Это самое (сборник)

    1977

«Перелетным давно пожелал: “До скорейшего!..”…»

Перелетным давно пожелал: «До скорейшего!..»
Воробьи завершили войну за скворечники.

На руке твоей пальцы – беда с психологией! —
я губами считал. Миллион. Все холодные.

На пальто бирка трепаная «Made in Holland»
означает, наверно, что «Сделано в Холод».
Да и все, что сказал я, весьма беспокоюсь,
шито белыми нитками. Инеем то есть.

«Не подумай: скупец-маньяк…»

Не подумай: скупец-маньяк.
Я бы отдал всё тебе, всё…
Только нет ничего у меня.
Только руки, сердце, висок.
Да вместо именья над речкой —
местоименья, наречья.

Да еще на подметках пыль
тех дорог, что к тебе вели…
Вот и всё, что я накопил.
Не успел потерять. Вели! —
И всё, как ветер огню,
предам. А верней, верну.

Эрзац-заяц

Заяц желтый – скок по потолку.
Скок… скатился кубарем по шторе…
Хорошо мне. Правда, я не лгу,
хорошо…
От чашки кофе, что ли?
От того, что заяц – скок да скок?
От того, что солнечный он, заяц?..
Впрочем, как бы это не тоской
по чему другому оказалось…

«В наличии все атрибуты…»

В наличии все атрибуты:
двустворчатая, как тиски,
дверь с анаграммою в три буквы,
славянским символом тоски,
с инструкцией, что запрещает
в кабине смех, куренье, флирт,
и зеркалом, где всяк с прыщами
себя увидит. Словом, лифт,
что, исключая дни поломок,
туда-сюда, верней, вверх-вниз
жильцов, гостей, котов, болонок
перемещает, гуманист.

Какое чудо! Нужной кнопки
нажатие, и ты уже,
не утрудив нисколько ноги,
стоишь на нужном этаже.
Однако я живу на третьем,
оторван от земли едва:
и видит Бог, не жажду встретить
там, в зеркале, я № 2.
И потому порою маюсь,
однако, слабость утаив,
самодержавно подымаюсь
при помощи своих двоих…

Буксующей машины фары
мигают, радужно искрясь.
Ату, грядущие татары!
Или туман вам застил грязь?
Так соберите чувства-мысли,
дабы постичь, что, злись-не злись,
асфальты русские раскисли,
да и ботинки расползлись.
Да и пальто до основанья
промокло – убеждаюсь в чем,
ключ из кармана доставая
и пальцы омоча ключом.

Но что творится в этом доме
со мной, с основами основ?
Лифт отвечает как термометр
на приключившийся озноб,
когда безлюдная кабина
взмывает в вышину стремглав.
Как это объяснить? Обидно,
не мистик я… И дверь, и мгла,
и ключ, и так в подъезде тихо,
что слышимо – который год! —
дыханье судеб-сталактитов
под капельницей непогод.

    1977