Полководцы Первой Мировой. Русская армия в лицах

Штаб Северо-Западного фронта тех дней. Командующий его войсками генерал М. В. Алексеев в тяжелых раздумьях – перед его глазами катастрофа на юге страны в полосе фронта, штаб которого он возглавлял более семи месяцев с первого дня войны. Похоже, что генерал Иванов ударился крепко в панику, коль уже думает о сдаче Киева и отводе войск за Днепр. Что же в этих условиях сулит завтрашний день Северо-Западному фронту, в который включена часть разбитых на юге войск, среди них особенно тяжко пострадавшая 3-я армия?

Таран Макензена превратился в гигантскую клешню, охватившую центральную Польшу с юга. Вот-вот навстречу ей протянется из Восточной Пруссии вторая. Тогда судьба русских войск между Вислой и Бугом предрешена. Что делать?

«Алексеев, – записывает в дневнике генерал Ф. Ф. Палицын, в недавнем прошлом начальник Генерального штаба, – чувствует и, скажу, видит, насколько положение наше при отсутствии средств к борьбе хрупко, он видит и необходимый в наших условиях исход. Гуляя вечером между хлебами, мы в разговоре часто к нему подходим и скоро от него отходим. Мы как-то боимся своих мыслей… Вопросы эти требуют заблаговременного решения, они сложны, и последствия этого решения чрезвычайно важны. И дело не в Варшаве и Висле, даже не в Польше, а в армии. Противник знает, у нас нет патронов и снарядов, а мы должны знать, что не скоро их получим, а потому, чтобы сохранить России армию, должны ее вывести отсюда… Надежда удержаться нас не оставляет, но пассивное удержание нашего положения само по себе есть одно горе при отсутствии боевого снабжения».

Выбора, по мнению Михаила Васильевича, собственно, не было, – нужно было отводить войска, пока не потеряно время. Контуры катастрофы обозначились достаточно ясно, и она бы разразилась в полном объеме, если бы командование Северо-Западного фронта не сохранило присутствия духа и четкости мышления. В определенной мере помог и противник. Возникшие разногласия между австрийским командующим Макензеном и германским командующим Гинденбургом привели к тому, что вражеское военное руководство распылило силы.

В конце июня – начале июля войска германского блока перешли в наступление на всем стратегическом фронте. Развернулось трехмесячное тяжелое сражение. Объединения Северо-Западного фронта оказывали противнику упорное сопротивление. Штаб фронта, не терявший управление, планомерно руководил отходом. Правда, были и просчеты. Слишком большие надежды возлагались на оборону крепости Новогеоргиевск.

Прискорбной неожиданностью для Алексеева стала также сдача противнику крепости Ковно. В результате командующий войсками фронта не смог осуществить подготовленный контрудар. Он был вынужден оттянуть правое крыло фронта, еще тяжелее складывалась обстановка в полосе южного соседа.

В кровопролитных схватках с врагом русские войска дрались совсем неплохо, нередко – превосходно. Однако мужество и жертвенность не могли компенсировать всевозраставшей нехватки вооружения и боеприпасов. «Трудно на словах передать всю драматичность того положения, в котором оказалась русская армия в кампании 1915 года, – писал участник событий генерал Н. Н. Головин. – Только часть бойцов, находящихся на фронте, была вооружена, а остальные ждали смерти своего товарища, чтобы, в свою очередь, взять в руки винтовку. Высшие штабы изощрялись в изобретениях, подчас очень неудачных, только бы как-нибудь выкрутиться из катастрофы.

Так, в бытность мою генерал-квартирмейстером 9-й армии я помню полученную в августе 1913 года телеграмму штаба Юго-Западного фронта о вооружении части пехотных рот топорами, насаженными на длинные рукоятки. Предполагалось, что эти роты могут быть употребляемы как прикрытие для артиллерии. Фантастичность этого распоряжения, данного из глубокого тыла, была настолько очевидна, что мой командующий, генерал Лечицкий, глубокий знаток солдата, запретил давать дальнейший ход этому распоряжению, считая, что оно лишь подорвет авторитет начальства. Я привожу эту почти анекдотическую попытку ввести «алебардистов» только для того, чтобы охарактеризовать ту атмосферу почти отчаяния, в которой находилась русская армия в кампанию 1915 года».

Потери русских убитыми и ранеными в этот период достигают рекорда – в среднем 235 тысяч человек в месяц против 140 тысяч за всю войну. Великое Отступление обошлось русской армии в 1 миллион 410 тысяч убитых и раненых. Учет, кто погиб, был труден, а зачастую невозможен. Тяжелораненые погибали на оставленных полях сражений или добивались неприятелем. При отступлении части торопливо хоронили своих и «чужих» убитых. Все чаще при отпевании у свежевыкопанных братских могил-рвов звучали скорбные слова священников: «Имена же их ты, господи, веси». Бессчетные солдаты и офицеры гибли только потому, что не были вооружены и обучены, о чем было слишком хорошо известно.

Это вызывало понятную горечь и гнев. Смерть настигала без разбора – нижних чинов и тех, кто мог бы рассчитывать на иную судьбу. Скорбные санитарные поезда развозили по всей России раненых – живое доказательство происходившего на фронте. Назревала, следовательно, обстановка, в которой требовались кардинальные государственные решения. Одним из них стала смена Верховного главнокомандования. Уход великого князя Николая Николаевича с поста Верховного становился неизбежным. Великий князь, кстати, отдавал себе отчет в создавшемся положении. Он считал также, что на смену начальника штаба генерала Н. Н. Янушкевича, которому не удалось ни проявить должной уравновешенности, ни завоевать необходимого влияния в правительственных сферах, должен прийти новый человек. Им он видел генерала Алексеева, в руках которого как командующего войсками Северо-Западного фронта к началу августа сосредоточилось значительное число армий и на долю которого выпала главная задача по выводу их из «польского мешка». Мнение великого князя по этому вопросу полностью разделялось в высших военных кругах. Между тем события развивались.

4 августа «после обычного доклада, – рассказывает в мемуарах военный министр того времени генерал А. А. Поливанов, – государь высказал мне, что намеревается вступить в Верховное командование армиями. На возражение о трудностях, сопряженных с такими намерениями, император Николай II ответил:

– Я много размышлял по сему поводу, и принятое решение является вполне твердым… Вас прошу выехать в Ставку, а также в штаб Северо-Западного фронта, где ознакомиться с мнениями по этому вопросу.

В Ставке от начальника военных сообщений, – продолжает Поливанов, – я узнал, что для переезда в Волковыск, где размещался штаб Северо-Западного фронта, мне удобнее воспользоваться автомобилем, ибо железнодорожный путь ввиду отхода армий занят непрерывно следующими воинскими поездами… В Волковыск прибыли, когда начинало темнеть.

Командующий занимал маленький домик в центре города. Я не видел генерала Алексеева с мая. Озабоченный тяжелым положением своих войск, он был, однако, как всегда, спокоен и сосредоточен. Он выслушал от меня известие о предстоящей ему обязанности обратиться в начальника штаба при Верховном главнокомандующем государе, промолвив, однако, что «придворным быть он не сумеет». По карте он изложил мне современное стратегическое положение… Далее перешли к делам Ставки.

При столь критическом положении нашего фронта, требующем непрерывного к себе внимания, генерал Алексеев признавал перемену высшего командования в данную минуту безусловно вредной…

После ужина у генерала Алексеева я отправился на автомобиле тем же путем на станцию Барановичи. Во вторник 11 августа прибыл в Царское Село. Я был принят в тот же день в 3 часа и изложил подробно мои переговоры с великим князем Николаем Николаевичем и с генералом Алексеевым, получив указания, для ответов на возбужденные ими вопросы. Государь изъявил согласие не торопиться с отъездом в армию и разрешил мне осведомить Совет министров о принятом им решении».

23 августа 1913 года армии и флоту был отдан приказ. В нем после официального текста государя о вступлении на пост Верховного главнокомандующего собственноручно императором Николаем II была сделана приписка: «С твердой верой в милость Божью и с непоколебимой уверенностью в конечной победе будем исполнять наш святой долг защиты Родины до конца и не посрамим земли Русской».

С чинами Ставки.

«Этот значительный по существу акт, – отмечал генерал А. И. Деникин, – не произвел в армии большого впечатления. Генералитет и офицерство отдавало себе ясный отчет в том, что личное участие государя в командовании будет лишь внешнее, и потому всех интересовал более вопрос:

– Кто будет начальником штаба? Назначение генерала Алексеева успокоило офицерство. Фактически, – подчеркивал Антон Иванович, – в командование вооруженными силами России вступил генерал Михаил Васильевич Алексеев… человек, вызвавший в истории различное отношение – и положительное, и отрицательное – к своей военной и политической деятельности, но никогда не давшего повода сомневаться в том, что «крестный путь его озарен кристальной честностью и горячей любовью к Родине – и великой, и растоптанной».

Не всегда достаточно твердый в проведении своих требований, в вопросе о независимости Ставки от сторонних влияний, Алексеев проявил гражданское мужество, которого так не хватало жадно державшимся за власть сановникам».

Поясняя последнюю мысль, генерал Деникин приводит следующий эпизод.

«Однажды, после официального обеда в Могилеве, императрица взяла под руку Алексеева и, гуляя с ним по саду, завела разговор о Распутине. Несколько волнуясь, она горячо убеждала Михаила Васильевича, что он не прав в своих отношениях к Распутину, что «старец – чудный и святой человек», что на него клевещут, что он горячо привязан к их семье, а главное, что его посещение Ставки принесет счастье.

Алексеев сухо ответил, что для него этот вопрос – давно решенный. И что, если Распутин появится в Ставке, он немедленно оставит пост начальника штаба.

– Это ваше окончательное решение?

– Да, несомненно.

Императрица резко оборвала разговор и ушла, не простившись с Алексеевым.

Этот разговор, по словам Михаила Васильевича, повлиял на ухудшение отношения к нему государя. Вопреки установившемуся мнению, отношения эти, по внешним проявлениям не оставлявшие желать ничего лучшего, не носили характера ни интимной близости, ни дружбы, ни даже исключительного доверия… Но в вопросах управления армией, – свидетельствует Деникин, – государь всецело доверялся Алексееву».

Вернемся, однако, к делам на фронте. К исходу сентября 1913 года, то есть месяц спустя после смены военного руководства, тысячатрехсоткилометровый Восточно-Европейский фронт стабилизировался по линии Рига – Двинск – Пинок – Черновицы. Были оставлены Польша, часть Литвы, Галиция. Враг хотя и углубился в пределы России, был истощен. Попытка генерал-фельдмаршала Пауля фон Гинденбурга пробить брешь и вывести в ходе Свенцянского прорыва в тыл русской армии большую массу конницы не привела к успеху. На юге Юго-Западный фронт внезапным ударом разгромил 4-ю австрийскую армию под Луцком.

Обозревая восточный театр военных действий в последние дни уходящей осени 1915 года, командующий германскими войсками с глубоким разочарованием писал: «Русские вырвались из клещей и добились фронтального отхода в желательном для них направлении». Начальник германского генерального штаба генерал от инфантерии Эрих фон Фалькенхайн, оценивая обстановку того времени, мрачно констатировал: «Выполненные операции не достигли вполне своей цели». «В истории этой войны, – подчеркнул лорд Китченер, выступая 15 сентября в английском парламенте, – будет мало столь выдающихся эпизодов, как искусное отступление русских на очень широком фронте во время постоянного бешеного натиска врага, который далеко превосходил не только в числе, но, главным образом, в артиллерии и боеприпасах. В результате мы видим русскую армию еще вполне боеспособной».

Подводя итоги военных действий осенью 1915 года, начальник штаба Верховного главнокомандующего Ставки генерал от инфантерии Алексеев особо подчеркивал мысль о том, что Восточно-Европейский фронт, сковав основные силы германского блока, стал главным фронтом Первой мировой войны: к концу года здесь против России действовало уже 140 дивизий противника, тогда как против ее союзников – 90. «Таким образом, кампания 1915 года не выявила решающего перевеса ни одной из воюющих коалиций», – отмечалось в его докладе правительству.

Тем не менее, военно-политическое положение Германии ухудшилось. Ее стратегический план совместно с Австро-Венгрией вывести из войны Россию полностью провалился. При сравнительно ограниченных экономических и людских ресурсах блоку центральных держав трудно было рассчитывать на успех в последующих военных действиях.

Вторая половина ноября 1915 года. В Ставке под руководством генерала Алексеева завершается разработка проекта плана совместных с союзниками действий на последующую кампанию. В кабинете начальника штаба только что закончилось очередное совещание. На массивных столах разложены различного рода справки, расчеты, предложения генерал-квартирмейстера, начальников родов войск и служб. На стене огромная карта Европы.

Задумавшись, Михаил Васильевич представил себя в роли воздушного наблюдателя, проносящегося над материком. Открывалась весьма необычная картина. Черная извилистая линия широкой дугой охватывала почти весь Европейский континент, упираясь своими концами в северные моря. Начиналась она у северного побережья Франции, подходила к границе Швейцарии, исчезая под горными массивами Швейцарских Альп, вновь появлялась у их южного подножия и, опоясав Аппенинский полуостров по границе Италии с Австро-Венгрией, поворачивалась к берегам Адриатики. Здесь линия перекидывалась на Балканский полуостров, подходя к Черному морю, затем уходя по огромному пространству России к берегам Балтики. Линия эта представляла позиционный фронт Центральных держав и стран Антанты: 500–800 метров «ничейной земли», густая сеть проволочных заграждений по обе ее стороны, позади которых лабиринт окопов, траншей, ходов сообщений, убежищ, блиндажей, бетонированных покрытий – почти сплошная цепь укрепленных позиций. «Да такого еще не было в военной истории», – невольно подумал Михаил Васильевич, словно встрепенувшись от глубокого сна. И снова в голове мысли о плане, теперь под углом зрения анализа положения воюющих сторон.

Страны Центрального блока, затратив огромные усилия, понеся невосполнимые потери, так и не смогли в 1915 году достичь поставленных целей. Правда, германская армия находилась в ста километрах от Парижа. Ею были оккупированы Бельгия, промышленные департаменты Франции.

Ей удалось захватить Сербию, Польшу, часть Литвы, Латвии и Белоруссии. Несколько упрочила свое положение Австро-Венгрия, довольно успешно отбиваясь от итальянских войск.

Вступила в войну Болгария с ее почти 500-тысячной армией. Стабилизировалось положение в Месопотамии и Сирии.

В более выгодном положении, как считал Алексеев, находились страны Антанты. Период затишья на Западном фронте в уходящем году Англия и Франция использовали для наращивания своего военно-экономического потенциала. По имевшимся в штабе Ставки данным, в этих странах было значительно увеличено производство вооружения и боеприпасов. Создавались новые образцы боевой техники.

Изменилось и соотношение сил воюющих сторон: 236 дивизиям блока Центральных держав противостояло 360 дивизий стран Антанты.

Оценивая возможности воюющих сторон, а также обстановку, сложившуюся на театрах военных действий, начальник штаба Верховного главнокомандующего считал, что вероятнее всего руководство Центральных держав основные усилия в кампании 1916 года сосредоточит на Западном фронте против Франции, нанося главный удар в районе Вердена. Дело в том, что успешный прорыв на этом участке создавал угрозу всему северному крылу армий союзников. Не исключал, а предполагал генерал Алексеев и активные действия стран германского блока на Итальянском театре силами австро-венгерских войск, а также проведение частных наступательных операций против русских армий. На основе всего этого, по мнению Михаила Васильевича, следовал главный вывод – для разгрома Германии и ее союзников необходимы согласованные по месту и времени действия вооруженных сил России, Англии и Франции. Эта идея и закладывалась им в основу проекта плана, предлагаемого союзному командованию.

Какая же роль, по мнению генерала Алексеева, отводилась в кампании 1916 года русской армии? Россия, по оценке штаба Верховного главнокомандующего, к весне 1910 года могла достичь некоторых успехов в развертывании военной промышленности, что позволит несколько повысить боевую мощь армии и флота. Однако своими силами вопрос обеспечения вооруженных сил всем необходимым она не решит. Нужна была помощь союзников. Именно поэтому тщательно готовилась к отправке русская военная миссия во главе с адмиралом А. И. Русиным, буквально на днях покинувшая Ставку. Она имела задачу разместить в Англии и Франции крупные военные заказы.

В справке, подписанной генералом Алексеевым, в качестве товаров первой необходимости значились порох, толуол, колючая проволока, трактора, автомобили, мотоциклы. В ней Михаил Васильевич подчеркивал, «что отечественное производство не может дать нам не только орудий, но даже снарядов в достаточном количестве для выполнения хотя бы одной наступательной операции продолжительностью двадцать-двадцать пять суток. Попытка же приобрести в Англии тяжелые орудия, преимущественно шестидюймовых калибров, столь необходимых нам для борьбы с противником, укрывшимся в блиндажах, потерпела полную неудачу».

Военно-экономические проблемы, как и вопросы восстановления боеспособности армии (в сентябре – октябре удалось восполнить лишь 30 процентов понесенных потерь), в значительной степени предопределили замысел Ставки на предстоящую кампанию. В последнем варианте плана, направляемого в Шантильи, где планировалось провести конференцию представителей стран Антанты, предполагалось осуществить одновременное наступление силами русской армии в Галиции, англо-французской – с Салоникского плацдарма и итальянской – из района Изонцо в направлении на Будапешт, что позволило бы, по мнению русского командования, вывести из войны двух участников блока – Болгарию и Австро-Венгрию, ускорить переход на сторону Антанты Греции и Румынии, приступить к постепенному сжиманию фронта вокруг Германии.

Предполагалось также нанести удар на Мосуд силами русской Кавказской армии и английских войск с целью разгрома основных сил турецкой армии, надежного обеспечения Суэца и Индии от диверсий османских войск.

23 ноября (6 декабря) 1915 года состоялось первое заседание межсоюзнической конференции. Россию представлял генерал от кавалерии Яков Григорьевич Жилинский. Под его началом Алексеев служил в 1913 году, когда тот возглавлял войска Варшавского военного округа. С начала мировой войны генерал Жилинский встал во главе войск Северо-Западного фронта, но в начале сентября был смещен с этого поста за неудачное проведение Восточно-Прусской операции. Вскоре он был назначен представителем русского Верховного командования в Союзном совете в Париже.

Ознакомив присутствующих с проектом плана Ставки, генерал Жилинский подчеркнул две основные заложенные в нем мысли. Первая – наступление союзных армий необходимо провести одновременно на Западном и Восточном фронтах.

Суть второй мысли сводилась к тому, что, если одна из союзных армий будет атакована противником, другие армии, даже при неполной их готовности, должны немедленно перейти в наступление, чтобы не допустить ее поражения.

Высказанные положения встретили, по словам Жилинского, «сильнейшие противодействия». Французский представитель генерал Жозеф Жак Сезор Жоффр, главнокомандующий французской армии, заявил, в частности, что подготовка наступления на западноевропейском театре «потребует длительного времени и потому установить единый срок начала операций всех союзных армий невозможно». С ним согласился представитель Италии генерал Порро, добавив, что «армия его страны к весне 1916 года вообще не сможет быть готовой к ведению активных действий».

«Это, пожалуй, и неважно: рассчитывать на Италию, как на деятельный фактор на войне, нельзя, – писал, оценивая выступления союзников, Жилинский Алексееву. – Главное дело в другом, а именно в том, что в самом Жоффре я подметил желание, чтобы будущей весной Россия первая начала наступление, и я боюсь, чтобы он не стал затем выжидать, чтобы он не растянул промежутка между началом наступления нашей и французской армий. Предлогов для оттяжки всегда, как вы понимаете, можно найти много».

Конференция, на итоговом заседании которой присутствовали французский маршал Френч, английские генералы Робертсон и Морре, генерал Жилинский, бельгийский генерал Вилеманс, итальянский генерал Порро, сербский полковник Стефанович, признала необходимым начать подготовку к согласованному наступлению союзных армий на трех главных театрах – французском, русском и итальянском. До начала решающего наступления рекомендовалось «интенсивно проводить истощение сил противника теми союзными державами, которые еще располагают людскими ресурсами». Присутствующие все же договорились и о том, что если одна из союзных армий подвергнется нападению, то остальные окажут ей всестороннюю помощь. Балканский театр признавался второстепенным. Союзный корпус на Галлиполийском полуострове подлежал скорой эвакуации. В Салониках англо-французские войска решено было оставить.