Фаетон. Научно-фантастический роман. Полное собрание книг

– А ты, наверно, забыл, как попал к нам?! – говоривший с Азоном мужчина выглядел моложе своих лет. Сухое лицо, длинный крючковатый нос, сеть морщин у глаз и нависшие брови придавали их обладателю поразительное сходство с хищной птицей. Осанка дополняла схожесть с грифом, птицей, питающейся падалью. Эфес, стоявший рядом, поморщился от колючего взгляда Босса.

– Я без работы уже целых два года. Мне нечего жрать. – Вмешался Эфес.

– Ну, это мы еще проверим. – Ответил хозяин! – А пока посиди до выяснения личности.

Неуловимого движения бровей плантатора было достаточно. Два здоровенных охранника скрутили руки Эфесу и поволокли через залитый тропическим солнцем двор в барак, на стене которого красовалась цифра “ 2”. В полутемной камере, куда толкнули Эфеса, стояла невыносимая духота, пахло плесенью и мышами. Эфес остановился посередине бетонного мешка. Глаза медленно привыкали к темноте. Серые стены, потолок и пол. Напротив двери, в стене, высоко над головой пробивался сквозь узкое окно свет. Еще лязг замка за оббитой железом дверью и удаляющиеся шаги, в наступившей тишине отдавались звоном крови в ушах Эфеса да глухими ударами сердца. Когда Босс наконец оторвался от разбросанных на письменном столе бумаг и нарочито удивленно стал смотреть на Азона. Длинный, полный презрения взгляд – что может быть обиднее этого, но Азон выдержал. Потупив взор, он молча ждал.

– А- а, ты все еще здесь?

– Следует понимать это, Господин, как ваше согласие? – в надежде спросил Азон.

– Я не люблю повторять, дружок! – с ноткой раздражения ответил плантатор! – но поскольку ты настаиваешь, я отвечу. Следуй обратно и жди дальнейших указаний!

Самолет Азона с попутным грузом взмыл в воздух и взял курс на Наями.

На плантации, Богом забытом месте, дни текли за днями, и каждый день кто- ни будь умирал из рабов. Трупы здесь не жгли, их просто закапывали завернутыми в простыни. Прошел месяц с тех пор, как Эфеса бросили в бокс номер 2. Срок вполне достаточный, чтобы умертвить голодной смертью любого смертного. В течение этого срока Азон дважды посещал плантатора и каждый раз встречи проходили деловито, без лишних, не касающихся контрабанды слов. В одно такое посещение Азон встретился с Ани.

– Каким ветром тебя? – грустная улыбка скользнула на лице девушки.

– Ани, дорогая, я хочу вырвать тебя и себя из этого ада.

У Ани мгновенно пропало настроение. Ее огромные карие глаза в опахалах ресниц наполнились слезами и покраснели. Она раздраженно бросила взгляд на Азона, затем отвернулась. Воцарилось неловкое молчание. В приемном покое, где они разговаривали, остро пахло лекарствами. На стуле, у двери с надписью “ ВРАЧ”, сидел охранник, его трясла лихорадка. Он тихо стонал, казалось, ему было все равно, примут его или нет.

Азон наклонился к невесте, нежно взял ее за локоть и шепнул на ухо:

– Я не шучу, возьми себя в руки. Побег назначен… – Он назвал дату, но внезапный грохот падающего тела заглушил слова. Охранник свалился в беспамятстве вместе со стулом. Двое чернокожих санитаров в сопровождении Ани быстро унесли его. В дверях

кабинета девушка обернулась, их взгляды встретились. Азон понял, что она готова к побегу… Два аборигена- раба с носилками подошли к камере. Дверь впервые распахнулась, спустя месяц с того самого момента, когда Эфеса втолкнули в нее. Один из рабов, сопровождении охранника, вошел внутрь камеры. Невольный вопль вырвался из уст вошедшего, когда его взгляд скользнул по восково- бледной фигуре, стоящей мертвым манекеном посреди камеры. Охранник свирепо втолкнул второго раба в помещение, без устали хлестал плетью по его голой спине. Тот, превозмогая суеверный страх, трясущимися руками присоединился к товарищу, обёртывавшего холодное тело узника простыней. Когда с этим было покончено, рабы уложили тело на носилки, предварительно связав синтетическими ремнями руки и ноги. Труп зарыли на временно расчищенной территории в джунглях. Такие небольшие расчищенные места зарастают в течение месяца до неузнаваемости, хорошо укрывая свежие могилы. Ослепительны тропические ночи. Да, да, именно ослепительны. Взору открываются залитые серебряным лунным светом просторы над сплошным морем зелени. Листва в этих лучах приобретает таинственный блеск, мираж моря возникает перед изумленным взором и кажется, будто перед тобой застывшие гигантские волны, сверкающие бликами в лунном сиянии. Зелени нет, только серебристые краски да чернота теней создают причудливые картины пейзажа. Редкие крики ночных обитателей столь резки и внезапны, что холодят кровь. В такие ночи местные аборигены сидят, притаившись, по своим хижинам, дрожа от суеверного страха, ибо сам злой Дух выходит на охоту. Шаманы рисуют его в длинной черной тоге со свирепым лицом, измазанным грязью, перемешанной с кровью убитой жертвы. Не попадайся ему на пути, беспощаден Дух… Вот сверкнули огнями два глаза в темном пространстве джунглей. Мгновенье – и черная тень в стремительном прыжке пронеслась с ветвистого дерева в заросли. Отчаянный крик поверженной жертвы прокатился над лесом. На просеку, усеянную свежими холмиками земли, из тьмы джунглей вынырнула черная пантера с добычей. В цепкой пасти зверя в предсмертной агонии извивался бабуин. Пантера осмотрелась по сторонам, улеглась, вонзив когти передних лап в добычу, и, рыча, приступила к кровавой трапезе. Внезапно зверь насторожился. Поднял голову, не двигаясь, застыл. Уши пантеры зашевелились, на кисточках заиграли серебряные шерстинки. Еще мгновение – и зверь вскочил на ноги, забыв о добыче, бесшумно растворился в черноте ночных теней. Воцарилась тишина, нарушаемая далекими криками да шорохами спящих животных. Казалось, ничто не может потревожить покой просеки. Среди тишины послышался шорох, нет, скорее, стон, а может быть, это звук сломанной ветки. Несомненно, это опасный хищник, опаснее и страшнее пантеры. Луна застыла уже над просекой, и тени от деревьев спрятались под кроны, еще ярче засияли залитые лунным светом холмики да свежая поросль между ними. Странный звук снова раздался, отчетливее и четче стал походить на стон. Да, это слышен глухой стон, леденящий кровь, казалось, сам злой Дух пробуждается из могильного мрака. Вдруг рухнула земля на свеженасыпанном холмике. В одном месте движение слипшихся комьев сильнее, все больше и больше двигалась земля, рассыпаясь по сторонам. Вдруг показались измазанные грязью пальцы, судорожно хватая воздух, стали искать невидимую опору. Затем появилась рука, и из холма показалась человеческая голова. Лик ее был ужасен. Восково- бледное, испачканное глиной лицо, слипшиеся волосы и худоба вселяли истинное представление о пришельце из потустороннего Царства Мертвых. Человек, прилагая последние остатки сил, выполз на поверхность. Из груди его вырывалось частое хриплое дыхание. Тощая грудь судорожно вздымалась, рот ссохшимися губами хватал живительный воздух. Внезапно он затих, дыхание превратилось в прерывистые, еле уловимые вздохи. На просеке воцарилась тишина, замешанная на стрекотании цикад и отдаленных редких криках обитателей джунглей. Прошло довольно времени, чтобы тени зарослей укрыли чернотой распростертого на траве пришельца. Наконец он зашевелился, застонал и пополз на четвереньках к раскидистому дереву. По дороге рука наткнулась на что-то липкое и мягкое, человек остановился, брезгливо дернулся всем телом, сел и принялся вытирать о траву испачканную ладонь. Снова застонал, затем попытался встать на ноги, это ему удилось лишь на мгновенье. С тяжким стоном он повалился на землю. Издавая частые стоны, он заставлял тело ползти вперед к зарослям. Его упрямая борьба увенчалась успехом. Толстый ствол каучукового дерева надежно уперся в спину. Отдышавшись, он стал шарить руками вокруг ствола, что-то искал. В руки вскоре попался сверток, забросанный перепрелой листвой. Трясущимися обессиленными руками он принялся развязывать узлы, время от времени помогая зубами. Но силы были слишком слабы. С большим трудом все же удалось развязать один, затем другой.

Шпагат наконец был сброшен с куска плотной оберточной материи. Покопавшись в свертке, человек извлек флягу и судорожно, вздрагивая, пил содержимое.

Силы медленно возвращались. Мысли приобрели смысл:

” Только бы не перепутать…” – пронеслось молнией в мозгу. В прояснившемся сознании мелькали в дикой пляске крышки фляг. Красная, синяя, желтая и снова красная, синяя, желтая… так до бесконечности, когда наконец удалось разглядеть цвет из которой он пил:

“ Ярко- красная, красная…” Значит, все верно. Дальше содержимое синей, затем желтой. Жидкость вернет силы, восстановит организм. Тропическая ночь подходила к концу. Луна незаметно скрылась, утонув в черноте джунглей. Здесь, внизу, под сводами растительности, ее закат не заметен. Лишь ярче обозначились звезды на клочке неба, очерченного просекой, да верхушки исполинских деревьев черными кронами стали резче. Душный тропический день не заставил себя ждать. Почти с появлением первого луча солнца воцарилось всеобщее ликующее разногласье. Значимые ночью таинственные шорохи и крики утонули в нем, растворяясь до следующей ночи. Человек под кроной каучукового дерева стоял, выпрямившись. Тело его приобрело формы мускулистого сильного мужчины. Фигура атлета никак не походила на изможденный скелет, обтянутый желтой кожей, каким появился он из могильного мрака. Облачившись в длинную черную тогу, он достал из свертка небольшой пенал. В пенале оказались зеркальце, щеточки и грим. Приладив зеркальце к стволу дерева, он старательно взялся за работу над своим лицом.

Глава 4

В западной части плантации располагались бараки чернокожих рабов. Всего их было пять, выстроенных в ряд одноэтажных строений, скорее, похожих внешне на сараи для скота, чем на человеческое жилище. С северной стороны у барака номер один примыкала кухня с огромным навесом- столовой. В первом бараке жили женщины и дети, в остальных – мужчины. Крайний с южной стороны, пятый барак, отводился для больных. Изнурительный каторжный труд на плантации доводил людей до полного изнеможения. Каждый день кто- ни будь прощался с жизнью. Несмотря на высокую смертность, недостатка в рабочей силе не ощущалось, а не ощущалось потому, что часть отходов от производства героина шла рабам. И так уж повелось на плантации, что ни один из них не засыпал без изрядной дозы опия. Рабы работали ради щепотки зелья. Никто из них не возвращался туда, откуда пришел, у всех был единственный путь – на кладбище. Предприятие босса процветало. От желающих работать на плантации не было отбоя, не смотря на запрет властей, тайные пути приводили новых и новых рабов. Плантатор жил в восточной части плантации, там же размещался аэродром, дача, вилла, контора, лаборатории по переработке опиума, склад, бокс номер 2 и мед часть для белых. Черных не лечили. Вся восточная территория обнесена двойной колючей проволокой, на каждом углу размещены наблюдательные будки с охраной. Охрана вооружена крупнокалиберными пулеметами. Между виллой и дачей размещалась вертолетная площадка с вертолетом, готовым в любую минуту взмыть в воздух. На вышке, примыкавшей к даче плантатора, стоял охранник с биноклем у глаз.

– Вит, – сказал охранник в пространство, – ты меня слышишь?

– Да, Рим. – послышался голос из рации.

– Ах, как жаль, что тебя здесь нет. – продолжал Рим.

– А что случилось?

– Ну и вкус у Босса.

– Опять роскошная блондинка?

– Нет, Вит, не угадаешь, ставлю сто против одного.

– Черт меня подери, если это ни толстуха желтокожая.

– Ха- ха- ха, опять мимо. Сдавался, Вит!!!

– Как бы не так.

– Ты снова будешь морочить мне голову своими толстухами, на сей раз брюнетка, и совсем юная, да еще и с точеной фигуркой.

– Не может быть.

– Ну ладно, я вот ее пару раз щелкну.

И Рим достал фотоаппарат. Цветные снимки тут же появились, на них отчетливо была видна фигурка купающейся обнаженной девушки. Как раз в этот момент она грациозно выскользнула из воды на мраморный постамент бассейна. Кожа ее засверкала ослепительным бронзовым отливом в лучах тропического солнца. Легким движением руки она подхватила с кресла- качалки полотенце и стала вытирать им длинные каштановые волосы.

– Эмма! – позвал ее мужской голос.

– Я здесь, папочка. – Отозвалась она.

– Нельзя так долго находиться на солнце.

– Иду! – набросив на плечи розовый махровый халат, Эмма побежала к отцу. Ее ждал Босс. Нежно поцеловав его в щеку, дочь пожаловалась:

– Этот охранник, не отрываясь глазел на меня в свой бинокль.

– А, ерунда, это тоже рабы, только цвет кожи у них белый.

Разговаривая, они скрылись в прохладной тени комнаты дачного домика, за ними неотступно следовала чернокожая толстуха в белом переднике. Солнце нестерпимо пекло. Рим закрыл прозрачную дверцу наблюдательной будки и включи на полную мощность кондиционер. Внутри повеяло прохладой.

– Ну как, Рим? – донеслось из рации, – Успел признаться в любви?

– Иди ты к черту Вит. Но фотографии у меня вышли на славу.

Дальше разговор вертелся возле всякой чепухи, за болтовней охранники не замечали течении времени, и служба казалась им не такой однообразной. Солнце поднялось в зенит, Жара, духота и роями носившиеся насекомые не давали покоя. В эту пору невольники не работали. Их сгоняли в душные бараки и там, в смрадной атмосфере, они пережидали жару. К четырем часам дня солнце становилось милосерднее. Рабов гнали на плантацию, и те, подчиняясь ударам хлыста, угрюмо брели по раскаленной бурой почве к зеленым квадратам мака, над которыми неустанно висели маленькие радуги от стационарных дождевальных установок. Так повторялось изо дня в день, из года в год.

Около двух часов пополудни, когда солнце нагрело все вокруг до адского жара, над безлюдной плантацией прокатился бой тамтама. Приглушенные ритмичные удары повторялись то с нарастающей силой, то опадая вдруг до тихого боя. В них слышалась боль, отчаяние, неизгладимая тоска и страдание. Стонущий ритм тамтама завораживал слух.

– Вит, ты слышишь? – настороженно спросил Рим. – Это, кажется, рядом с тобой.

– Да, черт потери! – ответил голос Вита.

– Вит, ты помнишь, так уже было. – Голос Рима стал походить на карканье старого ворона.

– Да, Рим.