Легенды старого жилгородка. Художественная литература

Ну а настоящие браконьеры ловили рыбу за городом, в верхнем течении Урала, или «внизу», в многочисленных ериках устья реки. Среди них было немало зверских бракашей-хапуг, губящих природу, думающих только о личной выгоде. К этой категории относились не только простые граждане. Но и чего греха таить, были таковыми и некоторые представители высоких чиновничьих кругов, а также правоохранительных органов: сотрудники рыбохраны, водной инспекции, милиции, прокуратуры, вывозившие на казенных авто икру сотнями килограммов. Время было такое: власть воровала сама и давала эту возможность простым гражданам… Испокон веков, включая советский период, деньги в Гурьеве всегда делались исключительно на рыбе, или «за её счет».

Сегодня ситуация иная: многочисленные кооперативы официально промышляют рыбой в низовьях Урала, практически оставляя город на голодном пайке. От этого жизнь рядового рыбака-любителя, его семьи и детей стала намного сложней. Купить рыбу на рынке – тоже проблема: цены кусаются. Где это было видано, чтобы коренные горожане не могли вдоволь покушать отменной ухи из осетра, побаловаться балычком и икорочкой? И это в одном из богатейших рыбных районов республики! Но это только одна проблема. Пожалуй, самым опасным для всего живого мира Прикаспия является бурение на шельфе моря. Запах нефте-долларов кружит голову не только местным предпринимателям, но и иностранным компаниям. Это привело к заметному уменьшению рыбных запасов в Урало-Каспийском бассейне, занимавшем, с незапамятных времен, одно из ведущих мест в плановой экономике СССР.

По поводу того, что в Гурьеве рыбы было хоть завались, а в Атырау она почти не водится, есть даже анекдот.

«Плывёт как-то косяк рыбы к городу. Из воды выныривает вожак и, подплывая к дремлющим от безрыбья на берегу рыбакам, спрашивает: ««Ребята, какой это город?» – Те важно отвечают: «Мынау бар, Атырау!» – Тогда вожак разворачивает свой косяк обратно в море, и со словами: «Нет, такого города мы не знаем!» – устремляется вспять».

Однако мы несколько отвлеклись, и я продолжаю своё повествование об «уральских зорях».

Сетка-«десятерик» уже готова к постановке, и самые опытные из нас, Лякса и Мишка-Филин, спускают на воду камеру с лотком, на котором аккуратно разложены рыбацкие снасти: сетка, балберы, кольца, балласт. Обычно, Филин в ластах «тащил» камеру, заплывая на положенную глубину, а Алексей, сидя на ней верхом, синхронно сбрасывал в воду снасти.

Жилгородской рыбный базарчик на ул. Пархоменко. 50—60 гг.

Но вот «береговушка» кончается. Мягко опускается в воду ракушеблок – наследство оставшихся здесь стройматериалов, – фиксируя место сетки на дне. Положенные десять сажень длины сетки и полторы сажени «стенки» установлены, и ребята возвращаются на берег. Затем, так же тихо, мы покидаем «козырное» место, расходясь по домам. В пять утра – традиционный сбор на дворовой лавочке…

Шагая друг за другом по знакомой, еле освещённой луной тропинке, мы сначала проходили молчаливый парк. Затем, так же бесшумно, заросли лоха (джиды), джингила и выходили на место.

Начинало светать, но зари ещё не было. Самое время перебрать сеть. В этот раз нам повезло. Мы сняли с сетки небольшого осетра и одну икряную севрюгу. Неплохой задел!

Разделали их тут же, на берегу, в кустах. Головы прикопали в земле для утренней ухи. Икру, тушки и сеть мы с Камошкой аккуратно сложили в мешок и отнесли в наш дворовый «рабочий» сарай.

Между тем, Алексей и Михаил, взяв с собой бредень и бидон для мальков, берегом направились вверх по Уралу, на пляж. Там мы встречались и «бродили» малька вместе, спускаясь вниз по течению метров на сто, то есть обратно до нашего рыбачьего места.

В преддверии зари в заветном бидоне уже плескались мальки, необходимые для постановки удочек под судака. Не спеша, мы насадили мальков на крючки и установили приманок (а то устанавливали и два).

Сначала завезли «перемёты» по двадцать пять крючков каждый. Матушки, как и положено, прятали под водой; так надежнее. Две другие легальные пяти-крючковые удочки устанавливали на «сторожки». Теперь оставалось только ждать. К этому времени на часах было начало восьмого. Красная заря медленно, но уверенно поднималась на бледно-голубом небосклоне, предвещая дневной зной. Прибавилось и рыбаков на берегу, что-то «колдовавших» на своих «рабочих местах».

До первого перебора мы с ребятами направляемся отдохнуть в кусты, часика на полтора-два – развести там костерок, – отогреться, а заодно, и потравить анекдоты.

Когда солнышко уже всерьёз начинало припекать, Алексей шёл проверять «перемёты». «Есть!» – коротко чеканил он знакомую фразу. Сначала перебрали пяти-крючковые удочки. С обеих удочек сняли семь судаков; тут же на берегу их прикопали. Насадив «свежих» мальков, вновь завезли удочки.

Прежде чем перебрать «перемёты», мы с Ловриком побродили малька вокруг приманка. Есть малёха. Теперь можно приниматься и за «перемёты». С них мы сняли ещё пятнадцать судаков; всю рыбу закопали на берегу. Больше «перемёты» мы не ставили, потому что с рассветом, как известно, малёк пропадал, да и было уже небезопасно ловить рыбу запрещенными орудиями. Начинался день.

После девяти часов солнце начало припекать всё жарче и жарче. Нашлись желающие искупаться, позагорать. Всё больше камер с рыбаками потянулось на завоз.

Лякса прилёг в кустах и, глядя высоко в лазурное небо, затянул свою любимую песню «Черный ворон, что ж ты вьешься над моею головой…». Он всегда её пел, когда хотел о чем-то подумать…

– А не пора ли нам, пацаны, уху сварганить? А то в кишках заурчало, – сказал Ловрик, раздувая остывший костер.

– Точно. Подкрепиться не мешает, – поддержал его Лякса. – Перебирать все-равно раньше полудня не будем, – и он направился откапывать и мыть рыбьи головы.

Мы с Камошкой принесли побольше сушняка, а тем временем, Филин зашёл по пояс в реку и набрал три четверти ведра воды.

Вместе почистили картошку, нарезали лук, приготовили рис, перец для остроты, соль и хлеб.

Всё ярче разгорается костёр, над которым подвешено почерневшее от копоти рыбацкое ведро. Лаская слух, побулькивает жирная душистая уха, обещая плотный завтрак на берегу родной реки…

Дары Урала…

Прихлёбывая ушицу, мы были не прочь вспомнить рыбацкие байки. Кто-то начал:

– Собрались как-то казаки-рыбаки делить пойманную рыбу.

– Как делить-то будем? – спрашивают мужики.

– Да запросто, – отвечает один казачок-«хитрован».

– Ванюша, подь сюды, – кличет он сваво десятилетнего сынишку.

– Чё, папань? – отвечает пронырливый мальчуган, прищурив один глаз, и уже смекая, о чём спросит отец.

– Вертайся, сынок. На чью кучку с рыбой укажу, так ты и ответствуй, кому она достанется. Сообразил?

– Ага, папань! – подмигивает отцу казачок.

– А ну, скажи-ка нам, Ванюша, кому достанется кучка с большим судаком?

– Нам, папаня! – отвечает малец и, стремглав убегает прочь под восторженные возгласы рыбаков.

А вот другая история:

«Насаживал как-то рыбак червей на крючки, а банку с червями поставил позади себя, то бишь к мягкому месту. Насадил одного червя и потянулся за другим. Пошарил рукой, но, кроме пустой банки, ничего там не нашёл. Как правило, во время подлёдного лова на воблу, рыбаки располагаются друг за другом, то есть по ходу косяка. Вот и здесь, сидящий позади рыбак, ради шутки спрятал банку с червями.

– Кум, ты случаем не видал, куда мои черви подевались? – оборачиваясь к соседу, говорит незадачливый рыбак.

– Как не видел? Видел. Ты куда их положил?

– Да вот, в банке лежали, под задницей, а теперь нету.

– Под жопой, что ли? Ну и что же ты тогда спрашиваешь? Они обратно в неё и залезли».

Да, хороша ушица! Кто-то, наевшись, отвалился подремать. Кто-то, глядя на небо, о чём-то задумался. Сколько нам было в ту пору? Наверное, лет по пятнадцать-шестнадцать… И у каждого впереди была целая жизнь, своя судьба. Но мы тогда не думали о таких сложных материях. Мы жили той жизнью, которая у нас была, и были счастливы.

– Что-то инспекторов не видать, – сказал Ловрик. – Скучно даже. Видать, жара уморила… Ну и хрен с ними!

– Да не жара уморила, а затарились, видно, да водку жрут, где-нибудь на баркадере, – ответил ему Филин.

– Может, по берегу прогуляемся? Встретим знакомых, узнаем, что да как? Да и уловом поделимся с теми, кто сегодня в пролёте, а? – раздался глухой голос Ляксы.

На рыбалке ведь всё бывает, и удача может отвернуться даже от самого заядлого рыбака. Поэтому негласный закон: на рыбалке все братья, и что надо помогать друг другу – работал в то время исправно. Действует ли он сейчас? Вряд ли.

К полудню, когда солнце находится в зените, многие рыбаки спешат к обеду, чтобы после отдыха вернуться на вечернюю зорьку и вновь посидеть с удочкой у заветного берега.

Настает время и нашего последнего перебора. С десяти «законных» крючков снимаем ещё шесть судаков. Испачканную илом рыбу отмываем в реке, складываем аккуратно в мешок, – и айда по домам.

Дележка судаков во дворе, возле сараев. Как и положено – по обычаю предков – один из нас отворачивается и называет одну из равноценных куч, предназначенную кому-то из нас. Тушки красной рыбы делим «на глаз», икру – при помощи безмена. Затем, попрощавшись до вечера, мы, усталые и счастливые расходимся по домам. Пойдём ли завтра на рыбалку? Решим вечером – либо на нашей лавочке, либо на танцах. Хотя вряд ли пойдём завтра; необходимо проверить и подсушить снасти, кое-что заштопать. Возможно, придётся навязать новые петли, насадить их на банку… Словом, работы хватит. Да и сегодняшний хороший улов даёт нам право на отдых. Но долго отдыхать не придётся. Ноги сами вынесут нас на илистый берег Урала – «золотого донышка» – главной житницы города, которая исправно кормила гурьевчан долгие-долгие годы. Всю жизнь.

    2003