Воспоминания. Размышления о былом

Лозняк был высокий, густой и тянулся он далеко-далеко, вдоль всех огородов. Родители боялись, что в них детям можно заблудиться. Весной он заливался широко водой. Мы, дети, боялись туда ходить одни и далеко заходить в заросли. Нам говорили, что там могут быть волки. Может быть, нас так пугали, чтобы мы туда не ходили. А может быть, и в самом деле.

К лозняку с одной стороны подступал лес, который мы называли «дубровка».

В свой сад я любил ходить с дедушкой Федей. Там были яблони, груши, много слив и других чудес. Он любил мне показывать свои прививки, точнее, привитые деревья, где на одном дереве можно было видеть плоды нескольких сортов. Он был рад показывать мне плоды своего труда. Я же с широко раскрытыми глазами и ртом смотрел на все эти диковины и чудеса.

Я не мог поверить, что всё это он сделал сам. Слив в саду было много, и все плоды на них были крупные, янтарные, разных оттенков. Одна груша мне очень нравилась. Называлась она «Дуля». Почему она так называлась, я не знаю. Может быть, он мне об этом и рассказывал, но я этого уже не помню. Скорее всего, это такой сорт груши. Дерево это было очень высоким. Может, мне тогда так казалось. В детстве всё кажется большим, а посмотришь значительно позже – оказывается таким маленьким. Но всё же, какие это были груши!

Когда они созревали, то они просвечивались. А если спелая груша упадёт на землю, то получается лепёшка. А какие они сладкие и вкусные! Словами не передать… Были, конечно, там и другие сорта. Мне очень нравилось ходить в сад, где можно было и погулять. Мне нравился здесь ещё один уголок. Каждый год там засевали небольшой участок земли коноплёй. Конопля вырастала очень высокой, до двух метров. Хотя мне и доставалось за это, но я любил в ней прятаться. Зайдёшь туда, и ты будто в лесу. Так это было интересно!

Я же меньше всего думал о том, что я ещё и топтал её… Сейчас эта культура в опале. Тогда и понятия не было, что такое наркотики и кто такие наркоманы. Коноплю использовали широко. Из неё делали замечательное масло. Зерном кормили птицу, цыплят. Да мало ли где её применяли. Как меняются времена…

Каждый вечер весной мы, выйдя на крыльцо, заслушивались замечательными многочисленными коленами любимых песен соловья. Затем шли за ворота, садились на лавочку и слушали эти трели до позднего вечера. Какие это были тёплые весенние незабываемые вечера! Это продолжалось до тех пор, пока его подруга не села на гнездо на наличнике окна и не начала высиживать малышей. Надо сказать, что был не один певец, который пел в нашем саду.

У соседей тоже был сад, и он был больше нашего. Там тоже был свой любимец и наш «соперник». Соперничая между собой, соловьи нам поднимали настроение.

У меня есть брат Владимир, он старше меня на пять лет. Он меня наставлял, учил уму-разуму и всем детским достижениям. Он уже учился в школе. В свободное время и в выходные дни старшие ребята, и я вместе с ними, ходили на реку купаться.

Река Сейм была от нашего дома примерно в двух километрах. С нашей стороны берег местами был пологий, а перед ним – широкая пойма, заросшая лозой (кустами ивняка), вереска и другими кустарниками. Там, где мы купались, берег с противоположной стороны был обрывистый. Вдали виднелся лес. С нашей стороны место для купания было замечательное. Было мелководье, то есть «лягушатник», именно для таких, как я, и было поглубже – где ребятам с разбега, с обрыва прыгать вниз головой.

В общем, это место никогда не пустовало. Вода в реке всегда была чистой и прозрачной. Местами было видно дно. Видны были стайки рыбёшек, шустро шнырявших около водорослей. У противоположного берега были заросли ивняка и ольхи. Внизу, в тихих заводях поверх воды плавали лопушистые листья, жёлтые и белые большие кувшинки… И в этом месте вода была чистой и прозрачной. Было видно освещённое солнечными лучами дно, которое местами заросло зелёными водорослями. А между ними, в пятнах, где нет травы, сновали довольно крупные рыбёшки и сверкали своими красными плавниками.

Как интересно мне было наблюдать за жизнью под водой! Да, всё окружающее меня, было красиво и интересно. Как я любил ходить к реке! Это красивейшие места. Вдоль всего побережья густые и редкие заросли кустарников.

Весной, когда зацветёт ива, на лугах, в низинах целые островки её на солнце горят золотистыми пушистыми шариками. Чуть позже появляется масса птиц, в том числе и наших знаменитых Курских соловьёв. И тогда они все радуют всю округу своими прекрасными песнями. Иногда мы, ребята, забредали на луг, и в ивняке играли в прятки, в казаков-разбойников. Очень красив луг, и я часто с отцом приходил сюда, чтобы посмотреть, когда он заливается водой. Это называется «половодьем».

После того как вода уходит, и Сейм входит в свои берега, на лугах остаётся много ериков, низин, заводей мелких и глубоких, откуда вода не смогла уйти. Мы в это время ходили туда ловить рыбу, которая зазевалась и не успела уйти вместе с водой в реку. Много оставалось в таких местах щурят, карасей, окуней, краснопёрок, линьков и другой рыбёшки. Ловить её было очень просто. Мы выбирали небольшой неглубокий очаг, и начинали ногами мутить воду. Всё население этого водоёмчика старалось всплыть кверху, чтобы подышать. И все их спины были видны. И нам оставалось только их брать голыми руками.

Особенно много попадалось щурят разных калибров, иной раз и линьки, и прочая мелочь. Я очень любил эту мою детскую увлекательную рыбалку. Хотя родители боялись нас отпускать на такие мероприятия. Позже мы ходили на луг за черемшой. Как интересно её искать среди травы! Пустыми мы никогда не возвращались домой.

Мне очень нравился луг, не только тем, что здесь природа изумительная, неповторимая, но и тем, что здесь, на пойменном лугу растёт и цветёт такое количество различных цветов. На них смотреть одно удовольствие. Это надо видеть! В ясную солнечную погоду, как невесты в белых нарядах, разбежались по лугу ромашки. Небольшой ветерок колышет колокольчики на высоких тонких ножках. И кажется, что они издают тонкий-тонкий звон. Они повсюду: и там, и тут. Их голубое сияние так радует глаз! И множество ещё всяких цветов. До сих пор вся эта диковинная прелесть стоит перед глазами. Будто я их вижу сейчас.

Однажды меня взяли на дальнюю луговину. Там был у нас участок луга, где надо было косить траву для коровы на зиму. Это был наш сенокос. Ушли мы туда надолго, чуть ли не на весь день. Мама взяла с собой всякую снедь: хлеб, варёные яйца, сало, лук и всё прочее. Дедушка говорил, без этого много не наработаешь. Мне нравилось, как он, широко взмахивая косой, укладывал траву в широкие ровные ряды. Как приятно звенела в его руках коса – «вжик, вжик, вжик». Мне он говорил: «учись, внучок, подрастёшь, и ты будешь помощником в доме».

Впоследствии мне действительно приходилось этим заниматься, и довольно много, но это было уже в Крыму. Недалеко от нас так же трудились на покосе и другие люди. Солнце жарко припекало. Небо было чистое, голубое-голубое. Решив перекусить, мы облюбовали местечко под ивовым кустом. Вокруг тишина. Слышно, как в траве звенят кузнечики. В кустах пересвистываются какие-то птахи. На другой стороне видно зелёное поле. Вдали виден лес, среди него – дома какого-то села, и на вершине холма видна колокольня. Вид простирался очень далеко.

Я до их пор вспоминаю эту родную природу моего детства, моей родины. Часто вспоминаю дорогой моему сердцу Сейм. Это одно из самых любимых мест моего детства. Здесь мы пропадали днями. А что для детей может быть лучше, чем барахтаться в тёплой, прозрачной воде, побегать по лугу, пестреющему всякими яркими цветами, по мягкой ласковой траве, и поваляться на ярком солнышке. А сколько там было всяких игр с мячиком и без него, в лапту, чехарду, просто в прятки по густым зарослям. А затем снова, с разбегу, да в тёплые воды Сейма.

Мы все очень любили своё излюбленное место на реке, которое называлось «Копорино». Почему оно так называлось, я до сих пор не знаю. И спросить не у кого. А тогда мне это было «по барабану». У моего отца, недалеко от этого места, чуть ниже по течению, у кустов ивняка, склоняющегося к воде, были свои любимые места, где он рыбачил. У отца было множество удочек. Он их расставит рядком вдоль берега, на подставках-рогачиках, сядет на стульчик где-то посередине, и наблюдает за клёвом. Мне было интересно смотреть на отца за его занятием. Особенно, когда он тащил из реки хорошую рыбину.

Несколько раз он меня брал на рыбалку. Но видя, что я не помогаю, а только мешаю, бегаю, разговариваю, пугаю рыбу, он стал реже меня брать с собой. На рыбалке нужна тишина. Зато я очень любил ходить на рыбалку с дедушкой Федей. У села было большое озеро «Старыч». Со стороны села берег озера был чистый. А с противоположной, весь заросший камышом. Там глубина была помельче, и росло множество кувшинок. Особенно красиво, когда они цветут. Большие жёлтые, белые цветки вокруг окружают весь берег, у камышей.

В озере было множество всякой рыбы: крупного карася, линя, отсвечивающего бронзой всеми боками, щук, окуня, крупной красноперки, плотвы… Как и у многих жителей села, у дедушки там на озере была своя лодка. Мы приходили к озеру, садились в лодку, и плыли проверять свои снасти. Там был у него свой уголок, где он постоянно ловил рыбу.

Снасти были такие: плетёная сеть в виде трёх-четырех колец, соединённых в одно целое, между кольцами сделаны отверстия – входы с одного кольца в другое. Входы узкие, как у школьной чернильницы. И один, первый вход общий. Называлась такая снасть «вентирь». Самый интересный момент, когда поднимаешь вентирь из воды. И вот, видишь, как там бултыхаются крупные золотистые скользкие лини, караси, окуни, краснопёрки… Вентирь тяжёлый, если в нём хороший улов. Мы его иногда еле втаскивали в лодку, и начинали выбирать из него добычу. А уловы всегда были хорошие, так как озеро было богато рыбой.

Место установки вентерей дедушка редко менял Мы их проверяли, выбирали улов и вновь опускали на старое место. Вентери были привязаны к специальным установочным кольям. С уловом мы возвращались домой. Этот вид рыбалки мне был интересен ещё и тем, что здесь уловы были несравнимы с теми, что были на удочку, что здесь вытаскиваешь не одну рыбку, а сразу много и крупную.

Я никак не могу забыть природу, окружающую наше село. Я вновь и вновь возвращаюсь к ней. Все эти места: река, пойма, луга вдоль реки, заросли по берегам, вид на окрестности вдаль вдоль берегов, как будто и сейчас я их вижу, и они стоят перед глазами. Всё это очень красиво. Трудно всё это описать. В то далёкое время я не так обращал на это внимание. Я даю более зрелую оценку после того, как после десятилетнего перерыва, в 1947 году я вновь посетил свою родину, эти заветные, незабываемые места моего детства.

После 10-ти лет

Здесь я должен сделать небольшое отступление. И разъяснение как я и по какой причине посетил свою родину вновь. Это было через два года, после окончания войны. Я говорил, что с нами всегда жил дедушка Федя. Я не помню сколько ему было лет в то время. А это был уже 1947 год. Я думаю, что много лет. Был он уже старенький. Да ещё вдобавок, во время войны он перенёс инсульт. Была парализована, кажется, левая сторона. Не работала одна рука, нога, пропала речь. Но, слава Богу, со временем речь вернулась, и постепенно начала работать рука. Нога тоже стала работать. Но всё же дедушка уже не мог ходить как обычно. Ну, так, как ходит каждый. То есть, сперва делают шаг одной ногой, затем второй. А он сделает шаг одной ногой, а затем вторую приставляет к первой. И так далее… Прошло несколько лет. И это было стабильно и терпимо… Дедушка всё чаще стал поговаривать, что хочет умереть на родине. Это было естественное желание. И мы с ним решили, раз хочется на родину, ну что ж, давай поедем. Решили, что везти должен был я. Признаться, и мне так хотелось побывать в родных местах!

Надо было только представить, как будем добираться до Курска и далее. Только-только окончилась война. Как ходили поезда, было известно одному Богу. Но раз решили ехать, значит, надо ехать. В Евпатории взяли билеты до Курска. Поехали. И уже в пути, отъехали недалеко, дедушка вдруг просит меня: «давай вернёмся».

Но как было возвращаться уже с пути? Мне так хотелось посетить родину, которую я не видел уже десять лет! Мне в это время было 17. Я стал его уговаривать и убеждать, что надо ехать дальше. И мы поехали. До Харькова доехали, а там пересели на другой поезд, до Курска. После Курска надо было ехать на перекладных, так как прямых поездов туда нет.

До какой-то станции мы добирались на товарняке. И от этой станции нам надо добираться до нашей только товарняком, который идёт на Хутор Михайловский. И на нашей станции остановки не делает. Только чуть сбавит скорость. А как же мне быть с моим дедушкой? Как я с ним сойду на ходу поезда? Я, конечно, смогу спрыгнуть на ходу. А как же он? Мне такую задачу ещё не приходилось решать. Эта поездка была ещё одним испытанием для меня.

Короче говоря, едем. Подъезжаем к нашей станции, которая в те времена называлась «Неаниловка». Как сейчас – не знаю. Поезд стал идти потише. Пока я раздумывал, как мне поступить, он уже начал увеличивать скорость. Хорошо, что я заранее посадил дедушку так, что он, свесив ноги наружу из вагона, уже сидел, готов к выходу.

Я выбросил из вагона свой (наш), дорожный чемодан, выпрыгнул сам, и уже бегу рядом. Потом на бегу я обхватил дедушку руками и резко потянул на себя. Оба мы полетели вниз и покатились вдоль откоса. Хорошо, что я во время падения, не бросал его держать руками. Можно сказать, что нам повезло, и мы приземлились удачно. Мелочи не в счёт, главное – остались живы и ничего не сломали. Подняв дедушку, я бросился назад, искать свой чемодан.

Слава Богу, никто ещё его не признал своим. Да, эта высадка была огромным риском для нас. Однако, к счастью, всё обошлось и дальше мы пошли потихоньку искать своих родственников.

Я до сих пор виню себя и не нахожу оправдания за то, что я настоял, и мы не возвратились назад. Целиком и полностью виноват только я. Ведь он хотел возвратиться назад. Значит, дедушка передумал и не хотел уже ехать и рисковать. А я, эгоист, не послушал его. Не могу себя простить за это. Я представляю, как ему там жилось нелегко. Кому он там был нужен так как нам? Выходит, я его туда привёз, бросил.

С теми родственниками, у которых я его оставил, переписки не было. И о дальнейшей судьбе его нам ничего не известно. Не нахожу я себе прощения. Прости меня, дедушка, ПРОСТИ!..

Вернёмся к тому, что я возвратился на родину вновь через годы, увидел родные и дорогие моему сердцу места моего детства. Они вновь заставили учащённо забиться моё сердце. Я знал, что это последнее моё посещение этих мест. И уже никогда больше не увижу их ещё раз. И вот сейчас, на склоне своих лет, мне трудно об этом вспоминать и писать. Сердце опять учащённо бьётся, и мысли всё о том же. И всё же надеюсь, что они будут напоминать о себе ещё не раз. А о красоте нашей природы можно говорить и писать бесконечно… Продолжу.

С противоположной стороны от реки село Марково обрамляла гористая местность. На ближайшем склоне – красивая дубрава (в этом лесу преобладали дубы). По всему видать, и название отсюда – «Дубровка». Зимой на эти крутые спуски мы с братом, да и многие ребята, ходили кататься на санках, на лыжах. В то время фабричных лыж, да ещё в такой глубинке, было не достать. Да и родителям не по карману. Брат мой Владимир, лихо крутил там на самодельных лыжах. Я им восхищался. Я же боялся и встать на лыжи на такой крутизне.

Летом там было прекрасное место для отдыха. Позже мы туда ходили за грибами. Всё выше и выше поднимались эти дали, пересекаясь многими оврагами, по которым весной, стекая, бурлила вода. Некоторые овраги у своего основания очень глубоки. Очевидно, они «росли», т. е. углублялись на протяжении, может быть, сотен лет и более.

Далее вся эта местность покрыта большим густым лесом. Я вспоминаю, когда мы с отцом всей семьёй уходили в эти леса за ягодами, а позже – за грибами. Добираясь туда, мы пересекали, а где и обходили, эти овраги. Иногда мы спускались вниз, в овраг, и находили там множество каменных «пальцев». Это было так интересно! Я представлял, что это пальцы каких-то настоящих чертей или сказочных существ… В вертикальных слоях оврагов, размытых водой, мы и находили эти «пальцы».

Я очень любил лес… Здесь совсем другое царство. Входишь в лес, и там другой запах. Пахнет хвоей, всякими лесными травами, и ещё чем-то лесным, особенным, своеобразным. Уже подходя к лесу, ощущаешь его бурную жизнь. В разных местах раздаются различные птичьи голоса. Хотя о кукушках ходят нелестные слухи, что они не строят свои гнёзда, подбрасывают свои яйца в чужие (мне об этом рассказывал отец), но мне всегда приятно слышать, её отдалённое «Куку – Куку – Куку»… Не знаю почему, но я люблю слышать это её пение.

Только войдёшь в лес – вдруг вспорхнут из густой травы один-два дрозда с перепуганным криком. А ещё интересней, когда удаётся услышать приятный свист иволги. А сколько рядом прыгает, и пересвистывается всяких мелких птах! Ну и не было случая, чтобы в лесу не услышать дробь пёстрого дятла и его резкого окрика, очевидно, чтобы заставить личинку под корой зашевелиться и себя обнаружить. Мол, что ты там молчишь, отзывайся! Чвиркнет пару раз, и тут же продолжает свою работу. А порой большой чёрный дятел такую отпустит пулемётную очередь!

Много в лесу рябчиков. Вспорхнёт вдруг совсем рядом, быстро-быстро затрепыхает своими крылышками, отлетит недалеко, сядет на сучок, пригнёт к нему головку, сидит притаившись, будто его никто не видит… Порой подойдёшь к нему совсем близко, и только тогда он вновь вспорхнёт и улетит, и недалеко усядется.

Люблю я лес с тех далёких детских лет. Лес – это особая стихия. Эту любовь к лесу привил мне отец. Он очень любил ходить в лес сам и всегда старался взять с собой и меня. В лесу он много говорил и рассказывал о жизни животных и птиц, о различных лесных случаях, о деревьях и кустарниках. Вообще, он был очень большой любитель природы. Сильно любил лес и прививал это мне, как мог. Я ему очень благодарен за это.

Раннее моё детство, с самого рождения, т. е. с 1930 и по 1937 год, прошло на этой родной, моей Курской, красивой и богатой природой земле. Я не устаю ею восхищаться и говорить об этом бесконечно… Я так же, как и мой любимый отец, люблю лес, рыбалку, охоту. Лес люблю во все периоды: и зимой, и летом, и ночью и днём, за все его красоты, и конечно, его дары, растительные и живые.

Впоследствии, уже значительно позже, в других местах я много исходил лесов, видел много рек и озёр. Много приходилось охотиться в лесах Подмосковья, в Калужских лесах. Участвовал в различных видах охоты. Но мне кажется, что лесов красивее и лучше, чем у нас, в Курской области, нет.

Охотиться я любил один. Идёшь по лесу, сам себе хозяин. Созерцаешь природу такой, какой её ты хочешь воспринять. И всё это твоё. Но об ОХОТЕ я ещё расскажу позже.

Вернёмся к родным и родственникам. Да, что я ещё об этом могу сказать? О родителях и родственниках моего отца я больше сказать ничего не могу, так как после моего рождения их никого уже не было в живых. Кроме дедушки Феди. Родители по материнской линии, дедушка Николай Афанасьевич и бабушка Надя, а также все их дети, это один сын и трое дочерей, давно уехали в Крым, в г. Карасубазар (ныне Белогорск).

Кто и по какой линии ещё остался на родине, я не знал и не знаю. Помню только одного двоюродного дядю. Звали его Иван Никитич. И то я узнал о нём значительно позже того, как мне пришлось посетить родные места в 1947 году. О нём хочу сказать несколько слов. Не знаю, по какой линии он является мне родственником. Но это интересный человек.

Мне тогда было 17 лет, а ему за 70. И мне тогда казалось, что это такой дремучий человек. Но это только казалось, и то по годам. На самом деле он был крепкий, бодрый человек, и не похож на семидесятилетнего. Он тоже очень любил природу. Он очень любил лес. Как своё собственное дитя… Работал он уже много лет лесничим. И лучшего лесничего, наверное, и не было в тех краях. Он был рачительный хозяин. Лес берёг, словно собственное добро. Не терпел браконьерства и воровства.

Он был уважаемым человеком. К нему за советами заходили многие, и свои, и приезжие. Он был честен и неподкупен. Его нельзя было уговорить ни на какие сделки по поводу лесного хозяйства. Я видел его ещё в детстве, когда он выезжал на своей лошадке, в «дрожке», в своё лесное хозяйство. Он уже тогда был в летах. Давно уже к тому времени он вёл холостяцкую жизнь, так как рано овдовел и не решался связать свою жизнь с новой женой…