Святослав. Болгария

– Сердцем будут Северская и Черниговская тьмы, Северская будет под моим началом и станет одесную, а Черниговская с Боскидом ошую. Отдельным конным полкам – Вятскому, Радимичскому и Киевскому прикрывать Сердце и быть одновременно в запасе княжеском, а значит, борзо лететь, куда он в битве укажет. За Десное Крыло отвечает воевода Свенельд, который вместе со Второй Угорской тьмой и своими уличами, многие из которых угорскую речь разумеют, будет стоять против булгар и яссов. Шуйское крыло с Первой Угорской тьмой и тиверцами возглавит князь Чобо. Они со Свенельдом обрушатся на крылья болгарского воинства. Замыкать дружину будет Древлянский полк. Да пребудет с вами Перун. По коням!

– Слава Киеву! Слава князю Святославу хороброму! Слава старшему темнику Зворыке! – отвечали темники и шли в стан отдавать приказания младшим начальникам.

Зазвенели рога на построение, раздались команды. Тиверцы ускакали налево к угорским тьмам, а уличи – направо. В сердце ошую выстроилась в боевой порядок Черниговская тьма, а одесную – Северская. Сзади них, отстав на полгона, споро построились резервные конные полки: Киевский, Радимичский и Вятский на борзых кабардинских конях. Именно им была доверена княжеская хоругвь. А позади всех выступил Древлянский полк.

Тьмы делились на полки, в каждом из которых – тысяча. А каждая тысяча делилась на сотни. И каждый воин знал своё место, как расходиться и опять образовывать полк. И вся святославова конница могла растекаться и собираться свободно и послушно, будто мышцы легконогого пардуса, который перед прыжком выгибает спину, втягивает сильные лапы и припадает к земле, пристально наблюдая за каждым шагом врага.

Болгарское войско стало выстраиваться на полуденном берегу Дуная.

Молодой стременной Святослава, глядя вперёд и нетерпеливо гарцуя на своём коне, весело обратился к старшему княжескому стременному:

– А что, Зверобой, искупаем нынче коней в голубой дунайской воде?

Зверобой, устремив глаза на противоположный берег и прикрыв их от солнца заскорузлой ладонью, ответил, вздохнув:

– Нету, брат, страшнее боя, когда в нём с двух сторон славяне сходятся! Много падёт нынче воинов и с их стороны, и с нашей…. О том надо думать, Збимир, и молиться Перуну с Перуницей, а не веселиться попусту…

– Э, Зверобой, так ведь там не только болгары, но и битые нами койсоги с хазарами, да волжские булгары с яссами. Они-то уже бегали от мечей нашей дружины.

– Ладно, поглядим, как оно будет, – угрюмо ответил старший стременной.

Русские полки выстроились на левом берегу Дуная.

Все взоры обратились к Святославу.

Князь дёрнул усом.

– Вспомните, братья, гонцов наших, – начиная греметь голосом, – провозгласил князь, легко гарцуя на белом коне, – вспомните, какой лютой смерти и поруганию предали болгары их тела, вот истинное лицо врага! И здесь мы справим великую тризну по друзьям нашим, сердцу милым, принеся им жертву великую и кровавую! Пусть знают и помнят болгары священную нашу мсту! – воскликнул он, вздымая меч. – Вперёд, братья! Слава Перуну!

Военачальники ответили ему дружными боевыми восклицаниями, так же вздымая мечи.

Черниговская тьма принялась надувать кожаные мешки и готовиться к переправе. Остальные должны были пока ждать.

Вот Святослав подал знак, и Черниговская конница ринулась в воду. Далеко окрест разнёсся шум дунайской волны, конское ржание и окрики воинов.

Болгары кинулись к воде, чтобы не дать черниговцам осуществить переправу и сбросить их обратно в Дунай.

Тут Святослав подал знак тиверцам, и те, увлекая за собой Первую Угорскую тьму, под водительством кенде Чобо, кинулись в воду, заходя левее болгарского войска, крыло которого, состоящее в основном из полков хазар и койсогов, несколько растянулось, чтобы перехватить противника. Ещё далеко в воде начав схватку, тиверцы стали просачиваться на берег. Полетели первые русские, угорские и хазарские головы. Тиверцы и угры, не выдержав натиска, начали отступление. Хазарские полки, возликовав, кинулись за ними. Черниговцам пока тоже не удавалось зацепиться за сушу.

Опять дал знак Святослав, и уличи во главе со Свенельдом, вместе со Второй Угорской тьмой, переплыв Дунай, начали вытекать на правый берег, но булгары с яссами, что составляли шуйское крыло болгарского войска, встретили их яростным боем.

Где же Притыка с танаисцами и почайцами, что же медлит старый, – нетерпеливо думал Святослав, – неужели сам нарвался на засаду? Там же у него Ворон, который всё вокруг переправы этой излазил, каждый извив берега изучил и проводников местных нашёл. Они должны были провести пешие тьмы балками да оврагами незаметно…. Князь искоса взглянул на Калокира, который, сидя на коне в полном воинском облачении, внимательно и напряжённо следил за разворачивающимся боем.

– Ага, князь, есть, достиг твой стратигос Притыка цели! – в волнении воскликнул Калокир, – гляди!

Действительно на поле битвы что-то изменилось. Будто порыв невидимой бури пронёсся по ещё недавно стройным рядам противника. Часть полков и тем стали разворачиваться спиною к схватке, другие, не понимая, что происходит, от некоторой растерянности ослабили натиск на руссов. Воспользовавшись нежданной заминкой, тиверцы и угры вышли-таки на берег, вступив в жестокую схватку.

– Молодец, Притыка, ох, молодец, да как вовремя! – воскликнул князь вслед за Калокиром, радость охватила его.

Новый знак киевского князя – и храбрая Северская тьма кинулась в дунайскую волну и стала выходить почти посредине между уличами и тиверцами, выпустив по болгарам тучу стрел, а затем переходя на мечи и копья.

Вслед за ней смогла, наконец, выйти на берег изрядно поредевшая Черниговская тьма. Не отрывая очей от боя, князь придвинул к берегу Киевский, Вятский и Радимичский полки, которые с ходу ринулись через реку. Князь с Калокиром переправились вместе с ними. Они пошли вперёд, а рубившаяся перед ними Черниговская тьма стала забирать влево, стараясь отсечь правое крыло супротивника и соединиться с тиверцами и уграми кенде. А Северская, вклиниваясь в ослабевшую оборону Сердца болгарского войска и рассекая его, напротив, принялась заворачивать вправо, стремясь соединить коло с уличами Свенельда и воинами Второй Угорской тьмы, что уже обхватили дугой левое крыло болгарской рати. Замыкающим вошёл в воды священного Дуная Древлянский полк. Переправа была закончена.

Радимичи, Вятичи и Киевляне тоже ударили в Сердце противника. Полки во главе с князем и Калокиром, над которыми развевалась белая княжеская хоругвь с золотым соколом, стали теснить уже порядком ослабевшего ворога, на которого с противоположной стороны крепко давили пешие танаисцы Притыки и почайско-волынская тьма Васюты. Сам князь на белом коне прорубался мечом, словно железным клювом хищной птицы, в гущу противников, всё более отдаваясь вихрю смертельного боя, где каждый удар его был точен и выверен многими предыдущими схватками. Не отставал от него и хорсунянин, расчётливо и точно орудуя своим римским клинком. Подхваченные боевым задором Святослава, а также стремлением защитить и уберечь своего князя, его верные стременные и даже посыльные тоже ринулись в гущу сражения, дивясь собственной удали и лёгкости, возникшей вдруг в теле. Князь же по давней воинской привычке успевал видеть и противника перед собой, и одновременно тех, кто сражался подле.

Северская тьма Зворыки, отчаянно рубясь, сумела, наконец, отсечь часть Сердца болгарской конницы и, обтекая её левое крыло, соединилась с борзыми уличами и отчаянными, злыми в конной схватке уграми, и тем замкнула правое малое коло. Только небольшая часть чутких койсогов смогла вовремя ускользнуть из кола перед самым его смыканием и унестись прочь на своих резвых скакунах. Потом тиверцы и дерзкие угры с черниговцами замкнули болгар в левое малое коло. А ещё через некоторое время танаисцы с почайцами и волынцами, при поддержке киян, вятичей и радимичей, охватили оставшихся болгар в третье коло. И в каждом выстраивалась болгарская Лодия и пробивалась к полудню, теряя воинов в лютой сече.

Первыми пали болгары в правом Коло, рассечённом надвое Уличами и Северянами. Второе держалось, но потом в нём стало так тесно, что всадники начали мешать друг другу. Зворыка рубил их двумя тьмами, и скоро это Коло разбилось на три, а потом стало крошиться. Всадники уже не слушались начальников и бросались, кому куда вздумается, лишь бы только спастись. Вскоре все три малых кола были разбиты.

Болгарский князь в третьем коло бился с княжескими конниками и танаисской полутьмой. Вторая танаисская полутьма ловила беглецов и треножила болгарских коней. Святослав, встав во главе киян, врезался в Коло и борзо разделил его надвое. Калокир, хоть Святослав и не велел ему лезть в гущу сражения, был всё время рядом. Краем глаза в горячке схватки нет-нет, да бросал князь быстрые взгляды в его сторону и видел, как умело рубится Хорсунянин. Верные болгарскому князю витязи отчаянно сражались, дружно рванулись и прорвали коло, вытекая на полдень. Но воины Притыки были уже на задах и перенимали беглецов. В сей последней битве пал и болгарский князь, сражённый кем-то из русских лучников. Радостные крики победителей и отчаянные вопли побеждённых мигом разнесли над полем битвы эту весть.

Многие из оставшегося болгарского войска начали сдаваться, а другие от безысходности рубились ещё ожесточённее, отчаянно бросаясь на мечи. Особенно люто бились в окружении хазары, которым теперь уже некуда было уходить. Каганата больше нет, а в приютившей их Болгарии, по всему, отныне распоряжаться будут те же кияне. И ещё долгое время шла сеча, возглавляемая другим болгарским витязем, принявшим на себя начало вместо убитого. Кони ржали от ужаса, а люди, сгрудившись в смертельной горячке последнего боя, кричали, рычали и вопили, превращённые сечей в диких зверей, продолжая безумную схватку, которая была уже просто смертоубийством.

По велению Святослава над полем сражения пропели рога о прекращении битвы.

Болгары, опомнившись, опустили мечи и начали сдаваться.

Только далеко к полудню, оторвавшись от преследования, неслись гонцы с вестью, что тридцать болгарских тысяч разбиты на Дунае Святославом, из которых спаслась только треть. И надрывно выл да скрежетал зубами старый болгарский царь Пётр, узнав, что в этой сече погиб один из его лучших полководцев князь Елизар.

Глава пятая

Стременные

Страшным было поле недавней сечи. Прибрежная часть степи с полуденной стороны Дуная была усеяна мертвецами. Земля лежала искромсанная, с выбитой и раздавленной травой. На берегу не осталось почти ни одного целого куста – все верболозы и терновники были поломаны и посечены. Синий Дунай замутился от крови и медленно нёс трупы по направлению к морю.

Над полем с мерзким карканьем кружили вороны. Иные уже приступили к трапезе, выклёвывая, в первую очередь, глаза мертвецов.

Стенали раненые воины, и тоскливо ржали получившие увечья кони. А убитые русы, угры и болгары лежали, раскинув руки, глядя в сваргу уже незрячими очами.

Живые воины ходили среди павших, выносили раненых, оказывали им помощь. Собирали оружие, снимали с мёртвых противников добрые доспехи, обувь, одежду, поторочные сумы, носили всё это и складывали в три равные кучи, чтоб по справедливости разделить потом меж победителями. Ловили и двуножили лошадей, наскоро сооружали коновязь. То же и с обозом супротивника, – все припасы съестные, корм для коней, походные кузни, запасы оружия и прочее делилось на три равные доли, одна из которых предназначалась уграм. А в низине под усиленной охраной сидели и лежали болгарские пленники, понуро ожидавшие своей участи, – кого отправят рабом в Мадьярию либо на Русь, кого продадут тем же грекам в ближайших торговых городах, а кому посчастливится быть принятым в Святославово войско, принести клятву киевским богам и служить в дружине сурового северного воителя.

Сам же Святослав был весь поглощён иным: в сопровождении старшего стременного он ходил по полю, ища средь убитых и раненых младшего. Несколько дружинников и темников помогали им. Прошли уже большую часть поля, но Збимира не обнаружили.

Князь оглядывал каждого павшего воина, надеясь обнаружить юного стременного, который по своей горячности бросился вслед за ним в тяжкую сечу. Отпечатался в памяти миг, когда, рубясь с кем-то из лихих темников противника, боковым зраком отметил Святослав, как ринулся на него справа здоровенный болгарский воин. А в следующее мгновение путь здоровяку преградил молодой стременной. Потом навалились другие супротивники, и что сталось со Збимиром, он уже не видел.

«Где же ты, неразумный стригунок, молодая сорвиголова? Куда подевался? Что скажу я твоему деду, старому Издебе, коий доверил тебя мне, как себе самому?»

Ходившие с князем воины на вопросительный взор князя разводили руками: нигде не видать!

Святослав стал, огляделся кругом и вдруг зычно, на всё поле, крикнул, так что вороны в испуге поднялись в воздух:

– Гей! Збимир! Где ты есть? Откликнись!

И вдруг – о, чудо! – на берегу зашевелились кусты, и оттуда вышел младший стременной, ведя на поводу запасного княжеского коня.

– Где ты шатался? – набросился на него Святослав.

Збимир испуганно замигал синими очами, не понимая, чем вызван княжеский гнев, и, запинаясь, ответил: