Крест поэта

«Ты зачем, бедовы, бедуешь с нами,

Нет ли нам помилования, человек?»

Я же им отвечу всей душой:

«Хорошо в стране нашей – нет ни грязи, ни сырости.

До того, ребятушки, хорошо!

Дети-то какими крепкими выросли.

Ой и долог путь к человеку, люди,

Но страна вся в зелени – по колени травы.

Будет вам помилование, люди, будет,

Про меня ж, бедового, спойте вы…»

Все сказал, «гулаги, колымаги, певеклаги, сиблаги», все в стихах поэта. «Дети-то какими крепкими выросли» – в позднейших расстрельных подвалах, в тюрьмах, в солдатских могилах Монголии, Китая, Кореи, Польши, Венгрии, Югославии, Чехословакии, Болгарии, Румынии, Германии, под стелами Норвегии, Италии, Финляндии, Испании и т.д., и т.д., и т. д.

Да, «Ой и долог путь к человеку, люди!..». Но не одни МГБ и НКВД окровавлены. Окровавлен и КПК, тогдашний ЦКК, про него еще Владимир Маяковский упоминал:

Явившись в ЦеКаКа
грядущих
светлых лет,
над бандой
поэтических
рвачей и выжег
я подыму,
как большевистский партбилет,
все сто томов
моих партийных
книжек.

Сильно, видать, допекли аппаратные инквизиторы этого мамонта – Владимира Владимировича Маяковского. ЦКК, КПК, ЦКК – а на деле: партийная хунта, хранители и блюстители «образцов принципиальности» участвовали в кровавых преступлениях, в геноциде – над калмыками, чеченцами, татарами, украинцами, мордвою, чувашами, всеми, всеми, кто лежит в безымянных курганах, под номерами и без номеров, кто – мы, русские!..

Комитет партийного контроля, рудзутаки, москатовы, андреевы, эти шкирятовы, эти пельши, не встали, не заслонили ни одного из членов партии «участников подпольного заседания террористов» – святых, русских писателей, патриотов.

А чем они, ленинцы, сталинцы, хрущевцы, брежневцы, андроповцы, черненковцы, горбачевцы, помогли нам, изнывающим под прессом «демократов и прорабов» перестройки, навешивающих на нас ярлыки «антисемитов», «черносотенцев», «шовинистов», «правых консерваторов», «переворотчиков», «экстремистов», чем? Мы – «правые», как «правые» Павел Васильев и те, кого уничтожили «левые», мы – «консерваторы», а палачи – «стахановцы», да?

У Павла Васильева есть строки о наших днях:

– Что вы, ограбить меня хотите! —

Били в ладони,

Спор шелестел

Из-за коровьих розовых титек…

(Что вы, ограбить меня хотите!)

Из-за лошажьих

Рыжих мастей…

И – ограбили. И – расстреляли, сгноили, втоптали в советскую пыль крестьян – Васильевых, рабочих – Васильевых, ученых – Васильевых, втоптали дзержинские, ягоды, урлихты, межинские, ежовы, родзинские, берии, москатовы, вышинские, андреевы, шкирятовы, пельши и тысячи других «несгибаемых ленинцев», отдавших свою жизнь, всю, «капля по капле», партии, стране, обрызганной безвинною кровью тружеников.

Интересно, что бы делали и как бы мы дивились, если бы еврея повели на суд или повели в тюрьму за оскорбление русских? Но… Смешно – правда? Но не смешно – и сегодня нас, русских, одергивать, поучать, как нам себя уважать, как нам себя обустраивать?

Край обилен. Пониже, к пескам Чернолучья,

Столько птиц, что нету под нею песка,

И из каждой волны осетриные жабры да щучьи…

И чем больше ты выловишь – будет все гуще,

И чем больше убьешь – остальная жирней и нежней.

Но – истребили мы обилие. Но – истребили мы нежность. Арал – высох. Иртыш – отравлен. Енисей – погибает. Волга – в болота превращена. И – доброта пускается в ночные грабежи, в изуверство: палачам, облавным уркачам, «молодежь» подражает?

* * *

Более двадцати лет я рвался к «Делу» Павла Васильева, зо-лотоголового богатырского наследника поэзии Сергея Александровича Есенина. Я пытался «проникнуть» к Шелепину, но безрезультатно. И вот – последний порог.

Начальнику Управления

КГБ СССР по Москве и

Московской области

товарищу Прилукову В. М.

Уважаемый Виктор Михайлович!

Видя Вашу доброту и большую государственную работу по восстановлению имен безвинно уничтоженных людей, по возвращению их образов, их дел в нашу жизнь и опираясь на неоднократные замечательные отзывы о Вас, человеке глубоком, А. Г. Михайлова, я взялся за перо: обращаюсь к Вам за поддержкой, за помощью.

Много лет я занимаюсь творчеством выдающегося русского поэта Павла Николаевича Васильева. Это – самый русский, самый блистательный поэт, так трагически погибший – после М. Ю. Лермонтова… Это – высверк могучей натуры великого народа, золотокрылый сокол! Душа моя плачет, когда я смотрю на его фотографию: умный, красивый, как витязь, верный и смелый, как Пересвет, одаренный, как Пушкин. Хочу рассказать о нем, не расплескивая кровь, не поучая, не судя огульно, а скорбя под временем и над судьбою юного богатыря слова. Пусть вместе со мною поскорбят и те, кто дорожит национальным правом – непреходящими качествами гениев отчей земли, дорожит трагической историей, страданиями и надеждами воскресающей России.

Павла Николаевича Васильева арестовали в Москве 6 февраля 1937 г., 15 июля объявили приговор, 16 июля расстреляли. По «Уголовному делу» Васильева расстрелян прозаик Михаил Яковлевич Карпов и старший сын С. А. Есенина Юрий, мальчик еще.

Хочу рассказать и о первом следователе, пытавшемся спасти поэта, но – расстрелянном.

Уважаемый Виктор Михайлович, благородный депутат России, руководитель Управления, в шкафах которого хранятся горькие документы, – разрешите мне ознакомиться с ними спокойно и подробно – для памяти, для пользы на будущее. Мой русский народ не лучше любого другого народа, но он – осиротелый народ… Мы, пока дышим, обязаны возвращать ему сыновей, даже из могил, сыновей, убранных клеветой и предательством, жестокостью и ненавистью.

Желаю Вам в новом году отличного здоровья и дальнейшей плодотворной деятельности!