Литературные вечера. 7-11 классы

Я кивнула головой. Она не сводила глаз с „гвоздика“, пока я курила, и сама протянула руку, увидев, что „гвоздик“ выкурен до половины. Ей хватило на две затяжки.

Потом мы встали, обе взялись за веревку ее санок и перетащили гроб через бугорок, на котором он остановился. Она молча кивнула мне. Я – ей. И опять, от столба к столбу, пошла к отцу».

Второй ведущий:

В 1970 г., на вечере в честь шестидесятилетия поэтессы, одна из сотрудниц Радиокомитета рассказала, что в суровые, голодные дни Ольга Федоровна подарила ей луковицу: «Возьми, тебе нужней, у тебя дети». По тем временам это был просто царский подарок. «И вот сегодня, – сказала женщина, – я хочу с благодарностью вернуть старый долг». Тут выбежала внучка выступавшей – она несла корзину, но не с цветами, а с большими разросшимися луковицами с длинными зелеными стрелками.

Первый ведущий:

Берггольц не только выступала по радио, часто вместе с родной бригадой она выбиралась на ленинградский фронт, который проходил совсем рядом с городом, читала свои стихи бойцам, защищавшим Ленинград.

Пятый чтец(стихотворение «Третья зона, дачный полустанок…»):

<…>
…Здесь шумел когда-то детский лагерь
На веселых ситцевых полях…
Всю в ромашках, в пионерских флагах,
Как тебя любила я, земля!

Это фронт сегодня. Сотня метров
До того, кто смерть готовит мне.
Но сегодня тихо. Даже ветра
Нет совсем. Легко звучать струне.
<…>
Знаю, смерти нет: не подкрадется,
Не задушит медленно она, —
Просто жизнь сверкнет и оборвется,
Точно песней полная струна.

…Как сегодня тихо здесь, на фронте.
Вот среди развалин, над трубой,
Узкий месяц встал на горизонте,
Деревенский месяц молодой.

И звенит, звенит струна в тумане,
О великой радости моля…
Всю в крови, в тяжелых, ржавых ранах,
Я люблю, люблю тебя, земля!

Второй ведущий:

Когда писала эти стихи, медленно, но неотвратимо умирал ее муж – Н. Молчанов. Тяжелобольной, обессилевший от невзгод и недоедания, он таял на глазах. Руководство радиокомитета решило помочь О. Берггольц с мужем эвакуироваться на Большую землю. Назначались сроки. Но каждый раз то что-то срывалось: то возникала необходимость в ее стихах, в участии в передачах, и она откладывала отъезд. 29 января 1942 г. Н. Молчанов умер.

Шестой чтец(стихотворение «Был день как день»):

Был день как день.

Ко мне пришла подруга,
Не плача, рассказала, что вчера
Единственного схоронила друга,
И мы молчали с нею до утра.
Какие ж я могла найти слова,
Я тоже – ленинградская вдова.
<…>

Первый ведущий(фоном звучит Седьмая симфония Д. Шостаковича):

С июля 1941 г. в осажденном городе писал свою Седьмую симфонию композитор Д. Шостакович. Он посвятил ее Ленинграду.

Ольга Берггольц: «Первые звуки седьмой симфонии чисты и образны. Их слушаешь жадно и удивленно – так вот как мы когда-то жили, до войны, как мы счастливы-то были, как свободны, сколько простора и тишины было вокруг. Эту музыку хочется слушать без конца. Но внезапно и очень тихо раздается сухое потрескивание, сухая дробь барабанов. Начинают перекликаться инструменты оркестра. Война. Барабаны уже гремят так неистово, что трудно дышать. От них никуда не деться. Это враг на подступах к Ленинграду. Он грозит гибелью. Товарищи, это о нас, это о сентябрьских днях Ленинграда. Это наша великая бесслезная скорбь о наших родных и близких – защитниках Ленинграда<…>. В 4-й части тема войны переходит в тему грядущей победы, и немыслимой силы достигает торжественное, грозное ликование музыки. Товарищи, мы обязательно победим. Мы готовы на все испытания, которые еще ожидают нас, готовы во имя торжества жизни. Об этом свидетельствует Ленинградская симфония, созданная в нашем осажденном, голодающем, лишенном света и тепла, сражающемся городе».

Второй ведущий:

18 января 1943 г. ленинградская блокада была прорвана. Люди услышали, наконец, по радио: «Ленинградцы! Милые друзья! Товарищи по оружию и всем тяготам фронтовой жизни! Блокада прорвана. Поздравляем вас, дорогие! Это еще не окончательная победа, но радостное ее предвестие. Мы соединились со всей страной. Мы вздохнем теперь полной грудью и, как никогда, уверены, что недалека теперь окончательная победа над фашизмом».

Звучит запись голоса О. Берггольц (стихотворение):

Что может враг? Разрушить и убить. И только-то?
А я могу любить…
А мне не счесть души моей богатства.
А я затем хочу и буду жить,
Чтоб всю ее, как дань людскому братству,
На жертвенник всемирный положить.
Грозишь? Грози. Свисти со всех сторон.
Мы победили. Ты приговорен.
Обстрел затих. Зарею полон город,
Сменяются усталые дозоры,
На улицах пустынно и светло,
Сметают в кучи дворники стекло,
И неустанным эхом повторен
Щемящий, тонкий, шаркающий звон,
И радуги бегут по тротуарам
В стеклянных брызгах.
В городе весна,
Разбитым камнем пахнет и пожаром,
В гранитный берег плещется волна,
Как сотни лет плескалась.
Тишина.

Первый ведущий:

Розы растут на братских могилах Пискаревского кладбища. Огромны они, братские могилы. И много их. Полмиллиона ленинградцев покоится здесь! Бесконечны гранитные плиты с высеченными датами: «1941», «1942». Идут на кладбище поклониться праху героев люди… Здесь старые ленинградцы, пережившие блокаду… Молодежь, пионеры, иностранные гости. Горит вечный огонь.

Звучит запись голоса О. Берггольц: «Когда Ленинградский Совет депутатов трудящихся предложил мне сделать надпись на Пискаревском кладбище, надпись, которая должна быть высечена на гранитной стене, не скрою, что вначале это предложение испугало меня. Но архитектор Левинсон сказал мне как-то: „Поедемте на кладбище“. Был ненастный, осенний ленинградский день, когда мы пробрались на окраину Ленинграда. Мы шли среди еще абсолютно неоформленных курганов, а не могил. Но уже за ними была огромная гранитная стена, и там стояла женщина с дубовым венком в руках. Невыносимое чувство печали, скорби, полного отчуждения настигло меня в ту минуту, когда я шла по этим мосткам, по этой страшной земле, мимо этих огромных холмов-могил, к этой еще слепой и безгласной стене. Нет, я вовсе не думала, что именно я должна дать этой стене голос. Но ведь кто-то должен был дать ей это – слова и голос. И, кроме того, была такая ненастная ленинградская осень, и казалось мне, что времени уже не оставалось. Я поглядела вокруг, на эти страшнейшие и героические могилы, и вдруг подумала, что нельзя сказать проще и определенней, чем:

Здесь лежат ленинградцы,
Здесь горожане – мужчины, женщины, дети.
Рядом с ними солдаты-красноармейцы…