Субстанция времени

Субстанция времени
Валентина Ива

Какие бы великие или маленькие дела не планировал в своей жизни человек, какие бы свершения ни осуществлял под действием желаний или долгов, в конечном итоге он рано или поздно обнаруживает как легко и просто корректирует ВСЁ неумолимое ВРЕМЯ. Оно, как одно из основных понятий философии и физики, является мерой длительности существования всего живого на земле и неживого тоже. Его необратимое течение, только в одном направлении, из прошлого, через настоящее в будущее, бывает таким медленным, когда ты в ожидании каких-то событий, или наоборот стремительно текущим, когда твой день спрессован делами и каждая секунда на счету. Трудно представить течение времени вечным, как и трудно вообразить бесконечность вселенной. В ткани этого волшебства и живёт человек, смотрит, слушает, мыслит, творит. Мои маленькие рассказы это выхваченные из потока времени сюжеты. Они гласят: «Остановись, мгновение, ты такое разное: и прекрасное и ужасное!». Все рассказы вымышленные. Все совпадения случайны.

Эта книга продолжает серию книг автора, созданных для ценителей жизни, людей, обладающих чувством юмора. Автор в отдельных коротких рассказах или новеллах делится своим восприятием жизни. В книге драматические события сочетаются с неожиданными смешными случаями, наблюдавшимися автором или услышанными им от друзей и знакомых.

Валентина Ива

Субстанция времени

А что, собственно, произошло?

Правое веко дергается уже третий день. В молодости никогда не случалось таких неприятностей. В зрелые годы, если только сильно понервничаешь, а сейчас, после шестидесяти, только чуть поволнуешься, – тут же этот тик противный выныривает, как чёрт из табакерки, и никакая валерьянка не помогает.

Елизавета Павловна стояла у окна дачного дома своей племянницы Катюши в комнатке, которая называлась «Лизочкина» и думала, как же неверно она поступила, согласившись поехать в гости, на дачу. Катенька настояла, чтобы Лиза поехала и подышала свежим осенним воздухом, полюбовалась желтым листопадом и буйно цветущими астрами. Она только что приехала из Милана, где была на конференции и соскучилась, настаивала на совместной поездке поближе к природе, щебетала как весенний соловей, возвратившийся в родные места из чужбины, в то время как за окном желтела осень. Когда Катюша сообщила, что муж Даниил занят, и выходные проведет в Москве, и с ними не поедет на дачу, Елизавета Павловна решила, что это судьба так распоряжается. Чему быть, того не миновать, и она решила ехать. Вот, теперь стоит у окна и мятущаяся её душа не может успокоиться и угнездиться в её немолодом теле, в котором всё меньше и меньше места для спокойствия и гармонии. Целый день она не находила себе места. Всё думала: что делать? Говорить или нет? Но к вечеру неожиданно подъехал Даниил на своей машине, и Елизавета Павловна совсем растерялась. Ей показалось, что он смотрит прямо в её душу и видит её насквозь. Как-то холодно поздоровался. Раньше всегда целовал в щеку, а сегодня не стал. Зачем она согласилась приехать, тем более что давно уже любила ночевать только у себя дома в собственной кровати, а везде в других местах было мучительно и неудобно. Среди ночи она не спала, читала, часто вставала и бессмысленно сидела на кровати, унимая трепыхающееся сердце. Ей не хотелось никого беспокоить. Катюша уже пять раз спросила: «Что с тобой, Лизочка моя? Ты плохо себя чувствуешь?», а тут Даниил ходит и молчит. Она робко наблюдала за ними. Вроде всё как обычно: никаких ссор, никакого раздражения, всё очень мило. Вот, мерзавец, как закамуфлировался, прямо заслуженный артист, нет: ведет себя как народный, не подкопаешься.

«Катюшка, что тебе подать, моя радость, хочешь еще чаю, моя сладость? Какой блудливый кот! Вы только посмотрите!» – Елизавета Павловна придерживала дергающийся глаз уже двумя руками.

После чаепития разошлись по комнатам, пожелали спокойной ночи. Вот теперь Лиза стоит у окна спальни на втором этаже. Сна нет ни в одном глазу. На улице стемнело, но перед её окном горит фонарь и освещает крошечные, редкие снежинки, которые бессмысленно кружатся и перерастают, то в снег, то в дождь.

Два дня назад, когда они с подругой Машей слушали в Москонцерте стихи поэтов Серебряного века, Анны Ахматовой, Константина Бальмонта и Андрея Белого, оформленные современной бардовской гитарой, она и подумать не могла, что через какие-то пару часов её нервная система претерпит цунами, в переносном смысле, конечно. После литературного вечера они вышли в шум вечерней Москвы и решили прогуляться по Никольской улице до метро. Спустились в туннель на Площадь Революции и тут их пути разошлись: Маше нужно было ехать в сторону Измайлово, а Лизе – в противоположную, в сторону Кунцево.

– Смотри, кино снимают! – воскликнула Маша, – ну, пока, целую!

Они распрощались. Маша сразу вошла в поезд и уехала, а Лиза уронила перчатку. Пока она её поднимала, мимо прошёл Даниил, крепко обнимая за плечи молодую пухлую женщину с распущенными русыми волосами. Елизавета Павловна хотела его окликнуть, но они быстро прошли вперед. Остановились около бронзового пограничника с собакой, нос которой желающие обрести удачу в сдаче экзаменов и зачётов, или счастье, кому не хватает, отполировали до яркого блеска. Они были заняты друг другом, о чём-то страстно говорили и вдруг стали чувственно целоваться, как школьники, не обращая ни на кого никакого внимания. Рядом с лестницей трое мужчин с видеокамерами снимали толпу людей, снующих по станции и по переходу, торопящихся по своим делам. Лиза так растерялась, что застыла, как соляной столб. Задетая потоком людей, она уронила не только обе перчатки, но и сумочку, которую ей подал какой-то мужчина:

– Нехорошо так пристально смотреть на чужое счастье, – проговорил он мимоходом.

Лиза не знала, куда деваться, ей казалось, что сейчас Даниил обернётся, и она попадется, как нашкодившая школьница. Елизавета Павловна забежала за угол и опустилась на скамью. Они появились на перроне и направились прямо к ней. Тогда она вскочила и спряталась за бронзового солдата с отполированным ружьём, крепко ухватившись за его ботинок. Один мужчина с видеокамерой вышел на перрон, а второй продолжал съёмку посередине двигающейся массы народа. Ей хотелось сию минуту уехать, но она не могла ступить и шагу. Кровь пульсировала в висках, стало жарко, как в сауне, по спине потекли струйки пота, из-под шляпки капельки сползли прямо по щекам.

– Вам плохо? – спросила женщина.

– Нет, нет! Всё хорошо! – и Лиза перекочевала к революционному бронзовому матросу с наганом. Она тихонько высунулась, как из окопа, и увидела плотную спину русоволосой, которую нежно и неутомимо поглаживал Даниил. Сосуды головы запульсировали как тридцатидвушное фуэте и жар разлился по всему телу.

«Ну, вот, как это неприятно! Как неожиданно! И, главное, казалось, что такого не может быть никогда. Катюша завтра приезжает из-за границы, а тут такой сюрприз!» – Лиза думала отрывисто, эмоционально и неспособна была спокойно ни о чём рассуждать, а только плакать. Плакать в метро было неудобно, но слёзы сами подкатывали и стекали по щекам. Ей показалось, что, когда она шагнула к раскрывающимся дверям вагона поезда, Даниил посмотрел на неё из-за плеча русоволосой. Она судорожно нырнула за бронзовую скульптуру петуха с отполированными перьями и промокнула потный лоб.

«Не я целуюсь в метро, но почему-то мне так волнительно и плохо!!!», – подумала она.

Елизавета Павловна задернула штору, откинула одеяло и села на постель. В дверь постучали.

– Лиза, к тебе можно? А почему ты не ложишься? – с тревогой шепотом спросила Катя.

– Всё хорошо, – так же шепотом ответила Елизавета Павловна, – что-то сна нет. Сейчас накапаю себе капелек двадцать пять, и всё станет на место.

– Не нравишься ты что-то мне сегодня. Какая-то тревожная, что случилось?

– Ну, абсолютно ничего! Иди спать.

– Смотри у меня! Спокойной ночи! – Катя поцеловала тётку в щеку и закрыла дверь.

Ранним утром Елизавета Павловна услышала шум мотора, оторвала от подушки тяжелую голову. За окном мигнули огоньки похожие на машину Даниила.

«Ну, вот уехал! Сейчас пойду и всё расскажу Кате» – подумала она и тихонько выглянула в коридор. В доме тихо, как будто никого нет. Лиза в халате до пят медленно спустилась на первый этаж. Дверь на кухню прикрыта, но слышно, как шумит электрический чайник. Елизавета Павловна открыла дверь, и лоб в лоб столкнулась с Даниилом.

– А, попалась! – шутливый голос был совершенно некстати.

– Ну, раз мы с тобой в такую рань поцеловались лбами, я хочу тебя спросить, дорогой мой! – строго произнесла Елизавета Павловна и, выпрямив спину, подняв до небес подбородок, перешла на шепот: – Я очень люблю Катюшу и не позволю морочить ей голову!

– Я тоже люблю Катю, – растерянно произнёс Даниил, – что вы имеете в виду под этими словами?

– Я уже три дня мучаюсь, почти не сплю, у меня дёргается глаз и вообще – нервы ни к чёрту! Видит Бог, я не хотела сюда ехать, но Катя меня уговорила… Я могу и дальше молчать! Но я не могу молчать! Я видела, Даниил, как ты целовался в метро с какой-то женщиной!!!

– Кто целовался в метро? – спросила зевающая во весь рот Катя, открывая кухонные двери.

* * *

Весь этот длинный по причине раннего подъёма день Даниил похохатывал, прижимая Катю к себе со словами:

– Хочу целоваться в метрооо!!!

Или, встречая Елизавету Павловну в доме или в саду, вскрикивал:

– Леди Марпл, заходите. Мы купим Вам новые хорошие очки!!! Или лучше восьмикратный бинокль!!!

– Я не могла обознаться! Это был ты, Даниил, и прическа такая же и рост…

– И вес, – добавлял Даниил.

Оказывается, все эти три дня Катюша пребывала в Милане вместе с мужем. А в метро целовался кто-то другой.

– Слава Богу, что всё обошлось, – думала Елизавета Павловна, – глаз перестал дёргаться. Ну, и дура же я старая! Сколько нервов себе истрепала! А если и целовались, то что? Пусть все целуются на здоровье! Подумаешь, проступок! Лучше целоваться где попало, чем стрелять и убивать! Это я к чему? – Всякая дурь лезет в голову! Катюша, а почему ты мне не сказала, что Даня с тобой едет?

– Случайно получилось, дорогая моя! В следующий раз, если он будет где-нибудь целоваться, ты так не волнуйся! Хорошо?

– Гнусная девчонка, ты не представляешь, что я пережила!!!

А что, собственно, произошло?

Белочка

Водитель автобуса распахнул дверь, и морозный воздух ворвался в запотевший, жарко натопленный салон. Деревья густой шеренгой разбегались в разные стороны от остановки-стекляшки. Наглая жирная белка перепрыгивала туда-сюда с ветки на ствол осины прямо передо мной. Вот вам, пожалуйста, от остановки автобуса до Площади Революции столицы нашей Родины Москвы 20 минут езды, а тут природа в виде пушистохвостых зверьков чуть ли не в салон автобуса запрыгивает.

– Смотри, белочка! – мать попыталась привлечь внимание шестилетнего сынишки, уткнувшегося в смартфон. Её умиленный взгляд следил за прыгающим бесстрашным зверьком, сюсюкающий голос приторно звучал в тишине пустынной остановки автобуса. Недовольный ребенок краем глаза мазнул по деревьям и проворчал:

– Что я, белок не видал?

Действительно, в смартфоне столько всего интересного, такое многообразие вымышленных персонажей, фантастических уродцев, космических пришельцев, что какая-то обыкновенная белка в серой шубке с полулирообразным хвостом абсолютно не способна была завоевать внимание современного ребенка. Мальчик казался старше своей матери по мировосприятию. Его скептицизм просквозил во взгляде, и стало понятно, кто кого воспитывает…

Почему же умиление матери при виде белки не вызвало во мне отклика? Сумерки раннего утра, как поздний неугомонный вечер, одинаково подействовали на меня: