Куда бежать? Том 2. Надежда

– Николай Никанорович, пора нам двигаться дальше. Я хочу вам предложить ещё одно деликатное дело. Вы готовы?

– Господин Ломов, мы с вами условились, и наши договорённости с моей стороны исполнены в полном объёме. Причём настолько для вас безопасно, насколько никто бы не смог это исполнить. Скажу вам откровенно, я пока не осознаю последствий моих действий в масштабе империи, но прекрасно понимаю, что теперь я могу быть в обществе и искать себе достойное место. Мы были полезны друг другу, и, скажу вам откровенно, я не вижу в дальнейшем какой-либо нашей кооперации.

– Это вы пока не видите… – ехидно возразил Ломов. – Вы не представляете, какие подвиги мы с вами ещё совершим, – уже более дружелюбно продолжил он.

– Вы правы, я пока не вижу, и этому есть существенное основание… Господин Ломов, великодушно прошу меня простить, но я даже вашего имени, настоящего имени, не знаю. Я о вас ничего не знаю, следовательно, и доверять вам мне очень и очень сложно.

– Вы пару дней подумайте, не спешите мне отказывать… И насколько уж я не хотел вам этого говорить, но вы меня вынуждаете… – Ломов тщательно подбирал слова, был крайне сконцентрирован и строг в своём взгляде. – Николай Никанорович, когда я прошу, мне не отказывают. Второй раз я просить не буду… Мы с вами уже повязаны прошлым. Вы подумайте ещё пару дней, и вернёмся к этому разговору, – Ломов вышел из квартиры Тельнецкого, оставив ещё больше вопросов, чем было раньше.

Тельнецкий в предыдущие дни твёрдо принял решение больше не рисковать собой и не участвовать в операциях Ломова. Повязанность с делами Ломова Тельнецкий прекрасно осознавал, поэтому искал иные варианты своего будущего и принял решение, что покинет на время Россию. Деньги для выезда за границу есть. Теперь на юг будет держать курс. На Одессу.

Через час, когда Тельнецкий переодевался и готовился к поезду, в дверь постучали.

– Откройте, полиция, – кричали за дверью.

Тельнецкий открыл дверь. За порогом стоял сыщик охранного отделения Вертинский и ещё три человека в штатском. Как только дверь открылась, в квартиру вломились и схватили Тельнецкого, надели на голову мешок, вытащили на улицу, посадили в карету и через двадцать минут в кандалах на ногах и руках затолкали в одиночную камеру клоповника.

Вечером того же дня Тельнецкому в камеру бросили записку: «Я Вас не предавал. Мужайтесь. Вас вытащу. Л.».

Ломов

Ломов – человек с многочисленными паспортами. Иногда ему самому казалось, что он забыл, как его истинно зовут и откуда он родом.

Дворянин. Родом из Саратовской губернии. Получил блестящее домашнее образование. По всем предметам ему были наняты учителя, которые по требованию родителей не проявляли никакого снисхождения к способностям, возрасту и тем более к желанию Ломова поиграть во дворе с другими детьми. Родители Ломова ничего не жалели ради обучения своих детей, но и требовали от них всё больших и больших знаний.

Ломов окончил Санкт-Петербургский Императорский университет с отличием, получил дополнительное образование в Оксфордском университете, после чего вернулся в Россию и лет пять работал в канцелярии императора Александра III. За весь период службы осуществил небывалый по тем временам карьерный рост – в должности дорос до статс-секретаря. Многие желающие либеральных реформ в России возлагали на Ломова большие надежды. Ему предрекали место министра, но этому не суждено было случиться.

При каждой возможности Ломов твердил императору Александру III о необходимости продолжения курса реформ императора Александра II, отчего в итоге и был зачислен в стан немилостивых. В канцелярии всё чаще и чаще поговаривали, что Ломов брал огромные взятки, но эти слухи никто не мог подтвердить, да и сами поговаривающие имели рыльце в пушку.

Отец Ломова дважды залезал в большие долги, и его сын с лёгкостью, как всем казалось, покрывал эти расходы. Ломов вынужденно оплачивал долги, только чтобы не опозорить семью, но этими действиями он только провоцировал отца на большие траты и хвастовство: «Какой могучий и богатый стал мой сын». Все эти события в жизни семьи Ломова становились основой для слухов, которые множились и непременно доходили и до госсекретаря канцелярии.

Когда тучи настолько сгустились над головой Ломова, что госсекретарь подал прошение императору освободить Ломова от занимаемой должности, Ломов сыграл на опережение и, воспользовавшись моментом встречи с императором, заявил, что покидает службу по идейным соображениям. От высказываний императору Ломов попал на учёт в III отделение как политически неблагонадёжный гражданин, и для него все двери официальных кабинетов закрылись, но вне официальных отношений с высшими должностными лицами государства ничего не изменилось.

Ломов к этому времени уже накопил серьёзный капитал и вскоре перебрался за границу, где и прожил чуть более пяти лет. Затем вернулся в Россию с новыми знаниями, идеями, с контактами зарубежных служб, а по сути – завербованным. Деньги Ломову доверяли в любом количестве, но требовали результатов. К революционным событиям 1905 и 1907 годов он имел непосредственное отношение. В начале нового века большая часть денег революционерам в Россию поступала из-за рубежа именно через Ломова или его людей. С самого начала революционной деятельности у Ломова было твёрдое правило: половину средств, поступивших из-за рубежа, он оставлял себе. Часть тратил на адвокатов, банкиров, личную охрану, а остальное припрятывал по разным зарубежным банкам.

Но не всё было так легко и просто в его революционной деятельности. Исчезали доверенные люди, не доходили до него деньги кураторов, но, несмотря на неудачи, доверие к нему не уменьшалось. Ломов показывал результаты, свои или чужие, но показывал, и всех это устраивало.

Сыщики много раз задерживали Ломова, но то адвокаты оспаривали задержания, то проявлялись к нему симпатии со стороны судей, полицейских или жандармов, то какие-то тайные пружины административного аппарата заставляли сыщиков просить у Ломова прощения и низко кланяться. Ломов никогда не проводил дольше трёх часов в полицейском участке или в суде, эти задержания и повестки в суд со временем случались всё реже и реже.

Ломов давно уже освоил один прекрасный урок: действовать нужно чужими руками. Для этого деньги ему и даются.

Для привлечения в свои ряды молодых людей, которых не будет жалко обменять на свою свободу, Ломов купил дом в Москве, поставил человека на вокзале для поиска жильцов и сдавал только одиноким мужчинам. Тельнецкий тоже попал в этот поток. Стоимость и срок аренды квартиры его вполне устроили. Через несколько дней после поселения Тельнецкого во временной для него квартире Ломов получил ответ от верного человека из охранки, что Тельнецкий не их сотрудник. Ещё через пару дней Ломову сообщили, что его сосед из бывших военных и для своего возраста дослужился до высокого звания. Исходя из полученных сведений, Ломов решил проверить своего соседа на храбрость и решительность, а затем и познакомиться. Ломов хотел представиться именно в критической для Тельнецкого ситуации, так как считал, что после подобных знакомств доверия больше.

Ломов разработал план с уличной дракой у ломбарда. План не сработал. Тельнецкий быстро и очень умело дал отпор нападавшим, привлёк внимание городового, случайно оказавшегося рядом. Ломову не удалось выступить в роли спасителя согласно плану.

Поэтому был разработан другой план. И он сработал.

Во время рассказа Тельнецкого о его карточном долге Ломов подумал: «Этого бывшего военного нужно обязательно привлечь, только на самые опасные операции. Он уже в свои молодые годы сильно обжёгся, отчего возмужал. Его ценность неимоверно высока в сравнении с его долгом», – и, не раздумывая, выписал чек. Какова же была его радость, когда Тельнецкий взял в руки чек! Ломов был необычайно доволен, но тщательно это скрывал, показывая исключительно заботу о чести молодого человека.

Привезённые Тельнецким два миллиона четыреста тысяч рублей сделали Ломова богаче почти на миллион, и этому он был неимоверно рад.

Ломов к Тельнецкому уже успел прикипеть душой и поставил себе задачу высвободить его из клоповника как можно скорее.

Если при задержании Ломова срабатывали тайные пружины, и Ломова быстро отпускали, то с арестом Тельнецкого всё выходило наоборот. Пружины срабатывали, но не в пользу освобождения, а в пользу ссылки. В процессе следственных действий и на суде Тельнецкий отказался назвать имя выдуманной дамы и не смог подтвердить свои занятия за последние два месяца до ареста.

Во время всего судебного процесса Тельнецкий всячески выгораживал Ломова. Даже несмотря на видимую безопасность, адвокаты порекомендовали Ломову покинуть Россию и как можно скорее, что он и сделал. Вскоре после оглашения приговора он вернулся в Россию и приступил к исполнению данного Тельнецкому слова об освобождении его из-под ареста.

До чего вы докатились? (1911–1914 годы)

Тельнецкий из ввезённых в Россию денег положил себе на счёт в банке сто тысяч новеньких купюр, отчего, по сути, и пострадал. Он был арестован по подозрению в фальсификации денег, но эта версия обвинения быстро рассыпалась. Изначально в московском отделении банка согласились заменить размещённые Тельнецким деньги на фальшивые, но после вмешательства Ломова столичное руководство банка категорически отказало сыщикам.

Сыщик Вертинский предложил Тельнецкому сдать Ломова в обмен на свободу, но позиция Тельнецкого была неизменна: «Докажите, в чём вы меня обвиняете». Из-за отсутствия у Тельнецкого алиби Вертинский сфабриковал дело, инкриминируя Тельнецкому распространение запрещённой литературы и листовок с призывами к свержению императора. Нашлись и свидетели, и листовки, и запрещённая литература в достаточном количестве. По итогу Тельнецкий был осуждён на пять лет и отправлен в ссылку.

До места ссылки Тельнецкий не доехал. На одном из этапов в городе T на часовых напали и связали, освободили Тельнецкого от кандалов, и вся группа налётчиков уже вместе с бывшим арестантом растворилась в городской среде. Их не нашли, да никто особо и не искал. Сыщиков для проведения розыска в городе T в достаточном количестве не было, а рядовым жандармам и полицейским было не до беглецов, и к тому же при побеге никто из конвоиров физически не пострадал. Пострадали лишь морально. Обидно было, но простительно. Побеги политических заключённых были не редкостью в этих краях, и, если сопровождающим не причиняли увечий, беглецов мало кто искал, так как из города был выезд в другие населённые пункты только по грунтовой и железной дороге. И там, и там был строжайший контроль всех проезжающих. Часто именно на железнодорожном вокзале и ловили беглецов.

Незадолго до прибытия конвоя с Тельнецким в город T верные люди Ломова сняли квартиру в одном из немногих добротных домов, и уже после побега в этой самой квартире Тельнецкому передали записку: «Слово сдержал. У Вас новая жизнь. Привыкайте. Все потребности покроем. Встретимся в столице на Рождество в гостинице “Англия”. Л.». После прочтения записки один из освободителей Тельнецкого вручил ему новый паспорт и десять тысяч рублей, сопровождая словами:

– Раньше указанного в записке срока на место встречи не являться. В Москве вам запрещено появляться вовсе… Если ещё понадобятся деньги, вы можете в любом отделении Петербургского международного банка получить со счёта на ваше имя… И ещё… Двое из нас полностью в вашем распоряжении. Нам велено вас охранять.

Тельнецкий, как вошёл в квартиру, буквально набросился на еду, но вовремя опомнился и только немного перекусил. Исходя из обилия кушаний, он решил, что здесь явно подготовились к его приезду. После небольшой и приятной трапезы Тельнецкий встал из-за стола, подошёл к зеркалу и стал себя рассматривать. Вид был ему противен. Он стал размышлять о своём плачевном внешнем виде и вслух задал себе вопрос: «До чего вы, Николай Никанорович, докатились? Не стыдно ли вам?..»

Это были для Тельнецкого риторические вопросы.

Тельнецкому и вправду было очень стыдно. Он прекрасно осознавал, что сам собственными поступками довёл свою жизнь до ссылки. За год жизни в тюрьме у Тельнецкого было достаточно времени для размышлений, и всё чаще и чаще он стал проклинать тот день, когда сел за карточный стол. Единственному аспекту своей жизни он не мог дать трезвую оценку. Всё размышлял о встрече с Ломовым и вспоминал день, когда Ломов вручил ему чек на внушительную сумму. Тельнецкий пока ещё не смог ответить себе на один вопрос: «Был ли он прав или был не прав, когда взял чек в руки и согласился помогать Ломову в его делах?..»

Оценку себя перед зеркалом и разговор с самим собой Тельнецкий прервал просьбой к охранникам – переодеться в цивильную одежду. Через час Тельнецкий постриженный и побритый, одетый в приличный домашний халат, вышел и представился портному. Заказ был принят на костюм и пальто с обещанием вернуться через два дня на предварительную примерку.

Через три дня Тельнецкий, одетый с иголочки, направился в гости к княгине Белозёрской.

Новые товарищи Тельнецкого легко нашли в городе княгиню Белозёрскую, которая около года назад вернулась в родные пенаты. Княгинь в городе T немного, а с двумя детьми в возрасте до тридцати лет только одна.

Тельнецкий постучал в дверь квартиры небольшого домика на несколько семей. Дом был старым, и по нему было видно, что он ещё и сильно уставший. Явно дом давно не видел ремонта и обновлений.

Дверь открыла женщина в возрасте с чепчиком на голове. Она прищурила глаза и, приближая лампу чуть ли не к лицу гостя, стала рассматривать неизвестного мужчину.

Тельнецкий не остался в долгу и тоже стал осматривать пожилую женщину. Внешних сходств с княгиней гость не обнаружил, но по возрасту эта женщина могла быть её матерью. Тельнецкий спросил княгиню, и женщина впустила гостя, продолжая с любопытством его рассматривать.

Причиной визита Тельнецкого была исключительно потребность избавиться от угрызений совести. Чувства привязанности и симпатии к княгине Белозёрской, разгоревшиеся ещё в дни встречи в сердце Тельнецкого, не остыли, но тут он осторожничал, прекрасно понимая, кто он теперь и какой у него социальный статус. С того момента, как он попал в лапы охранки, совесть каждый день призывала к покаянию. Он ведь по сути использовал, и весьма удачно для него, княгиню и её детей, но если бы обстоятельства сложились не столь удачно, княгиня села бы в тюрьму и, возможно, надолго. Мысли и совесть неимоверно мучили Тельнецкого. Тогда, ещё около года назад, он решил, что тысяча рублей есть та оплата, которую заслужила княгиня, оказывая ему услугу, сама того не сознавая, а теперь, после того как сам побывал в шкуре заключённого, пусть даже и по сфабрикованному делу, Тельнецкий вдвойне понимал, что он должник княгини, но пока не понимал, как он сможет оплатить ей долг.

Княгиня, встретив Тельнецкого, мужчину высокого роста, прекрасного телосложения, с армейской выправкой, галантного, очень внимательного к ней и дружелюбного с её детьми, да ещё и при деньгах, подумывала о романе с ним. Уже в поезде по пути к родному городу она очень сожалела, что не было достаточно времени для общения и, если бы это время судьба ей предоставила, княгиня смогла бы раскрыть свою женственность и показать, насколько она и её внутренний мир красивы и привлекательны. Она была убеждена, что Тельнецкий обратил бы на неё внимание как на женщину. Но, увы, судьба распорядилась иначе.

Пожилая дама впустила в квартиру Тельнецкого исключительно в целях сохранения тепла в доме. На улице зимняя погода, а тепло нынче обходится дорого. В квартире она ещё раз спросила, кто ему нужен, Тельнецкий ответил, женщина подошла к одной из комнат и вошла в неё.

Из комнаты вышла дочка княгини Эмилия, увидев Тельнецкого, воскликнула и бросилась к нему в объятия после того, как сам Тельнецкий протянул ей руки. Старые друзья дружелюбно поприветствовали друг друга, девочка взяла Тельнецкого за руку и повела в комнату. От такого радостного приветствия у Тельнецкого сердце замерло, он вдруг представил, какую трагедию он мог бы принести в эту семью, и чуть мысль свою не высказал вслух: «О чём я только думал тогда?..»

Княгиня сидела за столом с сыном и ещё с двумя детьми, которые делали уроки. Увидев Тельнецкого, она улыбнулась и кивнула головой в знак приветствия. Эмилия, прижав палец к губам, усадила гостя в кресло у входа. Посмотрела на настенные часы и шепнула ему на ухо.

– Урок закончится через четверть часа.