Тайна старинного портрета

– Вот садись прямо писькой на это сидение, не обращай что оно для тебя не удобное, просто надо немного привыкнуть. Держись за руль двумя руками, ноги на педалях, чтобы крутить и ехать вперед и руль поворачивать в ту сторону, куда тебя будет наклонять. И самое главное ничего не бойся, я тебя буду поддерживать с зада, давай залезай на сидение.

– Угу! – она перекинула со стороны руля через раму ногу уселась на сидении, и стала на педали.

– Ну, крути тихонько и держи рулем равновесие. – Придерживая Вальку за багажник велосипеда Валик осторожно удерживал ее в вертикальном положении.

Затем попробовал отпустить велосипед, но Вальку сразу занесло в сторону и она, вместо того, чтобы повернуть руль в эту же сторону, с испугу вернула руль в обратную и плюхнулась в дорожную пыль, велосипед сразу опрокинулся сверху девочки. Раздался оглушительный рев Вальки под велосипедом. Валик бросился на помощь, поднял «Орленок» с Вальки, но девочка лежа устроила рев.

«Фу, плакса какая-то» Подумал он, и сказал:

– Ну вставай?

– Не могу-у!

– Ану давай руку?

– А-а, больно!

Потихоньку Валька поднялась, идти она сама не могла, только стояла и жалобно всхлипывала.

– Ну давай я тебя подвезу на раме?

– Да-а-вай, хм-м-хм!

Валька сяк так забралась на раму «Орленка» и Валик по-рыцарски доставил девочку до калитки двора. Валька осторожно слезла с велосипеда и, припадая на левую ногу, поплелась домой часто оглядываясь. В ее взгляде теплилась какая-то непонятная тоска, проникающая в мальчишеское сердце Валика, оставляя там на долгие годы не проходящий след … Между тем время бежало своей бесконечной чередой. В четвертом классе Валик, подросший сидел за одной партой с Леней Очколясом. В класс вошел директор школы с незнакомым высоким и стройным мужчиной. Незнакомец держал в руке футляр с баяном внутри. Дети встали, приветствуя директора школы, с пытливыми взглядами смотрели на гостя.

– Дети, знакомьтесь, это ваш учитель пения Петр Петрович Щурь. – Представив учителя, директор умолк, предоставив вести урок пения новому учителю.

– Я буду преподавать вам уроки пения. Слушайте меня внимательно, и вы научитесь красиво петь.

– Я надеюсь, – сказал директор, – что вы будете слушаться и старательно изучать ноты, – и добавил, – до свидания!

– До свидания! – хором ответили дети.

Когда директор вышел, учитель подошел к учительскому месту и установил на стол футляр, распаковав, вынул баян и приладил к плечам ремни крепления баяна на себе, затем проиграл гамму нот, испробовал баян на звучание.

– Сейчас дети, мы выучим с вами революционную песню «Смело товарищи в ногу». Я на доске напишу первый куплет песни, а потом мы хором разучим. Далее я проверю каждого из вас на музыкальный слух. Это значит, что каждый из вас выйдет к доске и будет под аккомпанемент баяна петь, а я послушаю есть ли у вас слух или нет. Поясняя так учитель пения написал куплет песни и затем стал разучивать его с детьми и скоро, песня зазвучала стройным хором. Детям не терпелось скорее узнать есть или нет у них музыкальный слух и какой он у них; тонкий, средний, либо совсем его нет. Каждый школьник и школьница в этом четвертом классе считали себя с тонким музыкальным слухом, и только требовалось лишь подтвердить учителю пения их уникальное дарование. Очередь наконец дошла и до Валика. Он вышел к доске, ощущая, как дети смотрят на него, представляя себя на сцене театра, мальчишка в этот момент видел перед собой не одноклассников, а зрителей, что слушают с замиранием сердца именно его пение. Учитель кивком головы дал понять, что петь можно начать, и Валик запел:

– Смело товарищи в ногу, Духом окрепнем в борьбе … – воодушевленно пел Валик куплет.

Красс открыты от души смеялся так, как будто все сидели в цырке и видели выступление комика, который изображал такое корявое пение, уводя певучесть в очень смешное звучание музыки в мелодии слов, коверкая и ведя нужные паузы голоса не там, где должна ложится гамма нот, а там бог знает где, и ударения мальчишка делал в словах куплета песни не возмутимо и серьезно с патриотическим выражением на лице, но до того это было так потешно и смешно, что некоторые дети просто попадали на своих партах на руки, покатываясь от смеха. Прекратить вакханалию пения пресек учитель:

– Ну, хватит, хватит, – сказал удивленному школьнику Петр Петрович, – с тобой и твоим слухом все ясно!

– Что вам ясно? – обиженно спросил ученик.

– А то, что медведь тебе на ухо наступил!

Класс упоительно заржал еще сильнее. Валик сдерживая слезы сел подавляя предательские слезы, чтобы никому из одноклассников не было видно его внутренней обиды, что ему «медведь на ухо наступил». Чувствительный учитель пения, заметив состояние ученика, сказал: – Смеяться нельзя, когда вам уж совсем не терпится, то разрешаю, закрывать лицо руками, а смеяться так нельзя. Вы только будете обижать своих друзей одноклассников.

Как раз подошла очередь Лени Очколяса. Он стал рядом с учителем, как-то боком, смешно подражая артистам певцам, которых видел в телевизоре. Артистично поднял голову, устремив одухотворенный взгляд куда-то в дальний угол, туда, где сходятся две стены класса с потолком, и по артистическому кивку Петра Петровича под звучание мелодии баяна, запел:

– Смело товарищи в ногу, духом окрепнем в борьбе …

В классе стояла тишина. Дети, как по команде, спрятали свои лица в сложенных руках на партах, изредка тишина нарушалась звуками, напоминающими мышиный писк и всхлипывание плачущих от истерического хохота одноклассников, который не в силах сдерживать. Леня обвел лежащих на партах слушателей, и вздрагивающих от хохота. Лицо его превратилось из одухотворенного в искривленную гримасу непереносимой обиды, как метеорит в темной ночи по небу, понесся вон из класса, громко хлопнув дверью так, что дверь отскочила от касания к проему и медленно со скрипом отворилась. Учитель, не снимая баян быстро вскочил со стула и захлопнул непослушную дверь. Класс спас от мучений проверки голоса, окончания урока. Очколяс сильнее всех переживал отсутствие музыкального слуха. Когда он появился перед началом следующего урока геометрии, Валик первым заметил покраснелые карие глаза друга. Леня молча сел за парту и стал доставать учебник геометрии, тетрадь, дневник. Потом открыл книгу и уткнулся в нее, не обращая внимания на сплошной шум и гвалт в классе. На уроке Валику передали записку. Он незаметно для учителя развернул клочок, вырванный из тетрадки в клетку. Аккуратным и красивым почерком там было написано; «Приходи сегодня учить уроки ко мне», и подпись, состоящая из одной буквы «Ш». Конечно он понял, кто написал эту записку. Ему вспомнился тот эпизод, когда он первый раз попал в дом к Шуре, неловкость сковывала его и неуверенность в этой девчачьей обители ее комнаты, где они учили уроки вместе. Шура и он сели тогда за стол, раскрыли учебники по истории стародавнего мира и стали изучать историю Древнего Рима. Валик старался изо всех сил запомнить хоть что ни будь, но так и не смог осмыслить и запомнить ни строчки из прочитанного материала. Глаза машинально бегали по рядках печатного текста, а мысли были заняты другим, чувственными ее глазами, божественной приветливой улыбкой, звучанием голоса девушки. После занятий с ней, Валик чуть не поймал двойку по истории Древнего Мира, спасло его тогда только знание прошлого материала и учитель, хоть и поставил ему «четверку», все-же сказал, что спросит этот материал в следующий раз. После уроков Шура ждала его возле школьной калитки. Их уже давно прозвали женихом и невестой. А Леня Очколяс, сказал как-то:

– Если с ней ты будешь дружить, ко мне можешь даже не подходить!

Валику было жаль прерывать дружбу с Леней, но все-же он был уверен, что дружба его с Фесич Александрой (Шурой), не содержит ничего предвзятого для других и продолжал с девочкой ходить в школу вместе, оправдываясь тем, что им все равно по дороге в одну сторону и живут они на одной улице под названием «Центральная».

– Валик ты получил мою записку? – сразу спросила Шура.

– Да, получил, вот твое послание, – протягивая ей клочок из тетрадки написанный ее красивым почерком.

– Давай сюда? – она протянула руку, чтобы забрать записку.

– Никогда не отдам тебе, твое послание мне и для меня! – категорически запротестовал Валик.

– Ну, как хочешь, пусть будет у тебя.

Они шли, минуя старое здание возле церкви, где располагался сельсовет с залом. Там демонстрировались разные кинофильмы. Валик остановился и, достав из портфеля учебник по чтению, расправил записку и вложил в книгу, спрятав учебник в портфель. Он не придал особого значения своему поступку, закрывая замки портфеля и дети продолжили путь дальше, договорившись о встрече в доме у Шуры …

Глава 3. Старинный портрет

Экзамены. Впервые школьники сдавали экзамены в восьмом классе. Восьмой класс считался выпускным, и ученики могли уже выбирать свой дальнейший жизненный путь.

– Ну, что выбрали мальчишки? – подбежала к друзьям высокая девушка с черными косичками.

Один из них повернул свое красивое лицо с правильными формами. Прямой нос, темные волосы, тонкие брови и большие серые глаза, смотрели спокойно и ласково на подошедшую девушку. Рядом с парнем стоял черноволосый школьник, его с виду цыганская внешность придавала его еще не сформированной и не окрепшей фигуре, взрослость.

– От Леня, идет от нас, – ответил выше ростом парень.

– А, куда, Леня? – спросила девушка.

– От все тебе-то надо знать Фесич Александра? – ответил Леня Очколяс.

– Ну, а все-же, куда? – не сдавалась Фесич.

– Пэ-Тэ-У! – коротко ответил Леня.

Шура посмотрела на него серыми круглыми вопросительными глазами.

– Это профессионально техническое училище, – объяснил Валик, – там Леня получит специальность и одновременно закончит десятилетку!

Ученики завидовали Очколясу. Он сразу, как-то повзрослел, многим из них тоже хотелось скорее стать взрослее и валится во взрослую жизнь, но впереди их ждали еще три года учебы в школе. Экзамены пора напряженных занятий с учебниками, пора проверки знаний, полученных за годы учебы, пора следующих за ними каникул. Леня, Валик и Шура экзамены сдали с успехом на «5», Валика подвел только немецкий язык, он сдал его на «4». Итак, как и все предыдущие годы весной буйно цвели липы, и как всегда в эти весенние дни старинные липовые деревя были атакованы пчелиными тучами этих тружеников ульев. Валик шел гудящей пчелами аллеей старинных лип из колхозного стадиона, где он тренировался с футбольной командой школы. Дорога вела липовой аллеей мимо колхозной пасеки. Там уже за металлической сеткой ограды стояли увеличенные ряды ухоженных пчелиных домиков. Валик подошел к калитке ограды территории и увидел, что лямка запора не на замке, значит пасечник должен быть в хозяйственном домике. Открыв калитку вошел на территорию пасеки. Рабочие пчельные семьи носились в воздухе с деловым жужжанием, спешили собрать как можно больше липового нектара с цветочной массы липовых крон аллеи в горячую пору пчелиного медосбора. По протоптанной в траве дорожке Валик подошел к домику пасечника. Там в комнате, в прохладной тишине сидел на стуле седой старик. Его морщинистое лицо напоминало Федося Кузьмовича из такого далекого и одновременно близкого детства Валика «Депутата».