окнами, редкие прохожие шли мимо по асфальтированной дорожке, громко выбрасывали
обрывки своих проблем, жужжала, резко стучала о стекла оса, бесцеремонно влетевшая в
прохладное помещение. Несколько минут спустя, словно в самой комнате, заговорил Борька,
потом, – Наташа…
Они снова сошлись на своей любимой песочной куче.
– Я решила вот что, – хозяйским тоном произнесла Наташа. – Я буду мамой, Костик
сыночком, а ты Боря, – тут она помедлила, собираясь с духом, и более строго добавила, –
папой.
– Ты что, с ума сошла?! – завопил Борька.
– Нет, Боречка. Я решила это вот почему. . У Костика целый день нет мамы. Он
беспризорный. Его бабушка старенькая и боится выходить на улицу, чтобы его покормить.
Поэтому мы с тобой создадим семью. Я – мама, ты – папа…
– Ты что?! – вскрикнул Борька.
– Ты не бойся, Боря, – серьезно сказала Наташа, – не правдашнюю. А то наш сыночек,
Костик, умрет с голоду. Он целыми днями ничего не ест.
– Я съем, – сказал Костик, – что хочешь.
– Давай варить, – продолжала Наташа. – Это суп. Он на мясном бульоне, с картошкой. Ты
лук не отгребай, он полезный. А это лепешки. С вареньем. Пока не съешь суп, лепешек тебе
не видать, как своих ушей. И вилку держи в кулаке, вот так…
Наташа перечисляла различные блюда и обучала Костика достойным манерам. Ее никто не
перебивал, и Роберт уснул под монотонную музыку ее голоса.
Разбудила тишина. Солнце перевалило на запад, и теперь баба Настя, наверное,
набегавшись за день, отдыхала у себя во флигеле, приготовив обед к приходу Григория с
работы.
Думать о Женечке не хотелось. Все равно, ни он, ни милиция ничего не сможет сделать,
пока все не выявится само собой. Осталось два дня до официального объявления в розыск.
Перед сном с таксофона звонил домой, хватала трубку теща уже на первом сигнале, услышав
28
голос своего преступного зятя, взрывалась обвинениями в его адрес, грозила подать на него в
суд.
Привлек внимание осторожный звук. Роберт пошарил рукой на пуфике, нашел очки, и
через открытую дверь в прихожей перед распахнутыми дверцами накрытого старенькой
клеенкой кухонного стола, увидел Костика. Малыш сидел на половике, по-турецки скрестив
босые ноги, перед ним прямо на полу стояла миска с румяными блинами. Не торопясь, он ел,
сосредоточенно глядя на теплую пахучую горку.
Когда на дне миски осталось еще есколько блинов, часы «кукушка», висящие перед столом
на стене, издали шипение. Костик вздрогнул, глянул на высунувшуюся птицу и замер. Роберт
тихо произнес:
– Костя…
Малыш не шевельнулся. Смотрел прямо перед собой.
– Скажи честно, ты наелся?
Он молчал.
– Но, между прочим, мог бы, и попросить у бабы Насти. Она тебе никогда не отказывала.
Или у меня.
Роберт присел перед малышом. Глаза Костика ушли в себя.
– Ну, скажи, зачем обижаешь бабушку Настю? Ты же знаешь – она старенькая, готовить ей
трудно, а дядя Григорий придет с работы, и его нечем будет покормить.
Костик шмыгнул носом, заморгал. От широко открытых глаз на щеках до подбородка
образовалась мокрая дорожка.
Роберт пожалел о сказанном, поднялся и с опаской глянул в окно. Дверь во флигель была