унылый серый и однотипный пейзаж за окном. Мимо проплывали какие-то небольшие пригородные станции, на перронах которых стояли люди, кутаясь в одежды и выдыхая белые клубы пара. Пятиэтажки, стоящие вдоль железной дороги, уныло смотрели в темень раннего утра прямоугольными глазами окон, машины вгрызались ближним светом в сереющую полосу дороги. Неестественно улыбающиеся белозубые люди на хорошо подсвеченном рекламном щите призывали купить что-то очень выгодно и прямо сейчас. Странно, точно такой же щит, с тем же человеком я видел и дома, различие только в адресе места, где вас с таким нетерпением ждут. В общем, дурят везде одинаково, причем одни и те же, только дураки разные. Потом за окном проплыли какой-то местный стадион, лоскутное одеяло гаражных крыш и труба котельной неопределенного цвета, от которой тянулись серые клубы то ли дыма, то ли пара…
Я смотрел в окно абсолютно отрешенным взглядом, и сигналы, которые посылали глаза в мой мозг, складывались в последнем без разбора и анализа. А в голове тем временем билась, как бабочка в стекло, одна единственная мысль, мысль, которая не давала мне долго уснуть ночью, заставляя крутиться и сползать со своей верхней полки вместе с матрасом. Я то включал свет и хватался за книгу, то выключал и снова пытался забыться сном. А мысль вот какая: я не мог понять или осознать, что уезжаю в Москву НАВСЕГДА! Даже не так. Я не мог понять, что уезжаю из своего города НАВСЕГДА, то есть все, что я пережил в этом городе, все что осталось в нем теперь – лишь история, причем история законченная. А знание улиц, проспектов и площадей, парков и маршрутов транспорта родного города теперь, как и любая другая бесполезная информация, может пригодится только при разгадывании каких-то кроссвордов в метро. И хотя говор, выдающий во мне жителя конкретного региона, еще некоторое время будет обращать внимание окружающих, все равно нити, связывающие меня с этим местом, разорвутся, и сейчас, стоя в поезде у замерзшего окна вагона, я уже слышу их непрерывный треск.
Мобильные телефоны завизжали разнообразными по сложности и громкости мелодиями, и однотипная информация о номере вагона, предположительном времени прибытия, названии гостиницы и планируемом сроке пребывания полилась по вагону, разносимая полусотней голосов, перекрикивающих друг друга.
– … Да, где-то через полчаса. Все, давай, поцелуй Кольку от меня. Вечером позвоню…
– … Так они бронь подтвердили?… Нет?… А что говорят?… Ну, и куда мне теперь прикажете?…
– … Да, да, четвертый вагон… Где-то минут через двадцать… Еще раз, в чем одеты?…
и т.д.
А я телефон даже не включил. А зачем? Я обо всем договорился заранее. Сначала к родственникам на Калужскую, брошу вещи, позвоню риэлтерам. Поедем посмотрим квартиру, и, хотя удаленно все вопросы мы уже обсудили, цены согласовали, поеду без вещей, чтобы, если вдруг что, потом не шататься с сумками от варианта к варианту. Позвоню домой, как выйду на перрон, тогда и включу. Домой… А что сейчас «домой»? Со старым я вроде простился, а нового пока не приобрел. Можно сказать, что дом – это там, где ждут и рады, куда всегда можно вернуться. Туда я и буду звонить, туда, где за меня волнуются, туда, откуда я так решительно отрываюсь.
Москва встретила суматошным движением машин, точнее, светом их фар, в хитросплетениях дорог и мостов, яркими огнями магазинов, ларьков и казино. Все это проплывало за окном нашего вагона и казалось каким-то нереальным, кадром из плохо поставленного кино, которое смотришь, а себя в происходящем не видишь и ощущаешь только по эту сторону экрана.
Поезд заметно сбавил скорость, и вот уже поползли узкие длинные площадки перронов. Встречающие стояли, задрав головы, пробегая глазами покрытые инеем окна вагонов, из которых на них смотрели пассажиры, также ожидающие встречи, и, увидев знакомое лицо, расплывались в улыбках и начинали махать руками. В ответ им махали из вагонов, дети прыгали, как напружиненные, опираясь на поручень перед окном, девушки слали воздушные поцелуи в направлении кого-то, громко смеялись и матерились молодые люди спортивной наружности. Только командировочные, особенно те, что ехали в одиночку, как-то безрадостно смотрели сквозь окна вагона и, видно, представляли себе уже суматоху с пересадками в метро, регистрацией в гостинице и поиском пункта назначения.
Состав издал финальный надрывный скрип и остановился. Проводница, продираясь сквозь уже скопившихся в проходе нетерпеливых пассажиров, обвешенных многочисленными сумками и чемоданами, увещевала, что, дескать, пропустите, все успеют выйти, вагон дальше не идет, но скопившиеся у двери теперь при всем желании не смогли бы освободить ей путь и потому просто стояли, позволяя просачиваться мимо себя.
Я торопиться не стал, спешить мне было некуда, поезд прибыл слишком рано и, учитывая тот факт, что основная часть моих московских родственников именно в этот момент судорожно собиралась на работу и в школу, мне каждая заминка была на руку. Да и риэлтеры едва ли готовы будут отправиться со мной на предполагаемое место моего дальнейшего обитания раньше десяти часов.
С грохотом открылась дверь вагона, поднялась металлическая перемычка, и люди стали высыпать на перрон, а те, что еще стояли в проходе с вещами, перебирать ногами, делая маленькие шажки к заветному выходу. Мы простились с попутчиками, пожелали друг другу "всего хорошего", и мои спутники, нагрузившись поклажей, двинулись к выходу. Я вытащил обе свои огромные сумки, купленные на большом вещевом рынке специально по случаю такого глобального переезда. Найденные дома «мощности» явно были недостаточны по размеру, так как были куплены под краткосрочные командировки и летние выезды на море. В набитом состоянии мои сумки напоминали атлетические снаряды, которые спортсмены должны были переносить на определенное расстояние, на время. Или речные понтоны на отдыхе, то есть ничем не нагруженные, лежащие на берегу. Я подсел под ручки сумок и стал неуклюже двигаться по направлению к выходу по сбитой в многочисленные складки вытертой дорожке когда-то бордового цвета, в к тому времени почти полностью опустевшем вагоне.
Перрон был уже почти пуст, и только несколько групп пассажиров со встречающими перераспределяли многочисленную поклажу. Мороз резко ударил в нос, я невольно поежился и медленно побрел в сторону спуска в метро, подбивая коленями туши сумок, как какие-то огромные футбольные мячи. Не доходя до лестницы, я вспомнил, что обещал позвонить по приезде, и нужно было сделать это теперь, пока я не спустился, и мобильный еще должен работать. Я включил телефон, набрал привычный номер с совсем непривычным префиксом города.
– Алло, да это я… Да, приехал, только что… Нормальные попутчики… Да… Ладно… Да, как устроюсь – позвоню… Хорошо передам… Да, да, все нормально… И голос нормальный… Ну, ладно, потом поговорим, сейчас еще все равно ничего не ясно. Все, пока.
Я спустился в метро и почувствовал себя огромным жуком, попавшим на натоптанную муравьиную тропу. Люди проносились мимо с сумасшедшей скоростью, почти бегом, ловко или почти всегда ловко огибая неподвижные препятствия, такие как ларьки, продавцов схем метрополитена, людей, раздающих рекламные листки и… меня. Я добрался до очереди в билетную кассу метро и с величайшим облегчением поставил сумки на пол. «Хорошо еще что зима»,– подумал я, – «и основные самые объемные теплые вещи на мне. С ними, конечно, свои неудобства, в поезде и, вообще, стою, вот сейчас, потею… Но как хорошо, что они не упакованы в сумки. В дополнительные сумки!». Очередь двигалась неспешно, как это обычно бывает на станциях, сопряженных с железнодорожными вокзалами. Очередной обвешенный сумками гость столицы обязательно попытается что-то узнать у кассирши, она ему невнятно через динамик ответит, что справок не дает, приезжий начнет просить, угрожать или просто хамить, ему что-то очень жестко и визгливо ответят, и он, раздосадованный, отойдет от окна, бурча себе под нос что-то о гостеприимстве. И весь этот процесс занимает какое-то время, так что очередь двигается очень медленно, шурша по полу перетаскиваемыми сумками. Но я, как уже сказал, никуда не спешил, да и перспектива оказаться с моими сумками в час пик в метро тоже не радовала, так что я спокойно ждал, когда же подойдет моя очередь. Купив билет и спустившись на перрон, я еще некоторое время ждал, пропуская несколько составов, надеясь, что придут поезда посвободнее, но после четвертого стало ясно, что в ближайшее время пустых вагонов не намечается, и я втиснулся в изрядно набитый вагон, вызвав неодобрительные взгляды пассажиров размером своего багажа.
В итоге, я добрался до Калужской и побрел к родственникам, по пути оценивая, насколько скоро этот город сможет стать родным или хотя бы совсем привычным. Родственники меня встретили сдержанно, никто не лез обниматься, и было видно, что мой приезд – совсем не веха, перевернувшая их устоявшуюся жизнь. Стоит, правда, отметить, что о зове крови с обеих сторон тут говорить не приходится, так как родственники достаточно дальние, и, несмотря на не слишком частую переписку и еще менее частые звонки, родственных отношений нет. Самое интересное, что их заинтересованность происходящим в нашей семье, поздравления и пожелания к различным семейным и государственным праздникам, осведомленность в датах рождения, выражаемые в довольно теплых и подробных письмах, никак не ощущается при личном посещении. При этом складывается впечатление, что пишут какие-то совсем другие люди, потому что иначе на лицо, мягко говоря, некоторая несогласованность.
Я сбросил сумки, отказался от не очень настойчиво предложенной еды и позвонил риэлтеру на мобильный. Мы договорились, где встретимся через полтора часа. Раньше никак не получалось, у нее были какие-то срочные дела. Назначенное место встречи было где-то в центре, то есть ехать вроде недалеко, но, учитывая крайнюю мою неосведомленность об этом районе Москвы (как, в общем-то, и обо всех остальных) и горький опыт попыток узнать в столице дорогу у прохожих в прошлые визиты, следовало выехать заранее.
Я снова вышел на улицу и побрел к метро, правда, уже налегке. Серый промерзший город как-то отталкивал меня, хотя, возможно, это я подспудно отталкивал его. В дни моих предыдущих приездов я ничего не испытывал к этому городу, во всяком случае, так остро. Да и зачем? Я понимал, что прибыл сюда на считанные дни с конкретной рабочей, а в свободное время и культурной целью, что все это не более чем приятная смена обыденной обстановки. Но теперь было другое дело. Я прибыл сюда НАВСЕГДА. Это слово пугало своей окончательностью и бесповоротностью. Было ощущение, что даже если все пойдет как-то не так, как нужно или как я себе это представлял и планировал, все равно вырваться отсюда, вернуться назад я уже не смогу. Попав в сети разноцветного паука метрополитена, выбраться – шансов нет. Этот город должен стать моим, и, чем быстрее этот процесс произойдет, тем быстрее я почувствую себя здесь комфортно. Но пока все получалось совсем наоборот: чем больше я прислушивался и приглядывался к этому городу, к улицам, мостовым, лицам прохожих, тем больше он меня пугал и отталкивал, и казалось, что так оно и будет, и никогда уже я не смогу его принять, а он – меня.
Найти место встречи не составило труда, и я зашел в какой-то магазин "с целью бесцельно провести", а точнее «убить» время – не стоять же на морозе, ожидая. Тем более, что нет гарантии, что риэлтер не опоздает. Я стал медленно прохаживаться вдоль красочных полок, набитых разнообразными продуктами, свезенными в этот магазин со всех уголков мира, периодически подходя ближе и читая ценник, как в музее табличку с именем автора, названием картины и годом написания. Время упорно не хотело идти, я поминутно смотрел на экран своего мобильного, надеясь увидеть, что время встречи неуклонно приближается. Увы, казалось, что цифры застыли, или часы стали, или батарейки сели, или… ну я не знаю, что "или", но время так медленно идти не может. Когда я готовился к этой поездке, я все время ничего не успевал. Нужно было сделать много важных вещей, назначить уйму необходимых встреч, посетить десяток учреждений, сделать сотни звонков. И время летело, проглатывало часы, жалило каждой уходящей секундой. И все мелькало: лица, бланки, справки, вещи. На работе так и не успел все «хвосты подобрать», с друзьями не успел напоследок как следует выпить, хотя, честно говоря, на это и настроения не было.
А тут время стояло, как вкопанное. Я дефилировал между магазинными стеллажами и рассеяно изучал ассортимент случайно посещенного мной супермаркета. Охрана уже стала обращать на меня внимание и странно так коситься. Мне стало неловко, я взял небольшую коробочку какого-то сока и несколько уже готовых бутербродов с копченой колбасой, которые должны были скрасить хоть несколько из бесконечных минут ожидания, расплатился и вышел на улицу. Мороз снова неприветливо встретил меня, и глубокий вдох обжег горло ледяным воздухом. Есть вообще не хотелось, а уж на морозе и подавно, но перспектива носить эти скудные вынужденные покупки в руках остаток дня тоже не радовала, поэтому я начал без энтузиазма поглощать купленные мною продукты. До назначенного времени встречи оставалось еще полчаса, и решение пойти куда-нибудь прогуляться из расчета 15 минут туда и столько же обратно так естественно родилось в моей голове. Тем более и процесс поедания на ходу приобретал какую-то осмысленность в глазах прохожих, вроде человек так спешит, даже ест на ходу. Хотя то, что обо мне подумали окружающие, в тот момент меня волновало меньше всего.
К счастью, Светлана, так звали девушку из риэлтерской компании, приехала вовремя. По оговоренному цвету и типу одежды мы без труда узнали друг друга.
– Вы знаете, люди, которые сдают эту квартиру, – затараторила она,– буквально вчера забрали все необходимые им вещи, так что если вас данный вариант устроит, можете прямо сегодня туда перебираться. Поедем, посмотрите и, если вам подойдет, договоры у меня с собой, прямо там и подпишите, и я вам сразу же отдам ключи. Хорошо?
– Меня устраивает, – кисло отозвался я.
Мы ехали в метро и разговаривали, перекрикивая гул, склоняя голову к собеседнику, чтобы хоть как-то слышать реплики друг друга. Разговор был ни о чем, обычный пустой треп незнакомых людей, волею сложившихся обстоятельств вынужденных совместно проделывать неблизкий даже по московским меркам путь.
– Как доехали? – вежливо, но довольно громко осведомилась она.
– Нормально. Холодно тут у вас.
– Я так понимаю, что теперь и у вас, – она улыбнулась. – Знаете, это еще не мороз, бывает холоднее. Нечасто, но бывает. А у вас там намного теплее?
– Как вы правильно заметили, у меня «там» уже нет. Хотя в месте, откуда я приехал, сейчас плюсовая температура. Знаете, может быть, вы лучше мне что-то расскажите о квартире, которую вы предлагаете мне снимать?
– В принципе, вы сами скоро все увидите. Что вас конкретно интересует? Мы же вроде по телефону почти все детали оговорили…
– Я хотел бы услышать мнение не продавца, а осведомленного на московском рынке недвижимости человека. Какое ваше личное мнение об этой квартире, как сейчас принято говорить, по показателю «цена/качество»?
– Если честно…, – она сделала небольшую паузу, как будто задумалась, – если честно, на мой взгляд, это хороший приемлемый вариант. То есть не супер, но варианты супер нужно очень долго искать, ждать и то, если повезет. А вам, как я понимаю, нужно поскорее. Так что не сомневайтесь. Если уж вам не понравится эта квартира, то другие предлагаемые варианты, на мой взгляд, значительно хуже. Дело, конечно, ваше, и вы, естественно, можете усомниться в моих словах как продавца, но вы сами попросили высказать мое личное мнение.
– Да, конечно…
Женский голос задорно объявил очередную станцию и предупредил, что двери закрываются.
– Сколько нам еще остановок? – спросил я.
– Нам до конечной. Сколько остановок точно не помню, можно посмотреть вон на карте, если интересно. Но ехать еще приблизительно минут двадцать.
Остаток пути мы ехали молча. То ли нам надоело перекрикивать постоянный шум, то ли просто разговаривать было не о чем. На конечной станции мы вышли и пересели на маршрутку. Водитель, одетый не по сезону в осеннее и в кепке, подождал пока все места не заполняться, попросил передавать оплату, включил какую-то кассету с подборкой каких-то жутких безвкусных и бездумных песен, и мы поехали. Меня всегда удивлял тот факт, что ни в одной маршрутке, ни в одном городе я не слышал какой-либо «человеческой музыки», особенно на водительских кассетах. Ну так же не может быть, ведь есть же наверно статистика, какую музыку слушают люди и в каких пропорциях. Так ведь водители маршрутных такси и автобусов тоже должны подпадать под те же законы и распределения…
Но вопреки статистике они слушают всякую дрянь, причем на протяжении всего маршрута. Может их именно по этому принципу отбирают на работу? Во всяком случае, другое объяснение мне в голову не приходит.
Ехали мы еще минут двадцать, потом минут семь шли пешком. В итоге мы подошли к девятиэтажке восьмидесятых годов постройки, поднялись на шестой этаж и вошли в обтянутую темно коричневым дерматином дверь с позолоченным числом «105» и синей кнопкой дверного звонка. Светлана проворно открыла дверь, и мы очутились в однокомнатной квартире, минималистично обставленной еще советской мебелью, явно привезенной хозяевами от родителей или знакомых конкретно для сдачи. В целом квартира была чистой и ухоженной. Я зашел в ванную и открыл кран с красной отметиной на ручке, из которого хорошим напором с шипением полилась горячая вода.
– С водой здесь все в порядке, – сразу прокомментировала мой поступок Светлана.
Я побродил по квартире, хотя слово «побродил» подразумевает много большие площади. Открыл дверь туалета, унитаз на месте, закрыл дверь. На кухне открыл дверцу шкафчика, там пусто, закрыл. Я толком не понимал, что же мне и где нужно смотреть. Может вкрадчивые съемщики бросаются оценивать состояние вентилей и возраст стояка холодной воды?
Светлана всюду ходила за мной и что-то рассказывала и комментировала, хотя ее информация вряд ли несла что-то действительно ценное. Сделав пару кругов по маршруту "комната–кухня", я остановился и, пожав плечами, сказал: «Да, вроде нормально». «Вот и отлично! Будем подписывать договор?», – с живостью отозвалась Светлана.
Я пару раз прочел предлагаемый фирмой договор, суть его мне показалась ясна, все детали мне рассказали по телефону, когда я еще звонил из другого города. На неискушенный взгляд подводных камней не было, во всяком случае, я их не заметил. Я еще раз зачем-то пожал плечами и подписал оба экземпляра.
Светлана была явно довольна, что, конечно, не могло не настораживать.
– Ну вот и все, – сказала она, сияя, – поздравляю вас с удачной, если так можно сказать, обновкой. Давайте рассчитаемся, и я побежала. Вот ключ, – она вынула из сумочки ключ и положила его на тумбочку рядом с телевизором.
Я вынул из внутреннего кармана пиджака заранее приготовленные деньги, заранее оговоренные, несколько раз пересчитанные. Еще раз пересчитал уже при Светлане: первоначальный взнос, услуги риэлтеров. По мере пересчитывания денег заметил, как перешел от «мною скопленных» к «мною занятым», печально отметил тот факт, что из привезенных с собой скопленные занимают лишь небольшую часть и, более того, вот они уже и закончились. Дальше буду жить в кредит.
Светлана пересчитала отданные мной деньги и, еще раз поздравив меня с выгодной для кого-то из нас сделкой, удалилась.