– Татары!
Князь громко скомандовал: – Все, кто меня слышит ко мне! – и сразу подле князя собрались уцелевшие разбойники. А князь тем временем продолжал, вытаскивая из ножен убитого лошадью мужика, меч: – Кто со мной, тому будет амнистия за разбой. У кого луки и стрелы принять оборону, укрыться за деревьями и бить басурман. – Князя слушались и выполняли его команды. Татар прогнали, и отряд одержал победу. Как оказалось, это был летучий татарский отряд разведчиков, состоявший из небольшой группы, обычно человек шесть или двенадцать. Они случайно наткнулись на лесных разбойников и устроили переполох. Кроме одного убитого ватажка, никто не пострадал, еще и потому, что татары были хороши в степи, в лесу они не умели воевать, а лесные люди были в лесу как у себя дома. Вот и результат, трое тарских лазутчиков были подстрелены, остальные удрали. После удачной борьбы, ватага лесных людей стала подчиняться князю, и он принял командование на себя. А этим бывшим разбойникам было почетно, служить под княжим командованием. Решено было выслеживать и нападать на обозы и мелкие разведывательные отряды татар.
Отец в походах возил меня с собой на нашей кобыле. Он отковал себе булаву и орудовал ею в бою, разбивая вражеские сабли, как хрупкие сухие ветки на сосне. Вся добыча свозилась и сваливалась в избе. Чего тут только не было. Ковры, красивые золотые кубки, украшения. Оружие, кривые сабли, луки, пики, стрелы, дорогие седла. Отряд князя теперь походил на разношерстных убранных в добытые одежды всадников, насчитывающихся целых сто человек. И только Отец не надевал на себя ничего басурманского. Он так же носил медвежью шкуру, ходил лохматый, обросший и в бою нагонял своим свирепым видом страх на татар. Кони их шарахались в сторону, храпя, очевидно принимали его за настоящего медведя. Отец надевал на меня разную одежду. Так у меня появились шелковые голубые шаровары, белый халат, парчовый пояс, чалма и ботинки с загнутыми к верху носками. Я стал походить на татарчонка, поэтому-то в бою меня не брала ни стрела, ни татарская сабля. Так и бродили мы по лесам. Князь неустанно мстил, яростно убивая, беспощадно расправляясь с врагами. Однажды он сказал, что освободит Киев от татар, только нужно собрать больше людей в отряд.
Как-то мы стали на ночлег. Солнце еще светило, хоть лучи его уже не были яркими и окрасились в красноватый оттенок. Кони расседланы, согнаны в кучу. Только отец не ставил нашу гнедую в общее стадо. Гнедая всегда была рядом с отцом.
Татары наскочили неожиданно, с криками и гиканьем, стали расстреливать пеших дружинников. Отец схватил меня, вскочил на кобылу и погнал в чащобу, но нас заметили. Несколько всадников бросились вдогонку. Вскоре мы выскочили к сторожевой полуразрушенной башне. Отец погнал лошадь туда. Вскочил во внутрь и по лестнице поднялся на верх. Я остался в седле. Неописуемый страх и досада охватили меня. Как мог родной отец бросить меня? Но спустя немного времени я все понял. Желая спасти мою жизнь, он намеренно бросил меня, чтобы татары приняли меня за пленника, и что бы я остался жив. Отца же настигла вражеская стрела и он, издав хриплый стон, затих, повиснув в проломе башни. Меня доставили в шатер к самому Али-бею. У Али-бея была десятилетняя дочь. Звали ее Лилин. За ней смотрели две бабушки Галима и Фатима. Они теперь ухаживали и за мной.
Вначале я молчал. Молчал долгое время и понемногу все привыкли к моему молчанию. Стали считать меня глухонемым. Но я все слышал и продолжал выполнять свои обязанности живой куклы Лилин. Постепенно мне становился понятен язык, и я уже понимал все, и даже мог говорить, но боялся выдать свое происхождение. Я боялся, что Али-бей узнает мое настоящее происхождение и уничтожит меня.
Мы сидели в одной корзине с Лилин на спине слона. Всюду попадались пожарища, обгоревшие хутора, опустошенная татарами земля. Али-бей ехал на арабском скакуне рядом и с нежностью посматривал на дочь. За слоном растянулось его войско. Отряд Али-бея возвращался к себе в далекую Монголию…
На этом мальчик прервал свой рассказ. Новичков смотрел на гостя с далекого прошлого удивленными глазами, не веря в опыт. Но опыт с машиной времени удался, и он беседует сейчас с маленьким знаменитым впоследствии историком и политическим деятелем, первым резидентом Киевской Руси времен Золотой Орды. Он много сделал для Древней Руси. С его помощью беспрепятственно возродилась Киевская Русь и окрепла, превратившись внутри Орды в могучий кулак. Семена будущей мощи Руси были заложены Владимиром-Ахмедом Али, придворным мудрецом и приближенным Чингисхана. Владимир Новичков обратился к Николку:
– Ты сейчас находишься в очень далеком времени от тех дней. Давно уже нет ни Али-бея, ни его войска, ни тех, кому он служит. Ты мальчик в двадцать первом веке. На месте Киевской Руси сейчас великая и свободная Украина, столица в Украине Киев. Ты прибыл к нам из сурового времени. Мы обязаны отправить тебя в твою эпоху. Ты будешь там жить и проведешь (вернее провел) такую жизнь, о которой мы знаем с истории древних народов. А сейчас сядь в это кресло. Николка послушно сел на указанное Новичковым место, положил голову на мягкие подушки, руки на удобные поручни…, и вскоре, покачиваясь в корзине слона, открыл глаза.
– Что с тобой? – толкала его Лилин, – Ты спал, как мертвый, я даже испугалась.
– Я видел чудесный сон. – Ответил Николка по-татарски.
– Папа, папа, он заговорил! Он заговорил! – захлопала в ладоши девочка и залилась счастливым веселым детским смехом…
я открыл глаза. Рядом, посапывая во сне, еще спала жена. Я стал вспоминать, откуда я знаю Володю Новичкова. Я понял, что от этого сна мне уже не уснуть. Тихонько выбравшись из постели, я проник на кухню. Там висят на стенке часы, шесть утра. А просыпаемся мы ровно в семь. Я сварил себе крепкий кофе и принялся думать о Новичкове. Ну конечно, мы же жили вместе в одной комнате в студенческом общежитии. Он еще там, в институте стал заниматься проблемами временных аномалий. Как-то помниться принес статью о Филадельфийском эксперименте, проводимом на эсминце по расчетам Эйнштейна. А сейчас, наверное, уже, в каком ни будь засекреченном НИИ, ведет свои исследования в области космических пространственно-временных кротовин.
– Валик, ты чего так рано проснулся? – вошла, зевая на кухню жена.
– Да, вот кофе тебе приготовил. – Стал оправдываться я. И быстро налил из кофейника жене кофе. Она с удовольствием принялась за напиток. Через десять минут, Лиля уже бодро рассуждала о будущем нашем и первом с ней совместном отпуске, когда мы ранней весной отправимся отдыхать. Поговорив о наших планах, мы отправились на работу.
По дороге из головы не выходил этот сон, так, до мелочей, промелькнувший красочными картинами. И мысли снова вернулись к Володе Новичкову, к его машине времени. Мне вспомнилось, что как-то он среди ночи громко выкрикнул: – «Эврика»!
Я тогда вскочил с постели, бросился к нему, чтобы напомнить ему, что он не один в комнате, что хоть когда-то надо хорошо выспаться. Постель его была уже пуста, в коридоре хлопнули дверью. Я догадался, что в три часа ночи Володя выбежал в умывальник вымыть руки. Хотелось спать, и я буквально провалился в сон, лишь только мое тело коснулось теплой простыни моей постели. В это самое время Новичков влетел в комнату и истошным голосом громко выкрикнул:
– Понимаешь Валентин, я понял принципы работы машины времени! Понимаешь! – он тряс меня за плечи, пытаясь разбудить. О, как мне тогда хотелось дать ему под зад и выбросить из комнаты. Он еще что-то бормотал, о природных аномальных зонах, о разбросанных по всей земле мегалитах и прочей ерунде, которой я не придал тогда значения. Столкнувшись с непознанным перемещением в прошлое, да потом, и с появлением таинственной незнакомки в моей жизни, все стало на свои места. Володька был прав. И, конечно, при разработке своей машины времени он использовал природные явления аномальных зон. Поэтому принципу и построена его машина. Трамвай вез меня на работу, а за окном промелькнули заснеженные деревья Замковой Горы и скрылись в одно мгновение за поворотом вагона…
Любченко, поздоровавшись со мной, сказал:
– Валентин Альбертович, присаживайтесь, – он указал на стул возле его письменного стола. – Поступило предложение по Вашему изделию. – Я с удивлением посмотрел в его глаза. Любченко ладонь правой руки положил на стопку папок с чертежами, и продолжил. – Это Ваше изделие в нашем производстве. И в связи с многочисленным выявленным Вами ошибок в чертежах, приостановлено его производство. – Он выдержал паузу, внимательно глядя мне в глаза. Я не стал выжидать, и спросил: – Так что теперь?
– А, то, что не будет выполнен план, полетит прогрессивка и тринадцатая зарплата, будем сидеть на голом окладе. Это понятно?
– Так точно, товарищ начальник. – Я повторил свой вопрос, – Так что теперь?
– Надо ехать в НИИ с выписанными Вами ошибками и добиться разрешения на производство по измененным чертежам у нас, до того, как эти изменения будут внесении в оригиналы разработчика. – Мне страшно не хотелось куда-то уезжать, и я не выдержал, сказал в ответ:
– Явно сидит бывшая студентка и чешет на ватман все, что придет в голову. А мысли вертятся вокруг белья, да модных журналов.
– Вот Вы поедете туда, да и разберетесь с этой Резинковой Г- э. э – М. Идите, оформляйте командировку в Ленинград на неделю. Туда поедете скоростным поездом и обратно.
– Александр Владимирович, у нее не Резинкова, фамилия, а Резникова.
– Да какая разница. Можно было бы и самолетом, но сами понимаете, дороговато выходит. Да и билеты уже на завтра лежать в архиве отдела кадров. Идите, а я Вам подошью перечень изменений и сопроводительное письмо в НИИ. – Я пулей выбежал готовиться к командировке. Жене позвонил на работу, сообщил новость. Лиличка ответила мне: – Вот хорошо, купишь мне, что ни будь в «Питере». Получив телефонное благословение жены на мою производственную поездку в Ленинград, я с легким сердцем стал оформлять командировку, и все, что с этим было связано…
Скорый поезд Киев – Ленинград под названием «Стрела», отправился с первой платформы вокзала ровно в 16—00. В купейном вагоне в купе №5, нас было трое, нижнее, четвертое место, было не занятым. Кроме меня, в командировку с нашего завода ехали еще двое с секретного отдела. Это был капитан первого ранга и гражданское лицо. Они набрали водки и пока поезд был еще на стоянке принялись выпивать, усиленно приглашая меня принять участие. Я вел и продолжаю вести здоровый образ жизни, поэтому отказался наотрез, гражданский, открывая бутылку, проводил меня словами за дверь купе: – Нам больше будет.
Я стоял у окна, рассматривая пассажиров, и вдруг заметил Лыбедь. Я не поверил своим глазам. Она была одета, как все женщины одевались в 81-ом году, только небольшой чемодан на колесиках с выдвижной пластмассовой ручкой был в диковинку в то время. Это привлекало внимание пассажирок на перроне, и любопытные женщины провожали ее одобрительными взглядами, что хоть одна догадалась приделать колеса к чемодану. Лыбедь, поднялась в наш вагон, я поспешил ей на встречу.
– Здравствуйте! – поздоровался. – Давайте помогу вам. – Взял ее чемодан.
– Здравствуйте, Валентин. Мне в пятое купе. – Но мне этого можно было и не говорить. С того момента, когда я увидел Лыбедь на перроне, уже знал, что четвертое место это для нее. С того самого момента, когда увидел я ее на перроне, внутри у меня пробежало холодком любопытство очередной встречи. Меня волновало желание поскорее узнать, что привело ее сюда, и что ожидает меня, на сей раз? Руки мои дрожали от этого, и любопытство брало верх. Открыв дверь купе, я сказал коллегам: – Принимайте пассажира.
– Проходите, пожалуйста, и устраивайтесь. – Сказал военный, вставая со своего места, за ним поднялся и второй, проходя мимо девушки, высказал, свое уважение к даме. Мы вышли из купе, давая возможность, устроится даме удобнее. Чтобы чем-то унять свое волнение, я спросил военного, который стоял у окна ближе ко мне: – Сергей Михайлович, сколько еще будет стоять поезд?
Он посмотрел на часы и повеселевшим от выпитой водки голосом ответил: – На моих командирских еще минут двенадцать.
В это время из купе вышла Лыбедь.
– Спасибо, товарищи. Я уже устроилась. – Сказала она, улыбаясь, глядя на меня своими черными глазами. – Заходите в купе, а я тут с Валентином поговорю.
– А, Вы знакомы? – вдруг спросил гражданский коллега.
– Ты, Федор Харитонович, сильно любопытный. – Сергей Михайлович взял Федора за предплечье и потащил в купе, – Пошли, пошли. – Они оставили нас.
Глава третья
Лыбедь снова стала смотреть на меня своими удивительными глазами, так похожими на влажные ягоды смородины после теплого летнего дождя. Она улыбалась приветливо и ласково, и в этом взгляде было столько нежности, ласкового тепла и материнского чувства, словно я был ее несмышленым несовершеннолетним сыном.
– Валентин, давай выйдем, до оправления поезда еще десять минут, это целая вечность, и ты еще успеешь на поезд.
– Конечно.
Она пошла вперед, я за ней. Когда мы спустились на перрон, проводница строго предупредила: – До отправления поезда пять минут. Опоздаете, вещи уедут без вас.
– Девушка, у Вас часы неправильно ходят. – Проводница взглянула на часы.
– Ну и что, пять, десять, какая разница? – но мы ее уже не слушали. Я вдруг увидел, что проводница застыла на месте. Вокруг стало тихо. Звенящая тишина легла на город, и только голос Лыбеди вывел меня из увиденного оцепенения: – У нас пять часов в нашем распоряжении.
– А, что потом? – спросил я, пытаясь с ориентироваться в дальнейших своих действиях, чтобы понять, что нужно Лыбеди? Какую цель преследует она? Задавая себе эти вопросы, я невольно прикидывал, сколько же лет этой женщине, так хорошо выглядевшей, с сохранившейся юной красотой. Владея такой техникой управления временем, можно не бояться болезней, смерти, и иметь само бессмертие в своем арсенале. Знакомство с ней меня возбуждало своей интригой непознанного и одновременно пугало этой неизвестностью.
– Я приглашаю тебя, Валентин в свою резиденцию. Увидишь, как я живу, чем дышу, и наконец, кто я такая. Ведь ты хочешь узнать, например, сколько мне лет, не так ли?
– Ну, во-первых, тебя зовут Лыбедь. Значит ты не иначе, как сестра легендарных братьев Кия, Щека и Хорива, так?! Если это так, то тебе должно быть одна тысяча сто тридцать лет, плюс минус лет тридцать. Так?
Лыбедь, хитро прищурилась и иронически спросила с улыбкой: – А, как ты думаешь?
– Что я думаю, я сказал. – Уверенным голосом ответил я.
– И это еще не предел. – Задумчиво сказала Лыбедь.