Лабиринты души. Новелла

Трир поднял голову. Огня нет. Придется, есть сырое. Он вспомнил, как после сырого мяса долго болел живот, а однажды чуть не умер.

У меня есть огонь! – вмешался Кот.

Все в раздражении посмотрели на старца.

– Неси, а то силой возьмем! – поспешил крикнуть ему Гид.

– Та затушит. Давайте стегно от хряка за огонь, и огонь ваш.

– Ты старый доиграешься с нами, – начал Трир, – но память об испорченном желудке напомнила о неприятностях.

– Хорошо, – согласился Трир, – неси огонь!

– Нет, сначала стегно, – упорствовал старик.

– Покажи огонь! – сказал Гид.

Кот скрылся в землянке. Вскоре оттуда вынес горящую лучину. Гид тут же бросился к старику, но тот успел загасить огонек.

– Хорошо, верим. – сказал Трир, – Эй, Вир, иди сюда.

Вир, похожий на медведя, раскачиваясь на кривых ногах приблизился к Триру.

– Возьми этот камень и отсеки стегно.

У соплеменников заблестели алчно глаза. За огонь, почти даром, старик получал такой кусок. Каждый подумал захватить стегно у бедного старика, как только он его получит.

– Подожди, – старик остановил Вира, – можно я соберу кровь?

– Ха-ха-ха! – дружный хохот разнесся степью. – Бери, – выдерживая солидность серьезно ответил Трир.

Кот быстро вынес пустые тыквы и острое лезвие камня.

– Я сам, – с этими словами он стал ловко разделывать хряка.

Когда разгорелся огонь. И теплые языки его согрели пасмурный день. Молодые мужчины племени забыли о стегне хряка, доставшегося Коту. А старик поспешил убраться скорее со своей ношей в землянку и с полным тыквенным сосудом крови. Ни Кота, ни Та больше никто не видел. Все племя собралось у весело потрескивающего костра с нанизанным на жердь хряком над ним. Из землянки стариков доносились ароматы жареного мяса и неведомых приправ. А от самого пламени, порывы ветра разносили щекочущий аромат жарившейся свежатины, доходившей до самых зарослей далекого леса.

В кустах, осторожно крадучись, зорко всматриваясь в даль степи на вьющийся дымок, стоял мужчина. Волосы его были цветом как горящие угли костра, а глаза как черные бусинки. Шкура медведя покрывала его тело, спадала к бедрам. Опоясанный широким кожаным ремнем, он выглядел воинственно. За спиной у него был лук, за поясом стрелы с каменными наконечниками, а в руке копье.

Он был избран племенем и послан за огнем. Огонь – это жизнь и лесное племя лесовиков выбрало своего героя добыть огонь – его задача. Без огня он будет посрамлен и красавица Смарагда не достанется ему в жены.

Черный медведь – так звали лесовика, решился выйти из лесного укрытия в степь. Было страшно не чувствовать поддержку и опору близких деревьев, за которыми можно укрыться или спрятаться в ветвях. А в степи… Казалось все страхи, животные, волки, хищники видят его и мчатся к нему. Черный медведь упал на сырую траву, затих, прислушался. Шорохи примятой травы да шуршание челюстей полевок, – вот и все. Понемногу он успокоился. Затем поднял голову и принюхался. Ветер не доносил запаха хищника, лишь запах далекого дыма с готовящейся на ней пищей дразнил и манил к себе.

Черный Медведь решил добыть огонь под покровом ночи. И он стал незаметно подходить к племени степовиков.

Когда хряк был приготовлен, Трир жестом подозвал увальня Вида и худого, крепкого, как жердь, Мака:

– Снимайте!

Молодые воины бойко сняли хряка длинными копьями и бросили на влажную траву под ноги Трир. Вожак схватил горячее стегно и с силой рванул. Стегно с доброй половиной ребер осталось у него в руке.

Издав победоносный крик, так было легче переносить жгучую боль в ладони от горячего мяса, он быстро бросился к своей землянке. Ноя с детьми завизжала от восторга. Сегодня они лягут спать сытыми.

На оставшуюся дымящуюся тушу налетела толпа соплеменников. Как дикие волки, пихая друг друга, царапаясь и таская товарищей за волосы, делили степовики добычу.

Черный медведь, притаившись в камышах, ждал ночи. Он видел, как огромный, как скала, вождь поставил одного молодого воина у костра и что-то ему сказав, удалился.

В сгущающихся сумерках костер то вспыхивал, то угасал. Черный Медведь догадался, воин поддерживает огонь. И когда очередной вспышки не последовало, воин вышел из камышей и осторожно двинулся к костру.

В ночной тишине у потрескивающих углей угасающего костра громко раздался хруст сломанных позвонков, и мягкая не слышная тень нависла тучей над тлеющими огоньками…

Трир тревожно посмотрел в сторону костра, чуть высунувшись из землянки. Скомканной тучей волчьего меха лежал часовой без движений. Костер не дымился. Когда вождь подбежал к кострищу, там лишь мокрая роса укрывала залитые водой угли.

Воин внимательно оглядел место трагедии. Разглядеть следы чудака было нетрудно. Сложив рупором ладони, он издал дикий воинственный крик:

– Га-а-ар-р! – переходящий на рев зверя.

С землянок показались заспанные лица соплеменников.

– Лесовики забрали наш огонь. Смерть врагам!

Гид, Вир, Мак и Кот вмиг очутились рядом с Трир.

– Гид, оставляю тебя за старшего!

Гид облегченно вздохнул, но испуганно огляделся, никто этого не заметил, а Трир продолжал:

– Со мной пойдут Вир и Мак.

И уже на ходу, держа путь к лесу, махнул копьем товарищам. Молодые воины покорно побежали следом. У первых кустарников Трир почувствовал нарастающий страх. Никогда степовики не заходили в заросли леса. Угрюмые деревья пугали, казалось в его глуши живут страшные чудовища и монстры, стоит только приблизится, как беспощадно будет уничтожен каждый.

Только лютая ненависть перед врагом, уничтожившим очаг степовиков, перебарывала страх. Молодые воины, глядя на воина, бесстрашно шли следом.

В бесчисленном и неведомом разнообразии запахов терялись признаки иноплеменников. Но лесовики тонко чувствовали присутствие чужака. Это был их мир, их рай, их обитель. Ловко прыгая по деревьям, как обезьяны, они могли продвигаться вперед, не отходя к подножию леса. Здесь в ветвях было хорошо слышно любой далекий звук, и новый запах доносившейся с ветром.

Трир со своим маленьким отрядом продвигался по волчьей тропе в заросли, углубляясь все дальше и дальше. Он считал, что направление выбрал удачно, так как тропа всегда выведет его обратно в степь.

На просторной поляне тропа исчезла и затерялась в густой сонной траве. Здесь не так было жарко, как в степи и разноцветье трав, дурманящий их запах, кружил и пьянил голову. Трир остановился и уселся в траву. Надо было прийти в себя и подумать, что делать дальше.

Внезапно их окружили угрюмые рыжеволосые люди. Они появились так неожиданно, что Трир не успел даже вскочить на ноги, как увесистая дубина одного из нападавших опустилась на его косматую голову, расколов череп на осколки. Жизнь его оборвалась. Вира и Мака лесовики взяли в плен. Оставив труп Трир на съедение диким зверям, племя покинуло поляну.

Покой и легкость мгновенно сменили тяжесть и страх. Тело перестало ощущаться. Трир еще не понял, что произошло, но свобода от отсутствия каких-либо раздражителей и чувств насторожили сознание и он поймал себя на мысли, что боль, страдание, голод, страх и все тяготы бытия остались только в его памяти. Он быстро свыкся с новыми ощущениями и ему захотелось поделиться ими со своими воинами, принести этот новый мир чувств своим соплеменникам. Но, взгляд увидел самого себя лежащим на поляне с изуродованным черепом и бездыханным телом. Картины поляны стали расплываться, таять, на смену им пришла светящаяся туманная мгла, растворяющая его своим блаженством. Память все реже возвращала его к пережитым невзгодам, обостряя еще больше чувства блаженного состояния.

Это длилось довольно долго, пока Трир не стал возвращаться к неприятным, мучительным воспоминаниям. И мгла стала растворять сознание, растекаясь по остаткам памяти блаженством и наслаждением покоя. И когда это стало до такой степени хорошо и уверенно утверждать сознание, что мир бытия и острых ощущений сильнее страданий, тогда пришло желание вступить в этот мир. Вернутся к соплеменникам, рассказать им все… В сознании возникли новые слова и мысли, и он вдруг понял, что с ним говорят такие же как он, Трир стал спрашивать новые и уже знакомые голоса о том, как жестока жизнь и как было бы здорово ее изменить. Два, а потом и три, и еще голоса его поддержали. Собрав единомышленников, Трир сообщил им, что пора вернутся и вести борьбу на земле за прекрасный мир. Как хорошо и прекрасно можно жить, не боясь страшных зверей, объединившись с лесовиками. Ходить друг к другу в гости, праздновать и веселиться. Эти мысли захватили его, поддержанные товарищами, помогли раз и навсегда забыть страдания мира и возбудили желание, вернутся домой. Все заговорили об этом. И возвращение началось.

Договорились о возвращении на землю семь друзей. Договорились держатся вместе и жить своим племенем дружбой и идеями борьбы за лучшую жизнь племен без войны. Но пошли старшие раньше. Бледно-зеленоватая мгла сменилась белым туманом, затем голубая дымка открыла просторы степей, лесов, невиданных просторов, залитых водой и каких-то причудливых деревянных коробок, увешанных белыми полотнищами шкур, надуваемых ветром. Трир ощутил, что он падает прямо на скалистый берег в крытую соломой хижину. Друзья его упали раньше, остались в белокаменном городе, а он попал в эту хижину. Когда соломенная крыша возникла в сознании, вмиг все исчезло и жажда воздуха, и страдальческое желание вдохнуть хоть чуточку воздуха, жить. И вздох произошел. Первый вздох. Сознание к Трир вернулось. Он лежал, связанный по рукам и ногам. Потолок из соломы качался туда-сюда, и над ним склонилась незнакомая женщина и пела что-то. Мухи жужжали у потолка. Песня лилась. Хотелось, есть. И хотение вдруг переросло в плач. Трир был ребенком. Памяти прошлой жизни не существовало. Смутное чутье возвращало его к чему-то, чего никогда, казалось, не было. Он был ребенком. Он родился в семье рыбака. Он был греком. На земле тек век Эллинов. Расцвет греческой культуры. Расцвет могучей Римской империи, покушавшейся на весь соседний мир. Земля Рима родила Александра Македонского. А младенец, родившийся в семье рыбака, должен был стать рыбаком и поставлять отборный улов к столу правителя Афин.

Вот уже десять лет римляне пытаются сломить Афины. Но, каждый раз, когда их корабли подходят к гавани, греки запирали ворота и отчаянно сопротивляясь, отбрасывали врага прочь. Рим оставался ни с чем. После таких набегов хижина рыбака сгорала дотла, и ее пришлось отстраивать заново. Главный повар дворца каждый раз уговаривал рыбака остаться в служебном помещении. Перебраться с пожитками ближе к императору. Но грек стоял на своем, отстраиваясь и ведя свой промысел каждый раз, начиная почти с нуля. Мальчику дали имя Маркус. Маркус рос здоровым и смешным. Рано, в семь лет он уже выходил в море с отцом. Просторы моря и работы молодое сердце переполняли радостью бытия. И зачем только люди убивают друг друга?" – не раз задавал он себе один и тот же вопрос. Мальчик рос смелым и крепким. В его зеленых огромных глазах отражалось море, синее небо. Гармонично сочеталось смуглое тело с черными кудрями волос. Дуги тонких чувственных бровей придавал лицу загадочную романтичность и мечтательность. Не раз, отец, заставал Маркуса на берегу в одиночестве. Он сидел на черной глыбе, всматриваясь в закат, где последними бликами догорала вечерняя зоря и на ней появлялись первые звезды.