Зара Булата. Повесть

Ветер закрутил снежную пыль во дворе Булата и завыл, словно матерый волк, смертельно раненный в неравном бою. Сирдин рвался из конюшни и тревожно ржал.

В косматой папахе и в одной черкеске чернее сегодняшней ночи, появился у двери дома Булата Висит, за ним бежала растерянная Зара, лишь ветер трепал ее черный платок, словно пытался задержать ее хоть на миг.

– Ваша! Ваша! – стараясь не выдать своего волнения крикнул Висит, приближаясь к тому,

– — – — – — – — – — – — —

Паднар 1- просторная деревянная кровать, лежанка у горцев.

– — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – —

кого он почитал за отца.

– Дада!.. – словно, онемев, застыла за спиной Висита Зара.

Сложив свои могучие руки, как и подобает богатырю, возлежал на лежанке старик Булат. Казалось, что он заснул на миг, пока его дочь не вернется с любимцем его Виситом. Лишь приглядевшись, с трудом можно было заметить, что старик не дышит. Словно осиротевшие

малые дети, растерянно опустив головы, стояли рядом Висит с Зарой.

По широкому двору Булата метался, Сирдин, вырвавшийся в это время из конюшни. Казалось, он хочет остановить свирепеющий ветер, словно тот один был виною этого несчастья. Но коню это никак не удавалось. И Сирдин словно понял это, остановился посреди двора и опустил свою гордую голову.

И на могиле старика-богатыря Булата они часто стояли втроем. Висит с Зарой вскинув руки в молитве и конь, опустив голову и чуть шевеля губами, словно повторял про себя слова молитвы.

Зима выдалась в этом году морозной и снежной. И весна, словно ее не хотела отпустить зима, была прохладной и на редкость дождливой. Зара жила одна в своем печальном доме. Ночевать с ней присылали родственники и соседи своих детей-подростков. Днем же Висит приходил к ней каждый день.

Печальней первой и не менее холодной наступила следующая зима и уже подступала все ближе к весне. Со дня смерти старика Булата прошел год с лишним. Висит, как и раньше каждый день приходил проведывать Зару. Однажды ближе к вечеру, уже не первый раз, Висит, неожиданно вспомнив, спросил девушку:

– Зара, мне все не дает покоя мысль. Кажется, что ваша, в тот последний день… хотел поведать мне что-то важное. Я очень виноват, что в тот вечер не оказался рядом с ним. Я обязан был… моя вина. Может, ты знаешь что-нибудь? О чем же он хотел мне сказать?

Из глаз девушки скупо, блеснув, словно звездочки покатились слезы. Как могла девушка-горянка сказать молодому человеку, которого она, теперь-то ей было ясно, вне всяких сомнений, любила больше самой жизни, о последних словах отца, о его завещании. Не могла горянка позволить себе сказать юноше, что отец завещал Заре выйти замуж за него, за Висита. Она скорее согласилась бы умереть… Промолчала Зара в ответ и в этот раз. А Висит понял, что девушке неудобно говорить, хотя и чувствовал важность тех слов. С этих пор уже больше молодой человек не задавал такого вопроса девушке.

Наконец вступила в свои права весна и расцвела, пытаясь хоть запоздало, но душевно порадовать людей. Но страшная весть, дошедшая к тому времени до гор, омрачила и эту божественную радость.

Царские войска уже в который раз вторгались в пределы земель свободных горцев, и кидало в жестокую мясорубку войны бесчисленное множество своих рабов-солдат. Царские приспешники давно превратили свой собственный народ в бесправного раба. Крестьянина могли продать как собаку, нередко и обменять несколько крестьян на одну породистую собаку. Солдаты, с детства познавшие свое рабское положение и место в жизни, и в мыслях не допускали непослушание офицерам, хотя они и не могли не видеть бесчеловечность и несправедливость этих войн. Свободолюбивые горцы, не признающие неравенство человека перед человеком, во всех газетных строках, в своих указах и официальных заявлениях царскими холуями с брезгливой пренебрежительностью назывались недочеловеками и дикарями. Люди с плебейским мышлением, по сути дела рабы до мозга костей, называли истинно свободных людей дикарями и, всю свою огромную рабскую военную машину направляли на уничтожение целых селений, всего населения вплоть до грудных младенцев. Но ложь царских злодеев была чудовищно огромной, и во всем мире верили их заверениям, будто они несут только культуру диким народам. Словно чуждую культуру можно внедрить, не уничтожив предварительно, уже имеющуюся культуру. В этом жестоком мире важно лишь обвинить, создать образ врага, а затем явить себя спасителем мира, жесточайшим образом уничтожая, уже очерненного человека. А погибал не только свободный народ, но и гибли единственные зачатки истинной свободы во всем мире, у которого этот так называемый цивилизованный мир мог бы, будь он хоть чуточку прозорливей в своей цивилизованности, перенять образ воистину реального демократизма.

Равнинные сородичи горцев просили горных соплеменников о помощи в войне против орд захватчиков, в десятки раз превосходящих их по количеству и вооружению. Уже были разрушены и сожжены дотла многие равнинные селения. Злобные орды захватчиков двигались к селениям, находящимся у подножья Черных гор.

В горном селении немедля начали собираться удальцы на помощь равнинным братьям. И было бы удивительным, если бы одним из первых среди тех достойных молодцов, не оказался Висит. Перед отправлением на войну Висит заехал к Заре, но храбрый воин в эти минуты с трудом находил слова утешения для девушки.

– Как и ваша я вынужден оставить тебя одну, Зара, моя милая сестра! – говорил он виновато.

Но девушка не проронила ни слезинки, она была горда за своего Висита.

– Да будет удачным твой нелегкий путь! Пусть Всевышний Дела хранит тебя и твоих собратьев! Пусть в бою рука твоя будет быстрой, а поступь твердой! – напутствовала девушка храбреца.

Наутро Зара со всеми односельчанами проводила воинов всадников, отряд которых был сколочен из добровольцев на скорую руку. Горцы очень спешили, и прощание с родными и сельчанами было недолгим.

А Зара до самого вечера усердно хлопотала по хозяйству. Вечером, лишь сумерки спустились на землю, прошлась она по соседям и попросила их присмотреть за домом и за живностью в их дворе. Лишь о том, сколько времени им придется смотреть за домом и сколько времени ее не будет, девушка не сказала ни слова. А соседям, если они хорошие соседи, о таких вещах спрашивать и неудобно.

После полуночи, когда погруженное в сон селение затихло, Зара оседлала своего Сирдина. В одну из своих лучших юношеских черкесок нарядилась девушка, приготовила оружие так, как ее с детства учил ее достойный отец. Запасы пороха были надежно защищены от сырости, вычищенное до блеска необычно длинное кремневое ружье спрятано в чехол. Огромный отцовский лук (к тому времени незаслуженно забытый воинами, предпочитавшими в бою лишь грозные кремневые ружья) и два колчана с короткими и длинными стрелами, несколько круглых глиняных кувшинчиков с горючей смесью прилажены к седлу коня. Проверен и надежно спрятан во внутренний карман и кремень-зажигалка. Была готова и, невиданной величины по тем временам, подзорная труба в специальном футляре. Шашка дамасской стали была наточена долгими ночами так, что подброшенный носовой платок, опускаясь на острие лезвия, легко разрезался на две половинки. Знаменитый кинжал мастеров из Дарго на наборном ремне завершал все приготовления. Привычным движением села она в седло и дала волю своему нетерпеливому другу, учуявшему дальнюю дорогу. Словно тень в ночной тишине выехала юная Зара из селения, и еле уловимый цокот копыт Сирдина удалялся с поразительной быстротой в неведомую даль.

Лесистые горные вершины угловатыми ступеньками устремились вниз к равнине. Среди свежей зелени, листвы, множества цветущих плодоносных деревьев, во власти пьянящей чистоты горного воздуха, спускалась Зара на своем Сирдине, преодолевая один горный хребет за другим. С видневшихся вдали снежных гор с воем устремилась горная река, извиваясь змеей, по ущельям, словно бурливые волны ее тоже стремились достичь царских злодеев и тут же сразиться с ними не на жизнь, а насмерть. Вдоль этой горной реки по старой дороге ехала Зара на своем коне. Девушка опытным глазом замечала следы лошадиных копыт, уехавших вперед всадников Висита. Не раз отец на охоте учил ее слушать, изучать лес, различать следы разных зверей.

Сирдин редко переходя на быстрый шаг, скакал, а Зара доверилась коню и была погружена в свои думы. Скоро девушка по свежести следов от копыт стала замечать, что ее конь ближе к утру стал нагонять ушедших вперед всадников. Предчувствие не подвело девушку. Скоро она почувствовала запах дыма. Должно быть, отряд горцев на ночь устроился на отдых, и благодаря этому Заре удалось нагнать их. Но девушка вовсе не стремилась встретиться с односельчанами, поэтому она с этих пор придерживала коня. Сирдин понял намерение девушки и пошел крадучись, как он это искусно умел делать. Теперь и на близком расстоянии не было слышно цокота копыт коня. По запаху дыма от костра определив расстояние до отряда, Зара остановила Сирдина, расседлала и отпустила его пастись. Девушка и сама перекусила, затем, положив седло под голову и накрывшись буркой, прилегла, чтобы немного отдохнуть.

Первые лучи солнца касались верхушек деревьев, когда Сирдин легким прикосновением разбудил Зару. Девушка присела, дотянувшись рукой, благодарно погладила коня и прислушалась. Острый слух девушки уловил недалеко внизу в ущелье еле слышимый шум удаляющихся копыт вперемешку с шумом бурливой волны. Девушка, не мешкая, оседлала своего нетерпеливого друга-коня и направилась следом за удаляющимся отрядом, соблюдая, однако приличное расстояние. Оттеняя упорное свечение Утренней звезды 1, солнце быстро осветило землю. Из-за шума бурливой волны, бегущей раздвигая перед собой густые леса, трудно было различить топот копыт отряда всадников. Но они не скрывались, ни от кого, враг был еще далеко, поэтому всадники громко переговаривались и ехали довольно шумно. До выхода из ущелья оставалось, по-видимому, не так уж и далеко. Это можно было определить и по более или менее притихшей волне реки, немного убавившей свой пыл. Сирдин вдруг начал неизвестно по какой причине резвиться и радоваться чему-то. Но скоро Зара заулыбалась, поглаживая коня по выгнутой шее. Она поняла, что выросший на равнине за Тереком конь, учуял родную стихию.

Было уже ближе к полудню, когда вдруг, словно в раскрытые ворота вышли горцы и, незаметно пробирающаяся за ними Зара, из ущелья на равнину. Река, стесненная в горах скалистыми берегами, на равнине разлилась и потекла широко, и невозможно ее было узнать прежнюю бурливую и норовистую. Распирая невысокие берега, по обе стороны реки тянулись неширокие долины. Извилистая дорога все еще шла вдоль невысокого берега реки, но среди могучего равнинного леса.

Несколько ниже на берегу этой довольно большой горной реки должно было находиться равнинное селение. К этому селению и направлялся отряд в триста всадников, впереди которого ехал Висит. Дорога была не очень широкой, так что на ней могли поместиться лишь по два всадника рядом, поэтому отряд довольно растянулся. Всадники рассчитывали в этом ближайшем селении отдохнуть и выяснить обстановку. Селение лежало довольно далеко от Терека и от главной вражеской крепости, в которой царские войска находили убежище от внезапного нападения горцев. У некоторых горцев в этом селении жили дальние и близкие родственники. Рядом с Виситом ехал черноокий, юноша по имени Ваха. У Вахи была девушка в этом селении, на которой он собирался жениться. Девушка была светловолосой и светлоглазой с красивым именем Зезаг. Стройный высокий юноша был на два года моложе Висита, несмотря на это между ними были дружеские отношения. Ваха не раз ходил с Виситом за Терек и, несмотря на свое тонкое по-девичьи красивое лицо, юноша не раз показывал чудеса храбрости в многочисленных схватках с казаками. И вороной конь Вахи хорошо знал дорогу в калмыцкие степи.

Всадники ехали без всякой опаски и маскировки, шутили и весело смеялись, зная, что враг еще далеко. Да и зачем им скрываться от кого бы то ни было, ведь они ехали по земле, где тысячелетиями жили их предки. По всей видимости, до селения было совсем близко. Вдруг едущий впереди Висит поднял руку заподозрив впереди какую-то опасность. Всадники разом напряглись и были готовы к любому обороту событий. Они вмиг рассредоточились, в том числе и по густому лесу. В селениях, разбросанных по этим лесам, жили храбрые воины, и никакой опасности тут быть не могло, но воины горцы привыкли быть готовыми к схватке в любую секунду.

– — – — – — – — – — – — —

Утренняя звезда 1 – Венера.

– — – — – — – — – — – — – — – — – —

Висит опустил руку, заметив двоих всадников-разведчиков, скачущих навстречу. Это были Эрзу и Леча, очень смелые и резвые юноши семнадцати-восемнадцати лет. Они были словно

глаза и уши баьччи, юноши-разведчики всегда тенью следовали впереди отряда и знали все о противнике. А баьччой своего отряда горцы негласно выбрали Висита. Если бы впереди отряда Эрзу встретил даже семиглавого сармака 1, он не растерялся бы, юноша всегда докладывал обстановку баьччи с улыбкой на устах, показывая ряд ровных белоснежных зубов. Могучий юноша Леча, в отличие от напарника, всегда был угрюмым, напускал на себя важность, словно хотел показаться немного старше, чем он на самом деле есть. Юноши, подскакавшие на взмыленных конях, почему-то были чем-то сильно расстроены. Было непривычно видеть и Эрзу без своей знаменитой улыбки, его темные очи горели огнем гнева и возмущения.

– Что с вами случилось, онемели что ли? Вы что встретили там впереди девятиглавого сармака? – потеряв терпение спросил юношей Висит.

Но несправедливо обвинял Висит парней. Эти парни не испугались бы, появись там впереди и сам девятиглавый сармак, о котором упомянул Висит. Они были столь отчаянны и храбры, что могли бы срубить кривой рог на лбу страшного сармака и принести Виситу, если бы это потребовалось от них. Но юношей на этот раз было не узнать, словно их подменили.

– Женщины… дети… там…, – осекся на полуслове Эрзу.

– Селение, что впереди нас, враг разрушил полностью. Нам навстречу идут женщины-беженки с детьми, чудом спасшиеся от злодеев. Они направляются в горы, чтобы спастись, – коротко и мрачно объяснил Леча Виситу,

– Где они? Покажите, – резко тронул своего коня Висит.

– Недалеко! – крикнул Эрзу и ринулся на своем вороном впереди Висита.

Леча тоже нервным движением ног тронул своего коня вдогонку напарнику. Скоро всадники увидели удручающую картину. По заросшей старой лесной дороге шла толпа женщин и детей более трехсот человек. По всей видимости, многие из них были ранены. Заметив всадников горцев, женщины несколько успокоились и решили отдохнуть под прикрытием воинов. Они разбрелись меж деревьев и устроились в густой траве. Должно быть, они сильно устали, убегая от гибельного места неравного сражения. Старушка Сану с перевязанной рукой и девочка-подросток, помогавшая старой женщине идти, тоже присели недалеко в траве под деревом. Висит, ехавший впереди отряда, соскочил с коня на землю, не дожидаясь пока тот остановится, и быстро подошел к женщинам. Вокруг слышен был плач голодных, перепуганных детей, женщины беззвучно плакали, утирая слезы концом платка.

Висит теперь и сам расстроенный не меньше чем Эрзу, бросил взгляд окрест и покачал головой. Он подошел к старушке Сану и опустился на одно колено.

– Баба 2, сильно тебе поранило руку? Болит? Хорошо перевязана рана? – спросил Висит старушку.

– Рука-то не сильно у меня болит, кант, душа болит видеть это незаслуженное горе людское. Что этим царским нелюдям от нас нужно? Неужели их родили матери? На рассвете окружили злодеи наше селение и начали палить по нам из пушек. Сколько хороших людей убили эти свиньи! Какой грех совершили! Дотла спалили они ни в чем не повинное селение… и детей малых и стариков…, – слезы градом покатились из ее глаз, должно быть она долгое время их сдерживала, чтобы не показывать слабость женщинам, которых она вела за собой.

– А где мужчины селения? Остался ли кто в живых, баба? – виновато опустил голову Висит.

– Многие мужчины, женщины в том числе, и подростки дрались и пали в неравном бою… Нам неизвестно, кто из них выжил, кто погиб… Но из этого ада вряд ли кто вышел живым…, – слезы давили горло старушке, ей было трудно говорить.

Давая старой женщине отдохнуть и перевести дыхание, Висит поднялся и посмотрел вниз