Сын полка. Белеет парус одинокий

– Здравия желаем, товарищ капитан! – дружно крикнули разведчики.

После этого капитан Енакиев обычно командовал «вольно» и разрешал продолжать заниматься каждому своим делом. Но на этот раз он молча сел на подставленный ему табурет и довольно долго рассматривал трофейную картину «Весна в Германии».

Батарейцы хорошо изучили своего командира. Достаточно было посмотреть на его нахмуренные брови под прямым козырьком артиллерийской фуражки, достаточно было увидеть его прищуренные глаза, тронутые вокруг суховатыми морщинками, и твердые губы, сложенные под короткими усами в неопределенную, холодную улыбку, чтобы понять, что без хорошего «дрозда» нынче дело не обойдется.

– Стало быть, никаких происшествий не случилось? – сказан капитан, помахивая по столу снятой перчаткой.

Биденко молчал, сразу сообразив, куда гнет командир батареи.

– Что ж вы молчите?

– Разрешите доложить…

– Можете не докладывать. Известно. Хорош у меня разведчик, которого мальчишка вокруг пальца обвел! Командиру отделения докладывали?

– Так точно. Докладывал.

– Ну и что же?

– Командир отделения четыре наряда не в очередь дал.

– Сколько нарядов?

– Четыре.

– Мало. Доложите ему, что я приказал от себя еще два наряда прибавить. Итого – шесть.

– Слушаюсь.

Капитан Енакиев некоторое время не спускал глаз с вытянувшихся перед ним солдат.

– Садитесь, орлы, – наконец сказал он, расстегивая шинель и давая этим понять, что официальный разговор кончен и теперь разрешается держать себя по-семейному. – Отдыхайте. Слыхал я, что вы мужички хозяйственные, будто у вас завелся какой-то необыкновенный пензенский самосад. Вы бы меня угостили, что ли!

Не успел он это сказать, как пять кисетов потянулись к нему, пять нарезанных газетных бумажек и пять зажигалок, готовых вспыхнуть по первому его знаку.

Отовсюду слышались голоса:

– Моего возьмите, товарищ капитан. Мой будто малость послабже.

– Моего попробуйте, мой с можжевельником.

– Разрешите, товарищ капитан, я вам скручу. Против меня тоньше никто не скрутит.

– Может быть, легкого табачку желаете? У меня сухумский, любительский, сладкий, как финик.

– Богато живете, богато живете, – говорил капитан, неторопливо примеряясь, у кого бы взять табачку. – А ты, Биденко, ты зря свой кисет подставляешь. У тебя я все равно не возьму. Накуришься твоего табачку, а потом, чего доброго, проспишь все на свете.

– Верно, – подмигнул Горбунов. – Точно. Это он непременно после своей махорки заснул в машине и пастушка нашего прошляпил.

– Про это я и намекаю, – сказал капитан.

– Товарищ капитан, – жалобно сказал Биденко, – кабы он был обыкновенный мальчик… А ведь это не мальчик, а настоящий чертенок. Право слово.

– А что, верно – хороший малый? – спросил капитан, затягиваясь пензенским самосадом. – Как он вам, братцы, показался?

– Паренек хоть куда, – сказал Горбунов, улыбаясь той широкой, свойской улыбкой, которой привыкли улыбаться все разведчики, говоря о Ване. – Самостоятельный мальчик. И уж одно слово – прирожденный солдат. Мы бы из него знаменитого разведчика сделали. Да, видно, не судьба.

– Жалко? – спросил капитан Енакиев.

– Да нет, что же… Жалко не жалко… Он, конечно, и в тылу не пропадет. А сказать правду, то и жалко. У него душа настоящая, воинская. Ему в армии самое место.

– А не сочиняешь?

– Чего же тут сочинять! Это сразу заметно. Хотя вам, как нашему командиру батареи, конечно, виднее.

– А вы, ребята, почему молчите? – сказал капитан Енакиев, пытливо всматриваясь в солдатские лица. – Как вам показался мальчик?

По лицам разведчиков тотчас разлилась такая дружная улыбка, словно она у них была одна, большая, на всю команду, и они улыбались ею не каждый порознь, а все вместе.

– Глядите. Думайте. Вам с ним жить, а не мне.

– Подходящий паренек. Одно слово – пастушок, солнышко, – заговорили разведчики, все еще не вполне понимая, куда гнет их капитан.

А он строго посмотрел на них и после некоторого, довольно продолжительного раздумья твердо сказал:

– Ну ладно. Только знайте, что это вам не игрушка, а живая душа… Эй, Соболев! – крикнул он, подойдя к двери. – Давай сюда пастушка.

И когда на пороге, к общему изумлению, появился Ваня, капитан сказал, крепко взяв мальчика за плечо:

– Получайте вашего пастушка. Пусть пока у вас живет. А там увидим.

11

Едва капитан Енакиев вышел из блиндажа, как разведчики окружили Ваню. Всем хотелось поскорее узнать, каким образом все это получилось.

– Пастушок! Друг сердечный! – воскликнул Горбунов.

– Ну, парень, докладывай! – строго сказал Биденко. – Откуда ты взялся? Где тебя черти носили? Как тебя нашел капитан Енакиев?

– Который капитан Енакиев? – спросил Ваня с недоумением.

– А тот самый, кто тебя к нам привез.

– Так нешто это был капитан Енакиев?

– Он самый.

– Батюшки!