быть, это твой шанс. Единственный шанс в твоей жизни,
и нельзя его упускать.
Катя обняла отца, поцеловала в сморщенную щеку:
– Спасибо, пап, ты у меня настоящий друг.
Через несколько дней Катя получила загранпаспорт
с визой в Италию.
– А билет я принесу в аэропорт в день отлета, – ши-
роко улыбнулся уже знакомый Кате парень.
– Ну, хорошо, в аэропорту, так в аэропорту, – сказа-
ла Катя, – только смотри, не опоздай.
Перед самым отъездом пришел Геннадий. Он нереши-
тельно топтался у порога.
– Проходи, – сухо сказала Катя.
Он подскочил к ней, пытаясь обнять за талию.
– Катюш, ты что, уезжаешь? Я звонил на работу, мне
сказали, что ты уволилась. Что это ты надумала? – он
заглядывал ей в глаза и продолжал: – Куда ты уезжа-
ешь, а как же я?
Катя холодно посмотрела на него и отстранила его
руку.
«Нет бы встать на колени, осыпать ее цветами, попро-
сить прощения, – думала она с досадой, – а он только о
себе беспокоится. Как он, а как я? Он обо мне подумал,
как я могу пережить его измену, да еще с ближайшей
подругой?»
– А что ты? Ты нашел мне замену. Вот и иди к ней и
оставь меня в покое.
– Катя, ну прости меня. Я виноват. Я люблю только
тебя. Ну, пьяный был дурак. Я не знаю, как это все слу-
чилось. Мы с Танькой встретились на остановке случай-
но. Она предложила зайти в кафе, потом потащила к се-
бе домой, напоила, – мямлил он.
– Как она тебя потащила? Ты что, тряпка какая, что
тебя можно потащить? – перебила его Катя. – И вообще,
не надо мне ничего объяснять. Ты хотел пойти к ней, по-
этому и пошел. Ну и пожайлуста, ну и продолжай! – Она
резко развернулась и вышла из прихожей в комнату.
Ей было неприятно смотреть на его дрожащие губы
и вспотевшее лицо. И сама себе удивилась: ей совсем не
жаль, что они расстались с Геннадием.
«По-моему, я его совсем не любила, – подумала
она. – Как я раньше этого не понимала? И мне совсем
его не жалко, и мало того – он даже противен мне».
Геннадий, потоптавшись у двери и вытерев пот сли-
ца, медленно вышел. Он понял по Катиным глазам, что
возврата нет. Сгорбившись, он вышел на улицу, где вов-
сю бушевала весна, но он не видел яркого солнца и не
слышал восторженного птичьего гомона. Серая пелена
закрыла глаза, и в груди что-то больно ныло.
– Пап, а ты знаешь, я ведь не люблю Гену, я только